— Вы высказываете крамольные мысли, ваше высочество. Это не понравится королю Генриху, которого благословили преосвященная госпожа-иерарх города Дарра и собрание епископов в Отуне. Генрих всеми признан наследником Арнульфа. Разве вы семь лет назад не примирились с братом перед лицом епископа Антонии Майнийской?

— Да, тогда мы помирились. Я была молода, а дочь моя могла и не выжить. И лишь спустя годы я смогла вновь ступить на путь справедливости. Благодаря молитвам и мудрым советам все той же Антонии, а также помощи Родульфа, герцога Варингийского и Конрада Черного, герцога Вейландского. Будем говорить откровенно, граф Лавастин. Мне нужна и твоя поддержка.

У Сабелы был мягкий и ровный голос, но иногда гнев пробегал по лицу, выдавая ее неискренность.

— Подобное решение принимается нелегко, — отвечал Лавастин. Он посмотрел на Алана, как будто знал, что тот все время подслушивал, и перевел разговор на летние набеги эйкийцев и пленника, взятого им в бою у реки Венну.

Взгляд графа удивил Алана, и он застыл на месте, пока один из клириков епископа не подал ему знака. Алан вышел из оцепенения и заторопился, чтобы наполнить изящный стеклянный кувшин, и некоторое время был занят.

На кухне тем временем шел другой спор.

— Я слыхивал, что пятьдесят штук из этих поросей пойдут на корм твари, которая прячется в клетке, — говорил один из поварят.

— Помолчи, — оборвала его повариха. — Не нужна нам твоя болтовня. Шинкуй лучше капусту!

— Я слышал, как оно сопит и щелкает зубами, а один из прислужников — без руки. Держу пари, ее ему откусили.

— Это чудовище!

— Да нет, всего лишь личный леопард принцессы. Так сказал мне один из слуг у фургона.

— А сам-то он его видел? Зачем тогда они задрапировали клетку? Зачем держат ее за пределами замка, пряча ближе к лесу. Это колдун.

— Да замолчите вы! — окончательно рассердилась повариха, затем увидела Алана. — Ты, паренек, за вином пришел?

Он торопился обратно в зал, держа в руках полный кувшин и чувствуя, что загадки плодятся вокруг него, словно кролики. Чудовище в задрапированной телеге! Впрочем, Алан не знал, что такое леопард.

Он замедлил шаги за креслом, думая остановиться около графа, но не рассчитал и оказался у стула епископа Антонии. Рядом с ней сидела болезненная и тихая девушка, как он понял, Таллия, дочь Сабелы и Беренгара. Алан исподтишка изучал ее. Уже не девочка, она еще не казалась и женщиной. Почти не похожа на отца и мать. На плечах ее лежал льняной платок с вытканными на нем золотыми львами на белом фоне, подчеркивавший ее бледность и скрывавший волосы. Золотое ожерелье вокруг тонкой шеи казалось массивным и тяжелым, больше походило на тюремную цепь. Люди благородных кровей воздерживались от мяса в день Всепрощения. Овощи и рыба лежали нетронутыми на ее тарелке. Она ела только хлеб, хотя дважды прикладывалась к чаше с вином, предложенной заботливой Антонией. Рядом сидел принц Беренгар, он с аппетитом ел и пил.

Наконец бледная девушка склонилась к епископу и заговорила:

— Почему господин мой отец не может соблюдать Святую Неделю по-божески?

Антония ласково коснулась ее руки.

— Никогда не говори так, дитя мое. Все мы должны принимать ношу, которую Господь и Владычица дают нам.

— Мой господин отец — дурак, — прошептала Таллия и густо покраснела.

— Не говори так, дитя мое. Он простоват, но разве не сказано в Святой Книге, что простые духом ближе к Господу?

— Вы слишком добры, поэтому так говорите, — отвечала Таллия, с сожалением глядя на то, как принц Беренгар громко потребовал вина. Госпожа Сабела делала вид, что не слышит громкого голоса супруга.

Но слуги заторопились к нему, и Алан заметил, как Сабела сделала знак рукой одному из своих людей. Через минуту двое крепких молодых людей осторожно вывели принца Беренгара, запевшего тем временем непристойную песню, которую Алан раньше слышал в воинских казармах.

— Долго ли пробыл у вас брат Агиус? — спросила епископ, обратившись к графу Лавастину.

— Он прибыл сюда год или два назад. Спросите кастеляншу, она помнит лучше.

— А он хороший человек?

— Он весьма благочестив. Не запятнал своего имени ничем.

— Он суров, мой господин, в наложении епитимьи. Суровость — добродетель тех братьев, что посвятили жизнь искоренению собственных грехов, не чужих. Не все души, рожденные на этой земле, наделены силой для духовных подвигов. Я хотела бы обратить ваше внимание, граф, на ребенка, которого я видела стоящим на коленях утром. Сорока дней покаяния для нее достаточно. Она молода, симпатична и несвободнорожденная. Не лучше ли выдать ее за какого-нибудь молодого человека? Тогда она искупит грехи перед Господом и Владычицей, родив множество прелестных молодых сыновей и дочерей. И тем самым удовлетворит свою потребность в земных утехах, что естественно для человеческой природы. Ибо все люди, включая самого блаженного Дайсана, от века подвержены плотским искушениям. А рожденные ею здоровые дети будут работать на ваших полях, граф Лавастин. Если Господь со Владычицей удостоят наши сердца своей благодатью, мы усерднее будем служить им, помогая тем, кто служит нам, и будем процветать в будущем.

Граф склонил голову в знак согласия.

— Благодарю за совет, ваше преосвященство. — Алан не мог понять, говорит граф искренне или глумится. — Так как мои люди женятся без позволения, я не всегда знаю, женат тот или иной солдат или нет. Я поговорю с капитаном и кастеляншей, и они решат вопрос быстро и ко всеобщему удовлетворению.

Сабела, наблюдая за разговором, приподняла брови, будто чего-то ждала. Но чего? Епископ Антония спокойно кивнула, улыбнулась и переключила внимание на Таллию, уговаривая ее съесть что-нибудь.

— Твоя любовь к Господу и Владычице, дитя мое, пример для нас всех, но тебе надо поддерживать свои силы.

— Да, ваше преосвященство, — покорно отвечала девушка, взяла в руки кусок хлеба и, повертев в руках, съела, запив глотком вина. У Алана засосало под ложечкой. Он пил только воду и съел немного хлеба, как полагалось во время Святой Недели. Он вздохнул и пошел на кухню за вином.

На рассвете следующего утра Алан проснулся от стука в ворота. Он поднялся по лестнице и увидел перед собой мастера Родлина.

— Подымайся быстрее! — резко сказал тот. — После утренней службы господин граф приведет сюда ее высочество госпожу Сабелу посмотреть на вождя эйка. Прими все меры предосторожности. Пятеро моих людей тебе помогут, если надо, пришлю еще.

Но Алан предпочел позаботиться обо всем сам. Он стоял позади прикованных цепями собак, пока граф и его гости входили внутрь ограды. Их сопровождали кастелянша, брат Агиус и капитан, поэтому на псарне стало многолюдно, что раздражало ее обитателей. Собаки лаяли и рычали, взывая к своему хозяину. Граф Лавастин подошел к ним и, гладя страшных животных, стал называть их по именам: Радость, Ужас, Стойкий, Рьяный, Вспышка, Страх, Привет, Тоска и Ярость. Старая Вражда умерла зимой. Радость, наоборот, готовилась принести потомство. Собаки лизали руки Лавастина и стучали своими толстыми хвостами по деревянной балке, к которой крепились их цепи. Принц Беренгар попытался подойти поближе, пообщаться с «милыми собачками» и был бы неминуемо разорван на части, но Алан очень тактично его удержал. Сабела заботилась, чтобы ее мужу было оказано абсолютное уважение. Лавастин коротко кивнул Алану и вернулся к гостям.

— Сидеть, — тихо сказал Алан собакам, а сам пошел к клетке, чтобы посмотреть, как Сабела, епископ и прочие осматривали пленника. Тот, в свою очередь, изучал их спокойно, не издав ни звука. Тяжело, наверное, когда тебя изучают так, как лошадь, выставленную на продажу. Алан неожиданно для себя посочувствовал пленнику. Разве не должен он был ненавидеть всех эйка за все, содеянное ими, за брата Гиллеса и Монастырь-на-Драконьем-Хвосте?

— Воистину, пути Господа и Владычицы неисповедимы, — говорила тем временем Антония. — Такого страшного создания мне видеть не приходилось. Хотя и знаю, что все живущие на Земле суть творения Господа. Но… нас сотворили из ветра и света, а это существо порождено камнями, землей и темными металлами.