Не раскрывая глаз, она нарисовала в своем уме символ розы, но образ и воздушная субстанция все время ускользали от нее, словно следы на песке, смываемые морской волной. Она не могла удержать их в уме, но могла использовать стол как подобие чертежной доски. Она легко положила ладонь на гладкий, отполированный деревянный стол, осторожно описывая очертания цветка. Даже это легкое задание заставило ее вспотеть от напряжения. Лицо покрылось испариной, и она почувствовала тепло по всему телу.

Она остановилась, не окончив невидимого рисунка, с рукой, поднятой над столом. Какой-то шум не давал сосредоточиться.

— Лиат! Пожар тут, что ли?

Лиат подскочила так быстро, что ударилась ладонями о стол. Выругавшись про себя, она стала осматриваться в полутьме.

— Ханна, ты меня напугала.

Ханна принюхалась по-собачьи.

— Твоя жаровня, должно быть, перегрелась. Пахнет горелым деревом. Лучше бы… — Странный запах постепенно рассеивался. Ханна сочувственно вздохнула. — Наконец-то у тебя румянец на щеках. Не могу видеть тебя бледной.

Подруга подошла ближе и взяла Лиат за руки.

— Хью знает, что ты здесь? — спросила Лиат, выглядывая за дверь. Никого. Она слышала, как Ларс колет дрова.

— Нет, конечно. Я видела, как он уезжал…

— Он узнает, что ты здесь, и вернется.

— Лиат, успокойся, — Ханна сжала ее руки, — откуда ему знать? Он убрался из деревни, не видел даже, что я ушла из харчевни.

— Не важно. Он узнает. — Лиат была поражена взрывом своих эмоций. — Ты — все, что у меня осталось, Ханна, — сказала она приглушенным голосом и с силой заключила подругу в объятия. — Меня только то и утешает, что тебе я могу доверять.

— Конечно, ты можешь мне доверять. — Ханна чуть поколебалась и высвободилась из ее рук. — Послушай. Я говорила с Иваром, ему нужны слуги для поездки в монастырь, и он берет с собой меня.

Лиат была так ошарашена, что остальную речь подруги слушала как сквозь пелену.

— Прости, Лиат. Но иначе мне не избежать брака с Йоханом.

Ноги Лиат подкосились, и она опустилась на стул.

— Прости. — Ханна обняла ее колени. — Я не хотела тебя оставлять.

«А я не хочу, чтобы ты оставляла меня». Впрочем, Лиат знала, что не может так сказать.

— Нет, — проговорила она так тихо, что слова были едва слышны. — Тебе надо уходить. Ты не можешь выйти за Йохана. С Иваром будет лучше. Кведлинхейм хороший город. В монастыре всем заправляет мать Схоластика. Она третий ребенок Арнульфа Младшего и королевы Матильды, она образованная женщина, поэтому ее и прозвали Схоластикой, настоящее ее имя Рикардия.

Все, что она говорила, было оттуда, из города памяти. Все, что когда-либо рассказывал отец, разложено по полочкам, нишам, под порталами и арками. Но что толку было в знаниях, если она оставалась теперь одна? Хотелось плакать, кричать, биться головой об пол, но нельзя было, поэтому она продолжила рассказ:

— Королева Матильда удалилась в Кведлинхейм после того, как король Арнульф Младший умер и его сын Генрих стал королем. Весь Кведлинхейм под ее властью, опекой и покровительством, а поэтому, говорят, он стал очень приятным местом. Говорят, каждый год на Святую Неделю туда старается приезжать сам король, чтобы оказать честь своей матушке. Ты умная и сумеешь поступить на какое-нибудь приличное место. Может, и при дворе. У короля две дочери, Сапиентия и Феофана. Они уже взрослые и вскоре будут иметь собственную свиту и фрейлин.

Ханна спрятала голову в коленях Лиат. Скоро то немногое, что связывало девушку с окружающим миром, исчезнет.

— Мне очень жаль, Лиат. Я бы никогда не оставила тебя, но летом из Фриласа к нам приезжает Инга с семьей, и для меня дома просто не останется места. Либо брак, либо служба…

— Знаю. Конечно, знаю. — Надежда оставляла Лиат с каждой минутой. Она закрыла глаза, как будто надеялась, что, открыв их, увидит что-то другое, менее страшное, чем то, что происходило с ней.

— Лиат, пообещай, что не будешь терять надежды. Я не предам и сделаю все, чтобы освободить тебя.

— Хью меня никогда не отпустит.

— Как ты можешь быть уверена?

Лиат подняла руку и, не открывая глаз, глубоко вздохнула:

— Потому что он знает, что у отца были тайны, и думает, что они известны мне, поскольку у меня книга. Он никогда меня не выпустит. И потом, все это уже не важно, Ханна. Хью скоро станет аббатом в Фирсбарге, и мы с ним уедем на юг. — Она открыла глаза и быстро зашептала, наклонившись почти вплотную к уху подруги: — Ты должна забрать книгу, забрать подальше отсюда, потому что иначе он рано или поздно до нее доберется. Пожалуйста, Ханна. Если когда-нибудь я буду свободной, я найду тебя.

— Лиат…

Она знала, что не будет свободной никогда. Она выпустила руки Ханны из своих и встала. Ханна тоже вскочила и обернулась как раз в тот момент, когда Хью открывал дверь.

— Убирайся вон, — холодно проговорил он, держа дверь открытой, пока девушка выходила, и резко захлопнув прямо за ее спиной. — Не люблю, когда у тебя посетители.

Он подошел к Лиат, приподнял левой рукой и с силой сжал пальцами ее подбородок. Посмотрел на нее сверху вниз. Густо-синий цвет кафтана подчеркивал пронзительную голубизну его глаз.

— К тебе не будет никто приходить.

Она вырвалась из его руки.

— Я буду видеть кого захочу.

Он ударил ее. Она ответила ударом на удар. Хью побелел от бешенства. Он толкнул ее в сторону и придавил к столу. Никогда не видела она брата Хью в таком гневе, его дыхание прерывалось, когда он на нее смотрел.

— Ты не будешь… — Он проглотил конец фразы, глянув через ее плечо, и у него перехватило дыхание. Он отбросил девушку от стола, пораженный тем, что видел на поверхности. Она непонимающе наблюдала, как он простер ладонь, описал круг, сужая его, образовал спираль, и на деревянной доске выступило выжженное изображение розы. Его лицо выражало восхищение и алчность. — Что ты сделала?

— Ничего.

Он за руку подтащил ее к столу, заставил протянуть над ним ладонь. Рисунок был почти невидим, но жег как огонь.

— Роза Исцеления, — сказал он. — Ты выжгла ее силуэт на столе. Каким образом?

Она попыталась вырваться.

— Я не знаю. Не знаю! Я не хотела…

Он вцепился в ее плечи и стал изо всех сил трясти.

— Ты — и не знаешь? — Вид его был куда более разъяренный, чем тогда, когда он избивал ее. — Ты скажешь мне!

— Я не знаю!

Он ударил ее тыльной стороной ладони. Тяжелые перстни разодрали кожу на щеке.

— Я столько лет искал ключ к этому заклинанию, а ты не знаешь? Где книга твоего отца? Чему еще он тебя научил?

— Ничему, — отвечала она. Кровь стекала по щеке.

Хью поднял ее как пушинку и швырнул на кровать. Она не пыталась встать и молча смотрела на него. Он тоже не произнес ни слова и левой рукой выстукивал по столу мотив, понятный только ему. Так прошло минуты две.

Наконец он опустился перед ней на колени и нежно вытер рукой тоненькую струйку крови, сбегавшую по лицу.

— Лиат! — Голос его был просительным, но настойчивым. — Что толку в знании, если им не делишься? Разве мы не проучились вместе почти всю зиму? Почему нельзя научиться большему? — Он поцеловал ее щеку, затем стал целовать шею и губы, медленно и настойчиво.

Огонь, приглушенный и придавленный, пробудился в ней. Нарисовав розу, она почувствовала, как пробудилась та часть ее духа, что дремала до сих пор. Огонь растопил лед. С каждым его поцелуем она старалась отодвинуться все дальше.

— Нет, — ответила она ровным голосом и приготовилась к удару.

— Лиат, — выдохнул он, — тебе ведь было хорошо со мной. И в постели я никогда не причинял тебе боли.

— Не причинял, — ответила она, вынужденная согласиться.

— Тебе было со мной хорошо. И ты должна мне доверять. Я видел, как быстро ты учишься и как много хочешь узнать.

Она чувствовала, как жар его тела постепенно лишает ее сил сопротивляться.

— Ты знаешь прекрасно, что тебе не у кого больше учиться и не к кому обратиться за помощью. Я у тебя один. Ты знаешь, о твоем отце, добром старом Бернарде, ходили всякие слухи. Но здешние крестьяне не тревожили его, потому что любили. Да и епископу из Фриласа хватало других забот. У нее не доходили руки до дряхлого и одинокого волшебника, что расставляет магические ловушки для лис, помогая черни защищать свои курятники.