Вид у этого Геннадия Викторовича и вправду был неважный. Неужто, это его Онучкина довела? Я вынул из шкафа початую бутылку «Курвуазье».

— Очень активная у меня секретарша, — попытался я оправдаться и протянул бутылку лысому, — даже, верите, сам от неё иногда устаю. Я смотрю, она вас совсем замучила.

Геннадий Викторович только тоскливо вздохнул и зазвякал горлышком бутылки по краю стакана. Его молодой товарищ следил за ним с видом отца поймавшего несовершеннолетнего сына за непотребным пьянством.

— Замуж девке хочется, — разъяснил я полностью ситуацию, — а тут увидела двух столичных джентльменов, ну и увлеклась немного. С ней такое бывает.

— На вид, не совсем то, чего бы хотелось, — осторожно сказал молодой Андрей, — хотя мне раньше говорили, что в Сибири девушки красивые.

— Ну да, немного страшненькая, — вздохнув, признал я очевидную истину, — но зато очень работящая. Золотой работник, можно сказать.

— У меня есть жена, — нервно сказал москвич, как будто опасался, что Онучкина отсюда его живым или одиноким не выпустит.

Лысый, выпив чуть не целый стакан коньячного чая, сидел в это время с закрытыми глазами, видимо, прислушиваясь к каким-то своим внутренним ощущениям. При слове «жена» он открыл глаза. Взгляд его потеплел.

— С-сибирячки ещё и хоз-зяйственные, — с запинкой выговорил он, — вот, если взять, к примеру…

Молодой человек рассердился.

— Геннадий! Мы сюда по другому вопросу, приехали, — металлическим тоном прервал он своего товарища и одновременно разрушил Ленкины мечты, — мы уже завтра улетаем обратно, а нам надо за это время обо всём успеть договориться!

Лысый потупил взгляд. Я же принял серьёзный вид солидного руководителя, раскрыл перед собой кожаный ежедневник ручной работы и взял в руку свой «Pen Infinium».

— Совершенно с вами согласен, — деловым тоном произнёс я и начертал на белой странице несколько сверхчеловеческих профилей, — давайте начнём.

Совсем недалеко от меня, всего лишь в каком-то метре, вверх-вниз плавно двигались два симпатичных плотно обтянутых тонкой тканью девичьих задних полушария. Их обладательницы пока видно не было, слышно было только её трудолюбивое пыхтенье.

— Девять, десять, закончили, — я услышал голос Валеры, а затем увидел костлявые ноги нашего Учителя, заслонившие мне вид прекрасных гемисфер.

Я разочарованно убрал уже свои ноги со своей же головы и перекатился обратно из позы вверх ногами, вниз башкой, (халасана — или, говоря по-русски, поза плуга) в сидячее положение. В ушах тут же зашумело от прилива крови: организм всё ещё пытался сообразить, что с ним сделали на этот раз. Но про чудесные полушария я тоже не забыл и старательно вывернул голову назад, стараясь разглядеть их обладательницу, которая по несложным расчётам должна была находиться прямо у меня за спиной. Увы, вместо красавицы (а кто ещё мог быть хозяйкой у такой великолепной задницы?) я встретил лишь укоризненный взгляд Валеры загородившего мне весь обзор.

— Лёша, — сказал он, — мне кажется, сегодня ты как-то поверхностно относишься к нашему занятию. Ты должен почувствовать, что буквально втекаешь в асану. Для этого надо успокоить свой ум. А ты что делаешь?

Окружающая меня группа коллег на разноцветных ковриках, обрадованная небольшим перерывом, тут же предалась краткосрочному отдыху.

Валерий Александрович у нас человек просветлённый, видит окружающих практически насквозь. Ещё бы, он своей йогой уже лет двадцать занимается. Наверное, сам уже давно левитирует потихоньку и по астральным мирам путешествует в тонком теле. Но у него и толстое, в смысле, мирское тело тоже неплохо выглядит. Мужику уже за полтинник, а кожа как у младенца розовая без морщин. И мышцы как у юнца. Я Валеру ещё со времён студенчества знаю, когда он в нашем университете только-только свою забегаловку по йоге открыл. Так он с тех времён, а это уже больше десяти лет прошло — ничуть не изменился! Всё такой же розовый и гладкий. Поневоле в чудеса этой йоги поверишь. Да и народ вокруг него собирается забавный, всё про духовное развитие толкуют, прямо отдыхаешь с ними после всего этого капиталистического окружения. Как говорится, не одним же материальным живут настоящие люди. О душе, душе думают! А если учесть, что эти люди ещё почти все женского пола (не знаю, может здешние девицы и более духовны чем парни, а может, они просто к Валере липнут), да к тому же некоторые из них весьма молоды и симпатичны…. Как вот эта вот, из-за которой якобы я сегодня, по словам Валеры, поверхностен. Короче говоря, неудивительно, что я сюда заглядываю раза два-три в неделю после работы, так сказать, для своего физического и духовного усовершенствования. Вообще, я даже решил, что когда совсем разбогатею и выйду на пенсию, то продолжу дело Валерия Александровича (а вдруг он скончается к этому времени), но уже конечно с подобающим делу размахом. А то наш мэтр за пятнадцать лет кроме здоровья не сохранил, похоже, больше ничего. Я имею в виду, что каких-то серьёзных денег его занятия ему не приносят, если судить по внешним признакам. Живёт в хрущёвке, ездит на какой-то развалюхе. Слишком сильный у него всё-таки перекос в область духовного в ущерб материальному. Я бы на его месте совершенствовался более гармонично — организовал бы целую сеть клубов по всему городу. Опять же магазины аксессуаров для той же йоги, коврики, благовоняния и прочая хрень. Туры за границу можно замутить к настоящим индийским йогам — то есть, сделать нормальный бизнес, если захотеть.

— Я-то, в порядке, — заверил я Валеру, увидев как будущие прибыли пронеслись перед глазами и унеслись дальше, — а вот, как насчёт вас маэстро?

— А что со мной? — неожиданно смутился он.

Я полностью развернулся в его сторону. Как-то не очень удобно, разговаривать с гуру головой назад.

— Так, мы эту халасану уже третий раз подряд выполняем, — мстительно сказал я, — это не кажется немного необычным, шеф?

Валера потёр лоб и огляделся. Соседние коврики сначала робко и неуверенно, но тоже поддержали меня. Коврики поодаль заявили, что они готовы и четвёртый раз постоять задом вверх, ради дорогого учителя.

Учитель в ответ вздохнул, вернулся на середину зала, где лежал его личный йоговский коврик и уселся на него. Пользуясь моментом, я встретился взглядом со своей соседкой, вид на которую закрывал мне Валера. Предчувствия меня не обманули, это была симпатичная девица лет двадцати пяти, в розовой маечке открывающей пупок, с короткой челкой и большими глазами. Глаза эти смотрели на меня с удивлением и восторгом — я же пререкался с самим Гуру!

Гуру тем временем обвёл печальным взором зал и так же печально вздохнул. Я немного насторожился, как-то всё это странно выглядело.

— Не хотел вам раньше времени говорить, — наконец, после долгой паузы сообщил он, — но, похоже, наша лавочка прикрывается. До конца месяца мы ещё позанимаемся, а потом, — Валера развёл руками в стороны, — меня отсюда выгоняют.

Весь зал прямо загудел. В этот раз все коврики проявили единодушие, никто не хотел, чтобы Валерия Александровича выгоняли на мороз первого января.

— Но вы же понимаете, что я на аренде, — воззвал наш учитель к логике, — предложили хозяину более выгодные условия, вот и всё. Что мы можем сделать?

— И как теперь быть? — прозвучал общий вопрос.

Гуру пожал плечами и поковырял большим пальцем левой ноги свой коврик.

— Постараюсь поскорее найти новый зал для занятий, — ответил Валера, но как-то не слишком уверенно, — будем искать. Хотя не знаю, сможем ли мы найти такое же место рядом, — признался он, — здесь-то уже за десять лет все привыкли.

Поднялся шум. В основном мои духовные коллеги сулили вполне реальные проклятья хозяину помещения. Вот же сволочь, Шива его задери! Десять лет был, значит, доволен, а теперь выгоняет ни с того ни с сего нашего уважаемого учителя и всех нас на улицу. Это же не так просто — и помещение новое быстро найти, и для занятий его подготовить, и вещи перетаскать, которые за десять лет здесь накопились, да всех ещё оповестить о переезде. Устроили, что называется нам новогодний сюрприз капиталисты проклятые!