«Лучше хорошо знать три языка, чем жалкие обрывки из двенадцати», — сказал бы ей отец.

Птичка вновь запела. Ничто не двинулось в затихшем лесу, если не считать шума ветра в ветвях. Для большего мужества Лиат задержала дыхание, пересекла поляну и склонила колени перед старым дубом. Среди корней, подымавшихся из земли, находился небольшой тайник, наполовину наполненный листьями и землей. Она быстро работала взятым с собой садовым совком.

Ветка хрустнула сзади. Птицы закричали и, хлопая крыльями, рванулись с веток к небесам. Стало тихо. Она вскочила, но поздно.

Дурочка! Да что там, хуже. На краю поляны стоял, улыбаясь, Хью. Торжествуя победу, он медленно двинулся к ней. Лиат попятилась и подняла совок. Но что может сделать садовый инвентарь с опытным человеком, вооруженным мечом?

— Выкапывай, — сказал он, остановившись перед ней. Такой красавчик, как он, не станет рыться в земле, чтобы не испачкать руки и нарядный голубой кафтан. «Куда, интересно, делась ряса священника?»

Она бросила лопатку:

— Нет. Выкапывай сам.

Он ударил ее слева так сильно, что, оглушенная, она упала на землю, и, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, слышала только скрежет лопаты о песок и шум земли, отбрасываемой в сторону.

Хью издал удовлетворенное мычание.

— Ага, вот оно, — пробормотал он.

Она глубоко вздохнула, вместе с воздухом в горло попала и поднятая пыль. Задохнулась, закашлялась. Но она еще могла двигаться. Нельзя позволить ему завладеть книгой. Надо что-то предпринять. Она заставила себя подняться, дрожа от ненависти, и… увидела, как Хью вытряхивает пустой полотняный мешок.

Выпустив из рук ткань, он молча смотрел, как, испачканная в грязи, песке и листьях, она медленно полетела по ветру. Испуганная, Лиат упала на четвереньки и в отчаянии заглянула в тайник. Но тот был пуст.

— Ее нет! — Она тяжело опустилась перед дубом и прислонилась лбом к могучему стволу. Ее нет. Какой-то зверь вырыл ее и изорвал в клочки. Ребенок, в поисках птичьих гнезд, нашел ее и утащил домой на растопку. О Господи и Владычица! Такая драгоценная вещь, и так глупо потеряна! Если бы только она придумала место получше, когда просила Ханну перед тем, как староста Людольф арестовал ее. Этот старый дуб был любимым местом их встреч. А что, если Ханна вообще не спрятала книгу, а только сказала ей? Что, если она забрала ее себе…

Но таким мыслям она была обязана только присутствию Хью. Если не доверять Ханне, то нельзя доверять никому на свете.

— Проклятие! — ругался Хью. — Замечательная загадка. Но я заполучу книгу, Лиат. Я более терпелив, чем ты думаешь.

Она опустила голову, ожидая удара. Но его не последовало. Она услышала шаги и увидела, как Хью удаляется. Минутой позже раздалось ржание его лошади, а шум ломаемых веток и топот копыт растворились в лесу.

Нельзя поддаваться отчаянию. Она продержалась все лето. Если сдаться сейчас, она будет принадлежать Хью всецело.

— Никогда, — тихо сказала она. Она сдержала слезы и пошла обратно к часовне. Сначала надо поговорить с Ханной. Как всегда говорил отец: «Сделай скачала один шаг и тогда узнаешь, куда идти дальше».

В этот раз она прождала весь день перед тем, как идти в харчевню. Мастер Хансаль замазывал щели в бревенчатых стенах со стороны улицы. Увидев ее, он прекратил работу.

— Здравствуй, дитя, — сказал он медленно хриплым голосом. — Брат Хью приходил вчера сказать, что едет во Фрилас на двенадцать дней, чтобы посетить епископа. А ты будешь кушать у нас. Великодушно с его стороны, я так полагаю.

«Великодушно». Лиат потрогала рукой ноющий висок, куда Хью ударил ее.

— Здравствуйте и вы, мастер Хансаль. Ханна дома?

— Да. Дома, помогает миссис. Если подождешь, думаю, она скоро освободится.

— Спасибо. — Девушка поспешила в дом, радуясь, что старик отстал.

Миссис Бирта склонилась над огромным очагом, раскладывая очищенные репы на углях чуть в стороне от полыхающего огня. Закончив, она выпрямилась.

— Лиат! Сердце радуется, когда вижу тебя, доченька. Брат Хью заходил.

Лиат остановилась, не видя Ханны.

— Миссис Бирта! Я тоже рада видеть вас. Что нового?

Бирта отряхнула передник. От нее пахло едой.

— Все хорошо, слава Господу нашему и Владычице. А ты как, милая? Признаюсь, я так беспокоилась, когда твой отец умер. Но священник оказался великодушен, более чем великодушен, я бы сказала. Много свободных людей работает больше, чем ты, а живут много хуже, не едят мяса четыре раза в неделю. Не говорю, что ты этого не заслужила. Он неплохой человек, этот брат Хью. Должно быть, бастард и чванлив, но сразу видно — дворянская кровь. И еще никто не сказал, что он пренебрегает своими обязанностями. Не боится посещать больных и не заносится перед бедными. Когда старая Марта с Речного Берега умирала от сифилиса, она попросила возложить на нее руки для благословения, и он не испугался.

— Марта умерла…

— Да, милая. Возможно, тебе это все и не нравится, и не сомневаюсь даже, что Хью вполне может попросить о чем-то, чего тебе не хочется. — Здесь Бирта запнулась. — Но он дворянин, и мы не можем с ним спорить. Когда старый граф Харл был еще молод, его слуги принесли маленького Ивара и приказали мне его выкормить вместе с моей Ханной. Молока на двоих не хватало, но я сделала, как было сказано. Ты должна поступать так же. Все могло быть еще хуже.

Лиат смутилась, ее щеки горели.

— Он принес обет церкви. Как и все братья, он сбрил бороду, в приношение Владычице и как знак того, что служить будет только Ей.

Бирта фыркнула:

— Уверена, он никогда не женится, не желая навлечь на себя Ее гнев или, точнее, гнев госпожи-иерарха. Вот только что будет с тобой? Некоторые говорят, что мужчина без бороды — не настоящий мужчина и что люди церкви специально прикидываются женщинами. Но уверяю тебя, дело не в бороде. И среди мужчин, принесших себя церкви, очень мало таких, чьи стопы не касаются грешной земли. Мы же не ждем от них, чтобы они отказались от всех мужских потребностей? — Затем выражение ее лица изменилось, как будто ей пришла в голову новая мысль. — Или ты надеешься, он отвергнет свои обеты и женится на тебе?

— Нет! Я такого никогда не говорила!

— Послушай меня, девочка. Вы с отцом пришли сюда издалека. Цвет кожи и акцент, его лицо книжника… Всякий видит, что вы не такие, как мы. Пусть и свободнорожденные, но совсем чужаки, не знаю уж откуда. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то из родных пытался разыскать тебя, да и сама ты сказала Людольфу, что одинока. Ты слишком беззащитна, девочка, чтобы быть свободной, и нет родни, которая тебя защитит. Брат Хью позаботится о тебе, если захочет, а он выходец из могущественной и благородной семьи. Ах, милая! Подумай, прежде чем роптать на судьбу. Никого лучше, чем он, ты не найдешь.

Не выдержав словесного потока, Лиат потеряла терпение:

— Он бьет меня!

— Ничего удивительного, с твоим-то характером. Он купил тебя. Кем бы ты раньше ни была, откуда бы ни пришла, кем бы ни были твои родные, — теперь ты рабыня. Рабыня Хью. Если будешь умна, он тебя оценит, вот увидишь. Может, со временем, если будешь послушной и полезной, он даст тебе вольную, а пока ты бесправнее самого нищего из здешних крестьян. Ты гордая девушка и, по-моему, этого еще не поняла.

Лиат удержалась от резкого ответа, готового слететь с языка. Да и разве слова Бирты были неправдой? Поддайся она обиде и гневу, потеряет Ханну, поссорившись с ее родителями. Поэтому, с трудом сохраняя выдержку, Лиат ответила:

— Простите меня за мой негодный язык. Вы всегда были добры ко мне, миссис, и мне жаль, если я оказалась невежлива.

Бирта делано засмеялась:

— Ты хорошая девушка, Лиат. Тебе надо научиться безропотно принимать все, что ниспослано Господом и Владычицей. У нас в деревне немало таких, что засматривались на миловидного священника. Хоть церковь и учит, что ее слуги должны забыть о женщинах, редко кто из них делает это с чистым сердцем.