— Тогда заткнись насчет моих друзей!
У меня мелькнула мысль.
— Ну, конечно! Это у него ты достаешь наркотики. У него на лбу написано, что он ими торгует.
— Ты ушиб мне ногу!
— Жалко, что совсем не пришиб. Значит, наркотики тебе дает эта крыса?
— А если и он? Должна же я у кого-то их брать?
— Надо было совсем спятить, чтобы связаться с тобой!
— Ты ведь меня ненавидишь, да?
— Ненависть тут ни при чем.
— Ты первый мужчина, который не захотел со мной переспать, — сказала она озлобленным тоном.
— Меня не интересуют женщины.
— Ты сидишь в таком же дерьме, как и я, только ты, похоже, этого не знаешь.
— Пошла к черту, — сказал я, выходя из себя. Я знал, что она права. Я сидел в дерьме с тех пор, как вышел из госпиталя, и, что еще хуже, мне стало это нравиться.
— Вот что я тебе скажу, — обронила она негромко. — Я тебя ненавижу. Я знаю, что ты меня выручил, я знаю, что ты мог бы спасти меня, но все равно я тебя ненавижу. Я никогда не забуду, как ты меня шантажировал, угрожая полицией. Помяни мое слово, Джефф, тебе это даром не пройдет, даже если мы будем партнерами.
— Попробуй только выкинуть что-нибудь, — отозвался я в темноту, — и я с тебя шкуру спущу. Хорошая взбучка — это как раз то, что тебе требуется.
Неожиданно она захихикала.
— Может быть, так и есть. Уилбур меня поколачивал.
Я отодвинулся от нее. Она была настолько испорченной и мерзкой, что меня тошнило от ее близости.
— Который час? — спросила она.
Я взглянул на светящиеся стрелки своих часов.
— Пол-одиннадцатого.
— Пойдем.
У меня тяжело забилось сердце.
— Охрана здесь есть?
— Охрана? Зачем?
Она уже отползала от меня, и я пополз следом. Спустя несколько секунд мы стояли в темноте у выхода из студии и напряженно вслушивались.
Была полная тишина.
— Я пойду впереди, — сказала она. — Не отставай.
Мы вышли в жаркую непроглядную темень. На небе мерцали звезды, но луна еще не выглянула. Я едва различал силуэт Римы, которая стояла рядом со мной, всматриваясь в темноту.
— Испугался? — спросила она, придвигаясь ко мне вплотную. — Я с гадливостью ощутил прикосновение ее щуплого горячего тела, но моя спина упиралась в стену студии, и я не мог отодвинуться. — А я не боюсь. Меня такие дела не пугают, но ты, я вижу, струсил.
— Хорошо, пусть я струсил, — сказал я, отодвигая ее в сторону. — Теперь ты довольна?
— Тебе незачем пугаться. Хуже того, что ты сам себе сделал, никто тебе не сделает. Я всегда себе это говорю.
— Ты спятила! К чему вся эта болтовня?
— Ладно, — сказала она. — Пойдем брать деньги. Это будет нетрудно.
Она нырнула в темноту, и я последовал за ней.
Весь день она ходила с сумкой через плечо. Когда мы остановились около бунгало, где находился кабинет начальника актерского отдела, я услышал, как она расстегнула «молнию» на сумке.
Я стоял рядом с ней и чувствовал, как колотится у меня сердце и кровь стучит в висках. Я весь обратился в слух и плохо соображал от страха.
Я слышал, как она возится с замком. Должно быть, она имела большой опыт в этом деле, потому что ей понадобилось лишь несколько секунд, чтобы открыть дверь.
Мы вместе вошли в темный кабинет. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к бледному свету звезд, проникавшему через незанавешенное окно, мы смогли различить контуры стола у дальней стены.
Мы подошли к нему, и Рима опустилась на колени.
— Встань у окна и смотри в оба, — сказала она. — Это не должно занять много времени.
Меня всего трясло от страха.
— Я не хочу продолжать, — сказал я. — Давай сматываться отсюда, пока не поздно.
— Не будь трусом, — сказала она резко. — Теперь уж я не отступлюсь.
Внезапно мелькнула полоска света, когда она направила луч карманного фонаря на замок в ящике стола. Она села на пол между столом и стеной и начала потихоньку напевать себе под нос.
Я ждал с колотящимся сердцем, прислушиваясь к легким скребущим звукам, сопровождавшим ее манипуляции.
— Замок хитрый, — сказала она, — но я сейчас с ним управлюсь.
Минуты тянулись мучительно долго, скребущие звуки начали действовать мне на нервы, но у нее ничего не получалось. Она уже не напевала себе под нос, а бормотала ругательства.
— В чем дело? — спросил я, отойдя от окна и взглянув на нее через стол.
— Крепкий попался орешек, но я его одолею. — Она говорила совершенно спокойно. — Не мешай. Ты не даешь мне сосредоточиться.
— Давай уйдем отсюда!
— Да успокойся ты, наконец!
Я вернулся на свое место, и тут у меня перехватило дыхание, а сердце чуть не выскочило из груди.
В бледном свете звезд я увидел очертания головы и плеч человека, который смотрел в окно.
Я не знал, видит ли он что-нибудь. В кабинете было темно, но мне казалось, что он смотрит прямо на меня. У него были широченные плечи, а на голове сидела форменная фуражка, от которой я похолодел.
— Там кто-то есть… — слова застряли у меня в пересохшем горле.
— Готово! — сказала Рима.
— Там кто-то есть!
— Я его открыла!
— Ты что, не слышишь? Снаружи кто-то есть!
— Прячься скорее!
Я лихорадочно обшарил глазами темный кабинет. Пот ледяными струйками стекал у меня по лицу. Я метнулся в глубь комнаты, и тут же дверь толчком распахнулась. Щелкнул выключатель, и пронзительно-яркий свет пригвоздил меня к месту.
— Только шевельнись, враз прихлопну!
Это был голос полицейского.
Я обернулся.
Он стоял в дверях, сжимая в своей загорелой мускулистой руке крупнокалиберный пистолет, который был направлен прямо на меня. Это был типичный полицейский: высокий, широкоплечий и грозный.
— Что ты здесь делаешь?
Я медленно поднял вверх трясущиеся руки, охваченный ужасным предчувствием, что он вот-вот меня пристрелит.
— Я… я… я…
— Руки держать над головой!
Он не подозревал о присутствии Римы, которая скорчилась позади стола. Я думал сейчас только о том, как ее прикрыть, каким образом выйти отсюда, чтобы он ее не заметил.
Мне удалось кое-как обуздать свои нервы.
— Я заблудился и хотел здесь переночевать.
— Да ну! Переночуешь там, где будет гораздо спокойнее. Ну, топай! Иди медленно и держи руки над головой!
Я пошел к двери.
— Стоп! — Он уставился на стол. — Ты что, пытался взломать его?
— Да что вы… я же говорю вам…
— Назад к стене! Быстро!
Я прислонился спиной к стене.
— Повернись!
Я повернулся лицом к стене.
Наступила долгая пауза, когда единственное, что я слышал, были удары собственного сердца, а затем мертвую тишину разорвал оглушительный выстрел.
Этот выстрел, отдавшийся страшным грохотом в закрытом пространстве, заставил меня сжаться. Я решил, что охранник неожиданно наткнулся на Риму и застрелил ее.
Когда я оглянулся, он стоял у стола, согнувшись пополам. Нарядная фуражка свалилась с головы, обнажив плешь на затылке. Пистолет лежал на полу. Руки его были прижаты к животу, и между пальцев начала просачиваться кровь. В это время позади стола грохнул второй выстрел.
Охранник издал глухой хрюкающий звук, как это бывает у боксера, пропустившего сокрушительный удар. Затем он медленно повалился на пол головой вперед.
Я оцепенел с поднятыми вверх руками, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Рима поднялась из своего укрытия за столом, держа в руке пистолет, из которого еще не выветрился дымок от выстрела. Она равнодушно взглянула на охранника, даже не изменившись в лице.
— Денег нет, — сказала она с ожесточением. — Ящик пустой.
Ее слова еле коснулись моего слуха. Я смотрел как завороженный на лужицу крови, которая растекалась под охранником на полированном паркетном полу.
— Надо смываться!
Тревожные нотки в ее голосе привели меня в чувство.
— Ты же его убила!
— А разве он меня не убил бы? — Она бросила на меня холодный взгляд. — Шевелись, кретин! Может быть, кто-то слышал выстрелы.