Хитро хихикнув, я зарядил чистый листок в машинку, напечатал приведенное выше предуведомление и, оставив место для заголовка, начал: «Такого-то числа на проспекте Мориса Тореза, что в Петербурге, грохнули парочку… "

Задуматься — а не много ли случайных совпадений для одной фразы, мне так и не Удалось. Сперва непонятный голос забубнил:

— Дима, я знаю, ты дома, сними трубку, я знаю, ты дома…

Пока я безуспешно пытался идентифицировать звонившего, уже пошли короткие гуд. ки, а затем сразу же:

— Привет, это Алена, я в городе, позвоню поз…

Но я уже стартовал и, ловко перепрыгнув через так и не убранный с ковра осколок люстры, в падении схватил трубку.

— Аленушка, привет! Сколько зим?!

— Мне — двадцать две…

Милую сумасбродку Аленушку (иначе — Алешку) я очень любил. Особенно тогда, когда она приезжала в свой родной город на Неве погостить у мамы, отдохнуть от московских занятий. В первопрестольной этот грудастый чертенок обучался не больше не меньше, как на великую киноактрису, и на мои неоднократные уверения, что в плане актерского мастерства куда больше можно почерпнуть у какого-нибудь умного бандюги на допросе, чем у озабоченного преподавателя ех cathedra[3], Алешка всегда возражала в том смысле, что хоть бандит и вполне может быть артистичней ее профессоров, но дать диплом и приткнуть на съемки способен едва ли. Чтоб не оставлять за ней последнего слова, я постоянно прогнозировал, что-де вскоре большинство фильмов будет сниматься именно на бандитские деньги, а значит…

За то время, что мы не виделись, Алешка стала ближе к диплому еще на полгода.

— Я тут сейчас у мамы, мы с ней минут десять пообщаемся, а потом, слушай, можно я к тебе заеду?

Просьба показалась мне немного странной. Обыкновенно, когда Алешка прозвани-валась мне из Петербурга, мне приходилось срочно отпрашиваться у жены или подруги, и мы шли по дансингам да развлекаловкам — прожигать ее молодую жизнь и мои деньги.

— Давай, конечно! Тут, правда, друзья мне звонили — Батюшка, Гаррик, Княже, они с дамами в «Штирс» собрались, приглашали.

— Ой-ой! Нет! Знаешь, у нас и в Москве одни развлечения что-то в последнее время, так что здесь лучше и не начинать, а то мы с тобой так разойдемся. Я вообще в последнее время стала неуправляемая какая-то: если пить, так до забвенья, танцевать — так до паденья!

— Это значит, ты просто поэт. И как поэт хочешь во всем дойти до самой сути, до предела то бишь… Давай, приезжай!

— Спасибо! Я так рада! Наконец-то мы спокойно поболтаем!

Поболтать не получилось. И спокойное время для меня быстро закончилось: Алешка так и не приехала.

Положив трубку, я вернулся к столу и крупными буквами напечатал название начатого рассказа: «ТОТ, КТО РАЗБРАСЫВАЛ ПРОБНЫЕ КАМНИ». Секрет успеха Атаса в том собственно и заключался, что он расследовал то убийство «методом тыка». Сурового тыка во всех подозреваемых. Забрасывал всех пробными камнями, так сказать. И ждал реакции. И в итоге нашел двух девушек, считавшихся исчезнувшими: одну — мертвой, а вторую, ее убийцу, — живой. Но только я начал излагать на бумаге мотивы, побудившие Атаса начать свое дознание, Алешка позвонила еще раз:

— Извини, я, понимаешь, тут вышла на Суворовский, встала на остановке и… ну, понимаешь, подругу встретила одну давнюю! Тысячу дней не виделись! В общем, мы с ней где-то полчасика в кафе посидим, это… молодость вспомним, посудачим где-нибудь на завалинке.

«Тысяча дней» меня убедила. Реальный срок. Если б она сказала, что не видела своей подруги сто лет, я бы не поверил. А так — дело святое!

Следующий раз я ее услышал даже раньше, чем через полчаса:

— Димулечка, прости-помилуй, я так хочу к тебе в гости сегодня!

— Но уже не можешь, так, что ли?

— Ну пожалуйста-пожалуйста, давай я к тебе приеду позже! Можно? Тут в «Тыр-пыре» на Васильевском одна очень крутая молодая команда выступает, «НОГУ СВЕЛО», знаешь?

— Что ты врешь? Это ж нынче лидеры советской эстрады, станут они в «Тыр-пыре» петь!

— Ну и не они вовсе, я же не договорила! Тут какой-то новый проект, альтернативный, наверное, «Развело» называется группа!

— Это уже группа риска.

Но название для подпольного рок-клуба «Тыр-пыр» было подходящим, я снова поверил:

— Так что, ждать тебя заполночь?

— А мы из «Тыр-пыра» еще позвоним, если это лажа какая-нибудь психоделическая, так мы и не задержимся!

. — Ну, стало быть, я продолжаю ждать?

— Только без обид, а? Правда же, так давно не виделись… Мы сейчас только еще к одной подруге заскочим, к Лине, у нее завтра день рожденья, цветок подарим, затем в «Тыр-пыр», а оттуда сразу к тебе!

— Никто не спорит! Жду, как Антон Семенович Шпак! — почти прорычал я. И почти бросил трубку.

Когда некий журналист заметил, что один из клоунов московского цирка всякий раз плачет за кулисами перед началом своего номера, — а перед ним стояла задача выйти на арену к тиграм и потаскать одного за хвост, — и спросил, отчего это так, то получил ответ: «Все дело в том, что ТИГР ЭТОГО ОЧЕНЬ НЕ ЛЮБИТ!» В конце концов того клоуна поцарапали. Да что тигр! Мне очень не нравится и когда вот так вот начинают тянуть за хвост кота, милого котика по кличке Время! Почему бы не сказать — приеду заполночь на такси и под градусом?

А так… Вспугнула мое вдохновение, суматошная!

Сказала бы сразу: «Все, кранты, начала Развлекаться и теперь уже не приеду!» Сама же предупредила насчет своего недержания!

Когда я вновь вернулся к столу спокойно ра ботать над белой бумагой, сил уже не было, Слов не осталось. Кроме самых последних. Во мне родилось странное предчувствие, что звон-ки с извинениями за очередную задержку в пути будут теперь продолжаться всю ночь.

Догонять — возможно, все же иногда увлекательно, присутствует хоть какой-то игровой элемент. А вот ждать — действительно, хуже некуда.

После того, как уже около десяти вечера из динамика вдруг загрохотала музыка и друзья в очередно потребовали от меня «двигать в «Штирс»», а я решил, что уже пора окончательно отключать телефон, Алешка прозвонилась в последний раз:

— Алло, я из автомата в «Тыр-пыре»!

Где-то недалеко от нее так же звучала музыка.

— Ну и?

— Лажа страшенная. Сейшн еще только через полчаса закончится, но мы уже не можем…

— Развело-таки ноги?

— Хам! Слушай, давай мы вдвоем к тебе подъедем, поболтаем втроем, ты ее еще не видел, она тебе понравится.

— Может, приятеля вызвонить?

— Нет уж! Хватит праздников! Посидим ночку за беседой, как в юности пионерской, и все. Договорились?

— Можно.

— Только… слушай, мы тут потратились, кафешка, там, билеты… а время уже позднее… может, ты нас встретишь, оплатишь тачку?

Я взглянул на индикатор моего телефона: двадцать две тысячи десять. Не такое уж позднее время, на такси они и за полчаса доберутся, к 22. 40. Делать нечего! По крайней мере, все вставало на свои места, появление Алешки всегда компенсировалось исчезновением денежных средств, теперь можно было быть уверенным, что она до меня доедет.

— Ладненько. Я через полчаса выйду на перекресток у дома. Вы прямо сейчас стартуете?

— Да ни секунды здесь не задержимся!

Я отключил трансляцию — теперь пусть автоответчик пишет, раз уже все определилось, — и пошел в кухню, взглянуть, что Бог послал. Убедившись, что с голода мои гостьи не опухнут, и взбодрившись чашкой кофе, я пошел слегка прибрать свою комнату. И то, что я все-таки наступил на тот самый осколок люстры, согласен, могло послужить мне предостерегающим сигналом.

Но я вышел на улицу, так и не сообразив, что вечер невезения начался.

В тот день в Питере гуляли. Особенно это ощущалось в новых районах, проспекты которых превратились в настоящие аэродинамические трубы. Не знаю, с какой Балтики залетели к нам такие ветра, но гуляли они с таким размахом, что невольно увлекали — Мусор, газеты, листья, все это кружилось, взлетало и уносилось незнамо куда. Дома, как крыльями, хлопали листами отставшей от крыш жести, но взлететь не могли. Редкие, несмотря на относительно раннее время, про. хожие или с трудом продвигались против ветра, или, как на дельтапланах, летели, почти не касаясь земли, на собственных накидках в одном с ним направлении. Троллейбусные провода, соприкасаясь друг с другом от особо яростных воздушных ударов, с треском плевались феерическими, бледно-сиреневыми электрическими вспышками.