— Последний раз я спасаю тебя от твоей собственной дурости! Извини, если резко. Завтра с утра пойдешь по адресу на повестке, она у тебя в почтовом ящике валяется, и сознаешься милицейским, что заходил к тому покойному токарю… как его… не помню…

Конечно, он помнил, но ему просто необходимо было показать мне, что все это дело теперь не так уж и важно для него! Способные менять цвет глаза лучились теперь зеленым дружелюбием. Он продолжил:

— Итак, вы заходили к нему вместе с твоим приятелем Алферовым, потому что у вас возникли некоторые подозрения насчет знакомства того токаря с Ивановым, вы уже тогда предполагали, что тот может располагать искомым стволом, оставляющим такие нестандартные отметины на выпускаемых пулях… На заводе вас, один черт, помнят.

Роль гениального провидца всегда являлась одной из моих самых любимых, я согласно кивнул. Согласно и скромно. Я курил «Давидофф» — зачем зря злить хорошего друга? Он же не виноват, что терпеть не может запаха «беломора», правда?

— Но потом ты уехал на дачу. Или в твое любимое Репино, в дом кинематографистов. Словом, подумай сам — ты куда-то уехал, где и находился до завтрашнего утра. Я доходчиво излагаю? Если хочешь, люди на комаров-ской даче Горина подтвердят, что ты там отсвечивал.

Я снова кивнул. Этот парень избавлял меня от многих формальностей, его люди, чуть не погубив меня, меня же и пытались спасти в той квартире на Дыбенко…

— Продолжаю: сегодня ты был за городом.

Ни слова о заморочке на Дыбенко. Вчера на Искровском тебя тоже не было. Или ты хочешь проблем?

Кто же хочет проблем? Оставалось только кивать. Тем более что пара трупов на моей совести все же имелась, и этой похоронной темы наша беседа еще на касалась. Мне, признаться, было страшновато ждать, когда он наконец затронет этот вопрос. Ну вот, пожалуйста!

— Теперь, как говорится, ««не для печати».

Понимаешь? Тебя сегодня не было в городе, следовательно, ты не можешь иметь никакого касательства к бойне в ресторане «Эг-ног».

Я очередной раз кивнул — теперь уже куда более заинтересованно и радостно. Такая формулировка меня устраивала.

— Однако у меня могла бы найтись целая первомайская демонстрация свидетелей, способных подтвердить, что перед началом перестрелки в ресторан вошли два парня, очень похожие на тебя и твоего коллегу. Они бы так и заявили, все же три трупа — два наших и один южанин — это тебе не «Три апельсина» Гоцци. Это серьезней.

Стало быть, серьезней Веры, Надежды и Любови вместе взятых? Дело плохо.

Может, зря я мучался, куря слабенькие «Давидофф»?

— Ты пойми, Дима, личные отношения должны стоять в этот мире, как Германия, «юбер аллес»! «Сват свояку поневоле друг» — так еще русичи говорили. А ты чуть не обидел меня, когда явно не поверил мне в нашу прошлую встречу. Только твоя дурость погубила всех этих людей — и невинного старика-токаря… кстати, мне показали его фотографию, он очень похож на Михаила Светина… и моих… гм!.. точней, парней из сыскного «Астратура», бедных дуриков, поддавшихся на талантливую провокацию каких-то двух шутников. Один из этих двоих шутников не получил бы по бестолковке, если б другой доверился старым друзьям. Понимаешь?

— Слушай, Корнев! Ты сам приставил ко мне соглядатаев, я должен был от них освободиться любой ценой! Согласен? Ну, давай, запиши их на мой счет, отдай меня своим палачам!

Глаза господина вице-президента в очередной раз изменили цвет. И стали черными-черными. Однако он сдержался.

— Ты безнадежен. Пойми, в их смерти я тебя не виню. Думаю, моей конторе и не нужны были такие лопухи. Они могли бы быть осмотрительней. К тому же счет оплатят южане. Они осмелились предъявить нам такой ультиматум, что теперь, как благородные, достойные люди, согласны покрыть убытки.

Они — реальные ребята и, узнав, что мы, именно мы сами, нашли убийцу их друга, сейчас полны благодарности. В отличие от тебя. Подумай сам, если бы вы не сбежали от охраны, которую я к тебе приставил — а это, Дима, была именно охрана! — неужели ситуация на Дыбенко не упростилась бы?

— Что еще за «ситуация на Дыбенко»? Я был за городом, на даче. В Комарове Корнев поправил идеально сцентрованный галстук, хмыкнул:

— Ты не так уж безнадежен.

Никаких банлонов, вновь костюмчик «от Кромби»: все, отпуск кончился! Он пригладил гладко зачесанные назад волосы.

— Вопросы по делу есть?

— Какие вопросы… — кое-что мне было до сих пор не ясно, однако я решил проявить аккуратность. Осмотрительность.

— Тогда извини. У меня дела. Когда Алферова увидишь — а его тебе доставят на дом от нашего лекаря сегодня вечером, — попроси его ХОТЬ ТЕПЕРЬ зайти к нам в офис, поболтать.

Все кончилось. На следующий день я зашел к милицейским, они промурыжили меня полдня, выпытывая про контакты с Михалычем, но я рассказывал им только чистую правду. И умело умалчивал о правде грязной. А еще через день вышел еженедельник с огромной статьей выздоровевшего Алферова.

Статья отличалась от первоначальной задумки, однако предоставила мне ответы на целый ряд вопросов — из тех, что я постеснялся задать Игорю. В частности, выяснилось, что гениального Василиваныча никто ни в чем не подозревал до последней минуты. «Астратур» вышел на него почти случайно. Благодаря общему для всех фирм города интересу к стародавнему убийству лидера «жме-ринской» группировки. «Мы слишком привыкли видеть за каждой насильственной гибелью заметного человека заговор или чьи-то ущемленные экономические интересы, — справедливо отмечал Гаррик в своей статье, — однако чаще все гораздо проще. Эти так называемые лидеры нашего беспокойного времени — те же люди, пусть и выбравшие для себя «пепси-колу» в качестве высшей экзистенциальной ценности. Они не свободны от быта. Скорей находятся от него в еще большей зависимости. Сейчас следствием уже установлено, что причиной гибели лидера «жмеринской» группировки, чуть было не ввергшей наш город в кровопролитную войну кланов, явилось пристрастие покойного к одной их официанток в том ресторане, где часто проводят время наши «новые русские». Все вы, без сомнения, помните сообщение о том, что убийца-автоматчик был в парике… но никому до недавнего времени не приходило в голову, что все куда проще, девушка с распущенными волосами сегодня способна найти автомат. Особенно — с дружеской помощью… "

«Плачет девушка с автоматом!» Я вспомнил Настиных родителей, мне стало не по себе… но только на мгновение. В тот вечер легкое «Мукузани» казалось особенно терпким, незамысловатые салаты — исключительно вкусными, даже характерный для моей квартиры сквознячок больше походил на свежий ветер из незагаженных стран.

У меня сидели друзья — и велик Господь, если, оказывается, еще можно собирать друзей. И, позабыв о проблемах, вести в ними разговоры о странностях любви и нормах жизни.

Хотя пришедший без телохранителей Кор-нев все же распустил язык.

— Когда мы узнали, что лидер «жмеринских» спал с этой девчонкой, многое получило объяснение. Следствие выяснит, любила ли она смотреть «Санта-Барбару», но синдром типичный. Не думаю, что ей пели песни о любви. Не тот это был человек. Но она сочла себя преданной и обманутой и решила, что автоматные очереди помогут компенсировать недостатки личной жизни.

Он только в мою квартиру зашел без охранников. Из окна кухни, в которой мы на пару минут уединились, прекрасно просматривался корневский «линкольн», а я подозревал, что пока мы треплемся, два-три человека скучают на лестничной площадке.

— Самое забавное, — лениво проговорил Корнев, — что ваш безумный гений… как его по-русски-то, по-вашему, того Василия Иванова… да, Василиваныч! Так вот, самое, как ты любишь говорить, забавное — в том, что он раскрутил все дело раньше всех. И сдержался, не сделал сенсации. На него не похоже, верно? Не раздул уголек, а сохранил его, Муций Сцевола! И, образно выражаясь, как тот гуманист-пожарник у Бредбери, решил, что лучше сжечь человека, чем позволить ему палить книжки. Месть покинутой девушки, думаю, натолкнула его на мысль ни с того ни с сего шлепнуть Шамиля. Хотя, возможно, он и Настану реакцию как-то инициировал… откуда-то ведь она взяла автомат, верно? — Корнев мельком взглянул на золотой «роллекс». — Впрочем, она как раз сейчас колется, откуда. Следаки ведь нашли в той угнанной тачке, из которой расстреляли лидера «жмеринских», несколько вполне пригодных отпечатков. Ее отпечатков. Они просто не значились…