— Я на задании, — сквозь зубы сказал отставной полковник, продолжая внимательно рассматривать выстроившуюся у здания двойную вереницу разномастных автомобилей, — в такой мороз и не то оденешь. Ты сам откуда?

— Я? По делам ездил.

— Тогда помаду сотри со щеки, — посоветовал Григорьич, — деловой ты наш человек.

— Вот же чёрт, — выругался я стирая с себя следы Гусаровой, — а у тебя, что за задание здесь торчать?

— Шеф, кое-что поручил, — туманно сказал начальник нашей безопасности, и присмотревшись внимательно к одной из стоявших рядом с нами машин, вдруг вытащил из кармана своего тулупа записную книжку и что-то туда записал простым карандашом из того же кармана.

Я тоже присмотрелся к машине привлёкшей внимание Григорьича, но ничего подозрительного не обнаружил. Обычный тойотовский паркетник RAV-4 чёрного цвета, каких у нас в городе тысячи. Но слова о поручении шефа кое-что мне напомнили.

— Чего-то босс, каким-то беспокойным стал в последнее время, — поделился я своими мыслями с отставным полковником, — про проблемы какие-то говорит. Ты не в курсе?

Григорьич вдруг бросил на меня острый взгляд из под своего треуха.

— Он тебе что-то конкретное рассказывал? — спросил он, пряча записную книжку и карандаш в карманы.

— Вот именно, что нет, — с неудовольствием сказал я, — ну, как, вот можно скрывать что-то от самого, можно сказать приближенного человека?

— Тогда и я пока не могу, — строго ответил Григорьич, — субординация. Поговори сам с шефом. Или скажи мне, что он разрешил.

Секунду я боролся с желанием так и сделать: сказать ему, что шеф очень даже разрешил. Но прикинув возможные последствия, это желание я поборол. Тем более мне уже пришло в голову, каким образом заставить моего старшего компаньона выложить мне всю правду. Поэтому я решил поменять тему нашего разговора на другой интересующий меня предмет.

— Ладно, шефа пока оставим, — сказал я, — но поведай мне, полковник, как у нас обстоят дела с одним известным нам клубом геев и лесбиянок.

Полковник пренебрежительно отмахнулся рукой.

— Всё вышло так, как я тебе и говорил, — со скучающим видом сказал он, — засели по своим норам и нос высунуть боятся.

— Как же тебе это удалось? — с уважением посмотрел я на него.

— Да, взял этого Вовку к себе в машину и поехал к Мудовой, — сказал Григорьич, — он у меня сошёл за парламентёра, чтобы тётка не сильно меня испугалась — пояснил он, — ну и адрес естественно подсказал, он же у неё постоянно торчит.

— Ты, прямо стратег.

— Опыт не пропьёшь, — пояснил Григорьич, — ну, а дальше что? — Он даже оживился, вспоминая свою спецоперацию. — Приехал, так и так, говорю: «Ай, как нехорошо, Татьяна Алексеевна, такими вещами неправославными заниматься да ещё несовершеннолетних в это втягивать? Вы же верующий», — говорю, — «человек. В смысле прикидываетесь им. А если дойдёт до отца Кондрата?»

— Опять ликвидацией грозил? — пожурил я его.

— Какой ещё ликвидацией? — изумился Григорьич.

— Ну, как…Кондрат, кондрашка схватила…. я думал, это ты так, аллегорически им пригрозил, — предположил я.

Отставной полковник посмотрел на меня с удивлением.

— Какие тут в жопу аллегории? — сказал он Рашидовским слогом, — отец Кондрат Степанов у них служит: наш сотрудник с тысяча девятьсот семьдесят…, - тут Григорьич подёргал свой треух и задумался, вспоминая.

— Да неважно с какого, — заторопил я его: во-первых было жутко интересно, а во-вторых я начал мёрзнуть, на мне же не было тулупа и шапки ушанки — дальше-то что было?

— А что дальше? — повторил он, — дальше, когда до Мудовой дошло, что встряла она по самое не балуйся, то повалилась передо мной на колени, мол, прости старую, бес попутал.

— Не может быть, — не поверил я.

— Вот те крест, — размашисто перекрестился Григорьич, но почему-то двумя пальцами, как старовер, — вот так вот прямо и упала. Прямо передо мной.

— Ага, — хитро улыбнулся я, — а в это время у тебя случайно расстегнулись брюки и ты, пользуясь случаем, заставил тётку приложиться к твоему фалл… символу истинной веры.

— Тьфу, ты, — сплюнул Григорьич, — что за молодёжь пошла нынче пошлая? Какой символ, там Вовка ещё уехать не успел!

— То есть, а потом уехал?

— Ну, а что ему там торчать? — тут еле заметная улыбка на секунду разомкнула губы отставного полковника, и я понял, что всё-таки он что-то там с этой Мудовой провернул на правах победителя.

— Так что ты мне тут не лыбься, — Григорьич видимо сам тоже прочитал что-то разоблачающее на моём лице и поспешил свернуть разговор, — а звони, этим своим, говори, что всё нормально, мол, спасли их старые советские кадры от этой заразы.

Я сказал отставному полковнику госбезопасности, что Родина его не забудет и бегом, чтобы согреться, устремился к лифту, отставив Григорьича на своём боевом посту.

Поднявшись в наш офис, я первым делом даже не раздеваясь, отправился к Красникову, чтобы кое-что у него разузнать. Но прямо у дверей его кабинета я натолкнулся на двух мрачного вида людей в одинаковых костюмах и даже вроде бы с одинаковыми лицами. Единственной разницей между ними было то, что один держал в руке металлический чемоданчик наподобие «дипломата». Какое-то чувство (наверное, благоразумие) заставило меня затормозить и не соваться вперёд этих странных личностей. Тот, который был с чемоданом, посмотрел на меня очень внимательно, потом обменялся взглядом со вторым. Видимо, как объект я их не заинтересовал (к счастью), потому что они синхронно развернулись и один за другим вошли в кабинет к шефу. Я даже увидел за ними самого Алексеича, он привстав со своего места и уперев кулаки в стол, набычившись смотрел на визитёров. Дверь закрылась, но почему-то вместо ожидаемых мною слов, «вот ордер на ваш арест», я услышал через дверь что-то вроде, «желаем здравствовать увжжж…».

Тем не менее, холодный пот со лба я вытер и начал вспоминать свои прегрешения перед законом и уголовным кодексом. Всё остальное временно вылетело у меня из головы, кроме, пожалуй, основной мысли, что делать мне на работе особо нечего и не пойти ли мне лучше домой, взяв невзначай по дороге ближайший авиабилет до Пекина. Как-то давно я там не был и Люська опять же меня ждёт, а может и принцесса Яо.

От этих мыслей меня отвлёк подошедший начальник сервисного отдела Коля.

— Ты чего тут встал как столб? — спросил он, — к шефу очередь?

Я поднял на него мутный взгляд:

— Да уж, очередь. Ты проходи вперёд не стесняйся, я тебя пропущу.

— Спасибо, запомню, — благодарно улыбнулся Коля, — что эфэсбэшники уже ушли?

— Ты мне лучше скажи, — очень тихо сказал я, наклонившись к нему, — какого хера они тут в нашей конторе делают?

Лицо Коли изобразило непонимание:

— Николай Алексеевич их сам позвал. Да это и не эфэсбэшники, — поправил он себя, — они с ФАПСИ, наши кураторы по связи. Ну, контора то понятна одна — государственная.

— Так ты не ответил на вопрос, — заметил я, немного успокоившись от его слов, — что они тут делают?

— А ты что не был на работе с утра? — удивился Коля, — шеф всех начальников отделов и замов у себя собирал.

— Я работал! — нервно сказал я и на всякий случай ещё раз вытер щёку, — работал я с утра, понимаешь! Но не здесь.

— Ну, ладно, чего ты, — примирительно сказал Коля, — я всё понял. Просто у Николая Алексеевича мысль возникла, что нас могут конкуренты прослушивать. Ну, там, письма читать, через жучки слушать. Промышленный шпионаж.

— И?

— Шеф позвал своих знакомых оттуда, — Коля выставил вверх свой указательный палец, — это же федеральное агентство правительственной связи, у них есть специальное оборудование, чтобы прослушки искать. Вот они и пришли. С чемоданчиком.

— С чемоданчиком, — эхом повторил я и взялся за сердце, прямо совсем как мой старший компаньон, — ну люди, ну работнички… Ладно, ты как от шефа выйдешь, меня набери по внутреннему: мне тоже у него аудиенция на сегодня нужна, только немного попозже.