За несколько лет советской власти народ в своих тайниках создал уже массу антисоветского литературного юмора в рассказах, стихах, анекдотах и частушках, которые, быстро передаваясь из уст в уста в самые глухие уголки необъятной России, делали свое дело, парируя советскую лживую пропагандную литературу. В начале советской революции цыгане, будучи еще вольными, останавливались таборами около сел и деревень и, танцуя и играя на скрипках, пели частушки, которые я запомнил и частично процитирую здесь.

Анекдоты.

На базаре торговец, продавая самоварные трубы, кричит: «И рабочему труба, и крестьянину труба, у коммунистов не дура губа».

У мужика завелись м…шки. Он спрашивает соседа, как избавиться от них. Тот советует: «Ты, брат, поезжай к Калинину. Он старый б…дун, он тебя научит, как от них избавиться». Мужик поехал в Москву. Дождавшись приема у Всесоюзного Старосты, он вошел к нему в кабинет. Калинин ласково предложил ему сесть и спросил, какая у него просьба. Мужик отвечает: «Михаил Иванович, у меня завелись м…шки, от которых никак не могу избавиться». - «Да, браток, дело незавидное, но я помогу тебе от этой нечисти избавиться. Сделай вот что. Приехав домой, уединись, сними штаны, напиши на х… „Колхоз“. Они все разбегутся».

К Сталину на осле приезжает Иисус Христос. Сталин его радостно принимает, начинает с ним беседовать, но Иисус говорит: «Извините, Иосиф Виссарионович, у ворот Кремля стоит мой осел, и я должен прежде всего его покормить, он очень голоден». - «Напрасно беспокоишься, Христе, у меня двести миллионов голодных ослов, о которых я не беспокоюсь, потерпят. Так же и твой единственный осел может потерпеть».

В какой-то советской книжечке я однажды прочел, что за триста лет режима Романовых против него была создана масса анекдотов. Но против советской власти за тридцать лет было создано в сто раз больше, хотя за рассказывание их были арестованы, сосланы в концлагеря и замучены сотни тысяч людей в России. Когда-нибудь эти анекдоты будут собраны в особую книгу. В мой роман их вместить невозможно, и это не отвечает моей цели.

Весь день после того, как все раскулаченные были собраны в один дом, коммунисты, активисты и комсомольцы, разбившись на три группы, в каждую из которых были вкраплены люди из коммуны - надзиратели, ходили по деревне. Часов в 12 ночи, когда мы целый день в страхе и тревоге готовились к верной гибели, к нам постучали. Скрипя сапогами в морозном коридоре и не дожидаясь, грубо открыв дверь, вошли человек шесть, во главе которых с папкой в руках был коммунист из нашей деревни по кличке Банька Мороз. Не снимая шапки, Мороз провозгласил: «Именем Каменского сельсовета мы уполномочены произвести у вас опись имущества».

Первой в список попала мебель, затем открывались каждый сундук и ящик, в котором все пересчитывалось и записывалось. Из комнат пошли в чулан, где хранились мучные и молочные продукты, но там записывать было уже почти нечего. Из чулана вошли в кладовую, которая раньше служила хранилищем сбруи и других хозяйственных предметов, а теперь уже была пуста, но все равно каждый ремень и кусок порванной кожи, старые весы и гири заносились в описной лист. Переписав все содержимое кладовой, полезли в погреба, где были засолены овощи и засыпана картошка. На просьбу матери пожалеть и уж не так точно записывать в книгу Банька Мороз со злой улыбкой ответил: «Вам это, тетка Окся, не будет нужно. Вас поставят на государственное питание». За погребами заглядывали в пустые хлевы, сараи и конюшню, в которой была одна корова. Ею и завершился акт описи Борисова Георгия Петровича, всю жизнь работавшего то батраком, то в своем хозяйстве до пота лица.

От вспотевших спин крестьян гнили рубахи, покрывавшие их тела. С темна и до темна днями, а иногда и ночами, работали честные земледельцы, кормильцы матушки Руси, ее защитники и хранители, создавшие ей мировую гордость, силу и славу. Вот чем им отплатила власть лентяев и преступников, отбирая у них, как у пчел мед, все до последней капли и обрекая их на верную гибель.

Георгий Адамович о Петрограде меж двух революций