Я понимал: в чём-то Незнамов прав, но бросаться к нему на грудь, обливаясь слезами благодарности, всё же не хотелось.

— Ладно. Андрей Михайлович, замнём для ясности. Хочу понять насчёт инструкций — в каком я статусе: могу приказывать, просить, предлагать?

— Вот это по-деловому, — довольно откликнулся Незнамов. — Конечно, приказывайте. А я с удовольствием буду выполнять всё, что смогу, и, может быть, чуть больше.

— Хотелось бы тормознуть Заринского, сам он остановиться не догадается, если, конечно, не по вашему заказу работает, — не удержался съязвить я.

— Не надо, Александр Васильевич. Никто, кроме Стёпы, на меня не работает. Всем остальным достаточно приманки, а дальше натуру не удержишь. А почему вы насчёт Болтянского не беспокоитесь, он поопасней будет? — поинтересовался он.

— Ходят слухи, что у него с головой не всё в порядке, так что он временно не у дел: в психушке отдыхает, — ответил я с оттенком хвастовства, намекая, что сам туда его и определил.

— Лихо! — похвалил меня Незнамов. — Похоже, недооценил я вас.

Мне было и приятно, что я хоть чем-то сумел удивить этого непробиваемого человека, и одновременно противно — встать на одну с ним доску и хвастаться, как достижением, загубленной человеческой жизнью.

— Знаете, а давайте вы Заринского сами приструните, — неожиданно предложил мой собеседник. — Я же проведу всю нужную подготовочку.

— Не понял, — пробормотал я, так как действительно не доезжал.

— Импровизируйте, Александр Васильевич, импровизируйте, — с весёлым смешком сказал Незнамов, а сам стал набирать номер на соседнем телефоне.

Мне было любопытно узнать, что он задумал, поэтому я с интересом наблюдал за ним.

Андрей Михайлович, представившись секретарше, ждал, когда его соединят. Ждать ему пришлось недолго, не прошло и минуты, как на другом конце провода появился председатель совета директоров банка «Орфей».

Постороннему человеку могло показаться, что Орест Иванович говорит с отцом или братом, которых не видел много лет. Его сочный баритон проходил по проводам, не теряя ни одного обертона, — сказывалась многолетняя аппаратная школа. А по дружелюбию и искренности голоса он не уступал самому Незнамову.

— Андрюша, голубчик! Как я рад тебя слышать! Мы же, почитай, с дефолта не то что не виделись, а даже словом не перекинулись, — глава банка выкрикнул всё это таким одинаково счастливым голосом, что невозможно было понять, чему он рад больше: тому, что слышит Незнамова, или тому, что столько времени его не видел.

— Вот и славненько, Орестушка, — подхватил этот тон Андрей Михайлович, а я опять не смог понять, к чему относится это, славненько, — Организуй в субботу какую-нибудь презентацию, там и увидимся.

— Как ты угадал, Андрюша? Ведь я только пол часа назад отдал распоряжение о небольшом только для избранных корпоративном собантуйчике, — радостно воскликнул Орестушка.

— Не льсти мне, Орест, пожалуйста, и не жмотничай, я тебе про полномасштабное мероприятие толкую, а ты мне — сабантуйчик…, - тон Незнамова сменился с радушно-приятельского на приказно-начальнический. — Да, имей в виду, что приду я к тебе со своим приятелем — Можаевым Александром Васильевичем. Ты его, Орестушка, не знаешь, а вот с Пашей Заринским они учились вместе. Так ты ему не говори — сюрприз сделаем. Ну, до встречи!

— До встречи, Андрюша, буду ждать, — председатель положил трубку и вызвал к себе секретаршу.

Отдав приказ о неожиданной презентации, он велел ей срочно созвать всех членов совета директоров, где бы они ни находились, и в первую очередь Заринского.

Машина завертелась, и я пока вернулся к Незнамову:

— Зачем всё это. Андрей Михайлович? Неужели не хватило бы просто пугануть?

— Нет, Александр Васильевич, не хватило бы. Это как с собакой, которая вдруг на тебя взъелась: просто шуганёшь её, так она отпрыгнет, а потом норовит опять за пятки укусить; а перейдёшь в наступление, глядя ей в глаза, она стушуется и заглохнет. Надо, надо этой банде в глаза заглянуть.

Спорить с прожжённым политиканом смысла не было, поэтому я переключился на события в банке, а поскольку соединение поддерживал комб, просто забыл отключиться от незнамовского телефона и вздрогнул, когда услышал его голос:

— А мне не перекинете картиночку? — неожиданно спросил он.

Ох, не прост был мой теперешний союзник! Конечно, сказывался опыт общения с инопланетными супертехнологиями, но и проницательность его впечатляла.

Я без лишних слов скинул картинку на монитор его компа, при этом сам компьютер так и остался выключенным, и мы стали наблюдать базар, который почему-то назывался советом директоров.

Совсем не так я себе представлял совещание в банке. Все участники его говорили одновременно, но суть была одна: Паша втянул всех в это, беспроигрышное дело, вот пускай и отдувается.

Орест Иванович сидел во главе стола с надутыми, как у обиженного ребёнка, губами и только переводил взгляд с одного говорившего на другого. Выждав так минут десять, он негромко, но весомо сказал: «Хватит», - и стало сразу понятно, почему он сидит во главе стола: в кабинете наступила абсолютная тишина, все замерли, кроме Паши, который в это время вытирал со лба пот. Но и он, кое-как скомкав платок в кулаке, тоже обернулся к председателю.

— Хватит базарить, — повторил Орестушка. — Чего на Зарина нападать? Вместе решение принимали. А вот за то, что ты, Паша, можаевские связи из виду упустил, будешь отвечать. Делай что хочешь: на цирлах пляши, в жопу дружка своего целуй, но чтобы к концу вечера он простил тебя. И не вздумай перед ним вину свою отрицать — ещё хуже будет, а мы уж вокруг Андрюхи покрутимся.

Совещание из базара превратилось в разбор персонального дела комсомольца Павла Заринского, на котором ему пока поставлено на вид. Я поделился своими фантазиями с Незнамовым.

— В точку, — рассмеялся он. — Орест вплоть до самого капитализма в комсомоле командовал.

Собрание, после вынесения резолюции, само собой завершилось, и народ уже стал греметь стульями, продвигаясь к выходу, когда главный подозвал к себе Пашу и низенького брюнета с подвижным, как у обезьяны, лицом.

— У Можаева баба есть? — спросил Орест Пашу.

— Не знаю, — пожал тот плечами.

— Ну так узнавай! — прикрикнул на него председатель и повернулся к чернявому.

— Сейчас он всё тебе разведает, а ты, Витенька, всё обеспечь в соответствии… ну, там лимузин к подъезду, цветы, если баба есть; а если нет — приставь какую из наших.

— Всё будет сделано, Орест Иванович, — казалось, Витя сейчас достанет откуда-нибудь полотенце и перекинет через руку. — Можете не беспокоиться.

— Надо беспокоиться, — шумно вздохнул Орест, опять становясь похожим на большого ребёнка. — Незнамов, кого попало, своим другом не назовёт.

Зарин с Витей прошли в пашкин кабинет, где тот без труда выведал у ничего не подозревающей Любы все детали моей личной жизни.

После этого мы с Незнамовым отключились от банка — смотреть уже стало не на что. Было заметно, что на моего временного союзника работа комба произвела очень большое впечатление. Как разъяснил мне Андрей Михайлович, его хозяева были не так щедры, и все манипуляции с их технологиями шли через «охранника».

— Мне бы такие возможности, как у вас, — с лёгкой завистью сказал он. — Да у меня бы полмира по стойке смирно стояли.

Если он закидывал удочку, то явно не угадал: у меня никогда не было жажды власти, а в кооперации с подобным типом — подавно. Но распрощались мы вполне по-дружески: как-никак пока в одной упряжке ходим.

Лена на презентацию отказалась ехать сразу. Понадобилось полчаса объяснений, как это важно для моей безопасности, пока согласие наконец было получено. И сразу же возник вопрос: в чём идти?

Помощь в столь важном вопросе пришла с неожиданной стороны.

Пока мы спорили, комб однозначно просчитал, как закончатся уговоры, и после того, как я по его подсказке вставил в компьютер флешку в качестве отвлекающего манёвра, он выдал на экран изображение Алёны в совершенно умопоморочительном платье. Потом в другом, потом в третьем, и так вариантов десять, причём внизу было написано, где можно купить материал и всю необходимую форнитуру.