Сборник, посвящённый памяти Тараса Григорьевича Шевченко. - М.: Комiтет по упорядкуванню шевченкiвських свят у Москвi, 1912. – 217 с. – 500 экз. Текст параллельно на русском и украинском языке.

Представляя эту книгу, мы просто лишний раз хотим показать, как относилась Россия к памяти Т.Г. Шевченко, – особенно в свете нынешних российско-украинских политических и культурных отношений. Сборник вышел к 50-й годовщине смерти Тараса Шевченко. Издал книгу Комитет по подготовке шевченковских праздников в Москве в 1912 г. Многочисленные документы рассказывают о тщательности подготовки и масштабности задуманных мероприятий, которые проходили 26 февраля и в течение всего марта 1911 г. Мероприятия организовала научная и литературно-художественная общественность Москвы в знак уважения к украинскому поэту. По замыслу оргкомитета, в состав которого вошли академик Ф. Корш (председатель), профессор Московского университета В. Вернадский, профессор Лазаревского института восточных языков Агафангел Крымский, историк искусства А. Новицкий, юрист С. Хвостов (секретарь) и др., в программу были включены поминальная служба, открытие выставки, утреннее и вечернее заседания торжественного собрания, на которых с поздравлениями и научными докладами выступали представители общественных организаций, деятели науки и искусства, зачитывались поздравительные адреса и телеграммы, присланные с Галичины и Буковины, Санкт-Петербурга, Киева и Чернигова (Екатеринослав).

Юбилейные торжества, о которых рассказывает книга, способствовали всестороннему научному осмыслению литературного и художественного наследия украинского гения, настраивали на объективное понимание его творчества не только в национальном, но и в мировом масштабе. Основные материалы книги представлены одновременно на двух языках – русском и украинском.

Вот так Россия "ущемляла" укра­инцев!

Соб. инф.

Теги: Тарас Шевченко

Говорят, в Иране каждый второй или поэт, или почитатель поэзии. Если это и пре­увеличение, то небольшое. От века в этой стране богословие и философия, астрономия и медицина, государственное управление и природоведение неотделимы от стихосложения, развивались и выражались в поэтической форме. И в наше время стихами классиков персидской поэзии расцвечиваются выступления депутатов меджлиса и статьи учёных, проповеди богослужителей и телевизионные репортажи. Газелями Хафиза объясняются в любви, а притчами Руми разрешаются правовые и имущественные споры.

Вот и основатель Исламской Республики Иран имам Хомейни оставил соотечественникам поэтические произведения, набросанные в минуты отдыха от государственной и религиозно-философской деятельности. Говорят, он не собирался публиковать их и относился к ним, скорее, как к духовным упражнениям, медитациям, традиционным для иранских мыслителей. Сборник стихов "Вино любви" («Баде-йе эшк»), собранный воедино невесткой имама Фатимой, увидел свет лишь в 1989 году, после смерти автора. Впоследствии был издан более полный «Диван Имама» («диван» на фарси значит «собрание»).

И вот поэтическое слово Хомейни зазвучало на русском языке - выходящий в Воронеже журнал «Подъём» опубликовал в первом номере за этот год подборку стихотворений имама, переведённых с фарси Геннадием Литвинцевым. «Восток, как известно, дело тонкое, открывается он не сразу. Вот и стихи Хомейни поначалу малопонятны – то кажутся слишком простыми, даже наивными, то излишне замысловатыми, перегруженными образами и смыслами. Возможно, кого-то удивит то, что под пером главы религиозной конфессии, строго осуждающей спиртные напитки, воспевается винопитие, что в стихах аскета, предписавшего женщинам-иранкам скромность, целомудрие и внешнюю закрытость, звучат призывы лирического персонажа к объятиям и поцелуям, – но это в поэтической традиции Ирана. Надо знать, что поэзия имама глубоко символична, и за образами земной красоты, любви и вина открываются иные горизонты и глубины, философское постижение Бога, сущности бытия и смерти», – написал Г. Литвинцев в предисловии к подборке стихов.

Приступить к переводам, оказывается, его подвигли поездка в Иран, посещение мест, связанных с жизнью и деятельностью руководителя исламской революции. Вот некоторые из впечатлений: «Личность Хомейни ярче всего ощущаешь не в мавзолее, громадном сооружении на пути из иранской столицы в священный город Кум, не в аэропорту его имени, не в музее, а в неприметном саманном домике в Джамаране, на северной окраине Тегерана, в котором имам прожил последние 10 лет жизни. Глава государства арендовал его за 15 долларов в месяц. Из центра города до этих мест добраться не так-то просто. Заканчиваются широкие проспекты, за ними тенистые кварталы богатых особняков, дорога поднимается в гору, кривые не асфальтированные улочки предместья становятся всё теснее и уже. Наконец автомобилем вообще не проедешь, надо спешиваться, чтобы за неохватным древним вязом найти небольшую дверь в глинобитной стене. В глубине двора ничем не примечательная мечеть и низкий домик из двух комнат. Он до сих пор хранит уклад, установленный последним обитателем: из всей обстановки низенький столик, потёртый серый коврик да в углу застеклённый шкаф с небольшим собранием книг».

Поэтическое наследие Хомейни заслуживает пристального внимания уже потому, что лирика по самой своей природе является самым чутким отражением человеческой души, с которым не сравнятся ни богословие, ни философия, ни тем более политическая деятельность. Неслучайно все великие духовные учения передавались в образном, поэтическом изложении, отражающем живую стихию духа, ещё не застывшую в строгой рациональной форме.

Однако, постигая эту «сверхреальность», едва ли возможно воссоздать биографические и исторические обстоятельства жизни и деятельности Хомейни. В его «Диване» есть, конечно, поэтически зашифрованные намёки на политическую ситуацию, строки, навеянные некоторыми событиями, обращённые к родным, посвящённые памяти сподвижников. Но не они определяют суть творчества.

В поэзии имама реален только Бог, остальное же – метафора Его бытия. При таком понимании газели духовного наставника иранского народа воспринимаются как непрестанный поиск Истины, трудное восхождение к её вершинам, духовные открытия на горном пути, как поэтическая исповедь и завещание.

Теги: имам Хомейни , поэзия

Год назад оборвалась жизнь Анатолия Николаевича Жукова, более полувека посвятившего служению отечественной литературе.

Он появился на свет в самом начале 1931 г. в селе Новая Хмелёвка Самарской области. Нелёгкое время было. "Через две с половиной недели после моего рождения, - вспоминал он, – деда и других несговорчивых середняков раскулачили[?] и в рождественские морозы всех «кулацких отродьев" – в путь, на Казахстан». Отца будущего писателя спасло от высылки то, что он с молодой женой и новорождённым сынишкой к тому времени уже жил отдельным хозяйством. А вскоре растущая семья перебралась в соседнюю Ульяновскую область, в новообразованный зерносовхоз.

Старший ребёнок в многодетной крестьянской семье, Анатолий с самых ранних лет приобщился к труду. А после того как отец ушёл на фронт, откуда вскоре пришла похоронка, 12-летний мальчишка стал главной опорой и кормильцем семьи.

Затем армия и первый рассказ «Дружба», который появился в 1953 г. на страницах газеты «Защитник Родины» Одесского военного округа. Рассказ был замечен не только читателями. Конкурсное жюри присудило ему вторую премию.