Получив долгожданную свободу, Игорь оказался у разбитого корыта. Ход его мыслей был достаточно прозрачен: после действий, предпринятых против нас бывшей его конторой, он, не рассказавший мне о своём месте работы, выглядел теперь «засланным казачком», и любая попытка оправдаться только усилила бы это впечатление.

Понимая его настроение, я рискнул поехать в Москву, чтобы не дать пропасть хорошему человеку, да и в соседнем с ним подъезде давно не был.

Столица встретила меня дождём и пробками. Внутри Москвы я добирался почти столько же, сколько и до неё, и, озверев от бесконечного ожидания в длинных очередях, решил, что пора переходить от автомобиля к поезду и метро.

Взглянув на открывшего мне дверь мужчину с двухдневной щетиной и потухшим взглядом, я с трудом узнал в нём Игоря. Хорошо ещё, что от него пахло жареными кофейными зёрнами, а не водкой, иначе наш разговор мог и не состояться.

Хозяин, молча, посторонился, пропуская меня в квартиру. Я, не спрашивая, разрешения вымыл руки, прошёл на кухню и стал варить кофе. Ничего не понимающий Игорь прошёл следом и сел за стол, наблюдая за моими манипуляциями. Разлив готовый напиток по чашкам, я уселся напротив него.

— Когда приступаешь к обязанностям руководителя фонда?

Игорь поперхнулся, закашлялся и промычал что-то нечленораздельное, а я включил маленький переносной телевизор, стоящий на кухонном столе.

Комб воспроизвёл на экране давешнее совещание, на котором майор Гаевский пытался грудью прикрыть нацеленную на фонд амбразуру, а потом отдельно Игоря в телефонной будке, предупреждающего меня о налёте.

Выражение его лица с открытым от удивления ртом и широко распахнутыми глазами было настолько дурацким, что я не выдержал и рассмеялся. Игорь тоже стал смеяться, но как-то нервно, истерически всхлипывая.

— Как… как… как это? — всё время сквозь смех повторял он.

Я знал из книг, что для того чтобы прекратить истерику, нужно дать пощёчину, но то пишут…, а на практике дать по роже взрослому мужику я не решился, поэтому воспользовался методом Прохора — плеснул ему в лицо воды из стакана. И подействовало: Игорь перестал смеяться, пошёл в ванну, намочил под душем голову и вернулся назад уже вполне спокойным и готовым к продолжению разговора.

Специально к разговору я не готовился, поэтому начал не очень удачно, нагородив каких-то не нужных слов.

Окончательно запутавшись, я принял решение — рассказать ему всё. Точнее — почти всё.

Мы проговорили с ним часа два, выпив при этом столько кофе, что оно уже полезло у меня из ушей. Я рассказал ему о встрече с инопланетянами (умолчав пока о комбе и десантном боте), о подземном городе (умолчав о лабиринте), а о Прохоре и его семействе он уже знал.

По мере моего рассказа глаза Игоря разгорались, а к концу его передо мной сидел знакомый мне старшекурсник. Он тут же накинулся на меня с расспросами, но я объяснил ему, что у нас ещё будет время обсудить всё, а сейчас меня ждут в соседнем подъезде. Почему-то смутившись, Игорь спросил, когда он может приступить к работе, и услышав в ответ: — Сегодня, — кинулся собирать вещи, крикнув, что на этот раз он будет добираться сам. А я тихонечко ушёл, захлопнув за собой дверь.

Всё-таки отменное здоровье — вещь незаменимая. Получив свободу передвижения, я мотался между Веретьем и Москвой, не чувствуя усталости: каждую пятницу в столицу, а в понедельник — обратно. Поскольку эти поездки стали регулярными, то, приспособившись к расписанию, ездил на поезде, что было не быстрей, но намного удобней: каждый раз, отдохнув в вагоне, я чувствовал себя свежим как огурчик. Снять усталость, конечно, мог и комб, но тогда, для этого, приходилось очень много есть. Это было нормально в Веретье, но не очень — в Москве.

В этот раз поехал в четверг. Вчера меня поймал по телефону Заринский и предложил встретиться у него. Я догадывался, о чём пойдёт речь. Комп десантного бота продолжал играть на бирже и в какой-то момент обнаружил, что банк ведёт свою игру, используя информацию… о нашей. И делает это в значительно более крупных размерах.

Они проделали этот трюк всего пару раз, когда комп вычислил их. Удачливость игры в сочетании с большими деньгами могли сразу привлечь внимание к ним, а при неудачном раскладе и к нам. Проиграв следующий раунд так, что итог трёх попыток получился у банка нулевым, комп прекратил деятельность через банковского брокера и, быстро найдя замену в уже изученном вдоль и поперёк биржевом мире, продолжил очень понравившуюся ему игру с огромным числом неизвестных. Но деньги за услуги банку мы всё ещё платили — договор заканчивался только через полтора месяца.

Паша опять встречал меня в дверях, как почётного гостя.

— А где твой дружок? — с порога поинтересовался Зарин, догадываясь, что биржевые успехи связаны не со мной.

— Он серьёзно приболел. Что-то с головой. Так что придётся всё пока отложить до его выздоровления, — озвучил я свой вариант развития событий. — За оплату не беспокойся, всё остаётся в силе до конца действия договора, а там, глядишь, и человечек мой поправится.

— Какой разговор?! Я и не сомневался. Просто узнал, что у вас всё встало, и решил поинтересоваться: не случилось ли чего? Ведь мы с тобой как никак люди не посторонние…, - по лицу Зарина было видно, что он не поверил ни одному моему слову. — А чего не позвонил ни разу? Ведь обещал.

— Да занялся вот общественной деятельностью, в экологию ударился: в родных краях в организации заповедника участвую, — я практически не врал, поэтому говорил спокойно и, как мне казалось, убедительно. Точно подмечено у Михаила Афанасьевича Булгакова: — Правду говорить легко и приятно.

Поболтав о том — о сём, Паша опять попытался пробить меня, но я совершенно честно объяснил ему, что никакого отношения к бирже не имею, поэтому не смогу ответить ни на один из специфических вопросов.

— А может — ты сведёшь меня с командой? — он перешёл в прямую атаку. — Будешь в доле, мы же друзья.

— Какие проблемы! Вот Дмитрий немного оклемается, вы и поговорите.

Поняв, что кавалерийский наскок не удался, Зарин решил взять тайм-аут:

— Ну ладно, Сашок, я тебя заболтал, а ты прямо с дороги. Давай завтра пересечёмся где-нибудь. Ты на выходные в Москве?

— О кей, Паша. До завтра, — я с облегчением распрощался с ним и отправился проведать свою совсем заброшенную квартиру.

Но сегодня, похоже, был не мой день: позвонил Незнамов. С ним было связано много непонятного: откуда-то он знал про буквы из лабиринта, плюс зловещее существо, сопровождающее его.

Все попытки послать к нему бола оканчивались неудачей. В линиях связи, которыми Андрей Михайлович пользовался, имелся непонятный разрыв, и болы возвращались из этой точки не солоно хлебавши. Поэтому у меня не было насчёт него никакой дополнительной информации, кроме официальной. Большой человек с огромным влиянием — вот и всё, что я о нём знал.

— Приветствую вас, дражайший Александр Васильевич! — голос Незнамова, как всегда, был ровным и доброжелательным. — Как вы себя чувствуете?

— Да вот коленки слегка трясутся от столь высокого внимания, а так ничего, — ох и не нравился мне этот звонок.

— Как здоровье Екатерины Владимировны? Осталось хоть немного её несравненного клюквенного варенья? Хочу выведать у неё секрет приготовления.

— Да какой там особенный секрет, просто ягоды натуральные. А как вы себя чувствуете, Андрей Михайлович?

— Благодаря вам, отменно. На Северном Урале такой воздух! С удовольствием осмотрел ваше произведение. Великолепно! Эксперты говорят, что такие технологии нам и не снились, а ведь сделано всего месяц назад. Да за такие успехи вам, Александр Васильевич, докторскую надо дать без защиты.

— А что, собственно, вам не нравится? Вы просили посмотреть на всю надпись и получили эту возможность.