— Так кто вы такие? — задал я прямой вопрос.

— Если по старому — нечисть, а как тот парень учёный мне говорил — мутанты.

— С чего у вас эти мутации пошли?

— Да, наверно, с болота. Недаром, если кто из нас отсюда уходит, то болеть начинает, а то и помереть может. Я, когда болото осушать задумали, месяц в областном центре прожил, мы с Пелькой и дедом начальников морочили, чтоб отказались от этой затеи. Их-то мы дожали да и сами, кабы не Пелагея, кони б двинули.

Попадись они мне тут, на болоте, так я их в пять минут в бараний рог скрутил бы без всякой помощи. Гоняли нас при всех властях, да и было за что: и воровали, и разбойничали — с болотной живности сильно не растолстеешь.

— Про то, что нечисть людей в трясины и чащобы заманивала — это правда?

— А что, в голодные зимы и человечинку пробовали, жить-то надо, — тут Прохор с хитринкой взглянул на меня, и я так и не понял, прикалывается он или говорит правду. — Да, много мы пережили. Бывало, годами в подземелье прятались.

Некотрые не выдерживали — уходили, и как сгинули.

Сейчас, конечно, лафа. Никому до нас дела нет, построили в глубине болот дом, тёткин мужик лесником числится, а нас как бы сектой считают. Ну и то хорошо — лишь бы не трогали. Одно плохо — давно дети не рождаются. Я не про простых говорю, а про нашу породу. Нас-то в этих болотах всего семеро настоящих осталось. Да….

— Не потому ли ходят слухи, что нечистая сила детей ворует?

— Так если у какой бабы от меня наш родится, что ж его на смерть бросать. У нас-то он хорошо ли плохо, а жить будет. А так его колдуном или ведьмой объявят, а потом если не сожгут или повесят, то всё равно жить не дадут. Потому и воровали. Да вот давно их нет.

— Что, деревенские поумнели, перестали хороводиться с вами?

— Да нет. Любая баба или девка хоть сейчас со мной пойдёт, да только не получается почему — то нашей породы… А просто баловаться — интересу нет.

— Ты что, заранее знаешь получится у тебя ваш или нет?

— Не, я не знаю, а вот тётка моя в воду посмотрит и сразу говорит, есть ли в округе баба, от которой наше дитё родится, или нет.

— А баловство — оно и есть баловство. Митька-то — твой дружок — моё семя. Сыном его назвать нельзя: не я рожал, не я растил, но всё равно жалко. Как он помирать задумал, так всё сердце изнылось, чего только не делал: и Пельку просил, хорошо шары помогли — потопчет ещё родимые болота, — Прохор помолчал и зябко повёл плечами. — Ты давай в гости заходи. Митька тебя приведёт, сам заблукаешь, да ещё и потопнешь ненароком, — он встал, давая понять, что разговор окончен, потом как-то сразу нырнул в кусты и исчез, растворившись в предвечерней мгле.

Увлечённый этой невероятной историей я и не заметил, что солнце ушло за сосны, подступили вечерние сумерки, когда глаза ещё видят, но доверять им уже нельзя — самое колдовское время. Я вернулся в дом. Встретившая меня в дверях Катя заглянула мне за спину и с сожалением вернулась на кухню, но ничего не сказала: прохоров «уход по-английски» был для неё не в новинку, как видно.

Наконец вернулся комб. Я обнаружил это, проснувшись утром.

— Сколько сейчас может быть времени, — подумал я лениво.

— 7:46, - последовал немедленный ответ.

Ещё не вылезая из постели, я решил получить не менее точные ответы и на остальные вопросы.

— Чем ты был занят? — кинул я пробный шар.

— Изучением подземелья и подготовкой полёта на Северный Урал, — комб был краток, и ответы его только увеличивали мой вопросник.

К нам подключился Сол:

— Мы понимаем твоё недоумение, поэтому приглашаем тебя к себе — есть о чём поговорить.

Воспользовавшись отсутствием Кати, я не стал завтракать, а, одевшись и наскоро умывшись, двинул прямо к Митьке. Тот ждал меня, сидя на крыльце, уже зная о нашем походе и ничуть не удивляясь этому знанию.

Без лишних разговоров он повёл меня к озеру. Маршрут этот я уже знал наизусть, но без Митьки не рискнул бы пройти и ста метров. Болото как живое существо всё время изменяется, и там, где ещё вчера ты спокойно проходил, сегодня можно было провалиться по пояс, и только митькина интуиция, основанная на многолетнем опыте, могла подсказать верный маршрут.

Знакомая дорога кажется короче. Задумавшись, я и не заметил, как мы дошли до капища, и направился ко входу в подземелье, но тут почувствовал на плече НеМитькину руку.

— Нам не туда, Саша. Я — Пай, очень рада познакомиться, — она развернула меня лицом к озеру и слегка сжала плечо, предупреждая о чём-то.

Над водой появился огромный диск. Возник как будто из воздуха, и только водовороты и волны, разбегающиеся по взбудораженному озеру, указывали место, где он скрывался.

От диска в нашу сторону пополз столб, похожий на луч света. И вскоре у самых ног застыл двухметровый солнечный зайчик. Пай взяла меня за руку и ступила в этот круг. Я, во все глаза рассматривая легендарную тарелку, немного замешкался и, споткнувшись, влетел вслед за ней. Луч стал втягиваться в тарелку, и я подумал, что, если через минуту там не откроется проход, у нас есть шанс хорошенько приложиться о корпус. Проход так и не открылся, но и мы не пострадали, а прошли сквозь стенку, как через полоску тумана и оказались посреди большой круглой комнаты. В нишах по кругу стояли восемь кресел. В них я увидел пять фигур с настолько чёткими очертаниями, что можно было легко разглядеть выражение лица каждого. НеМитька между тем сел в одно из свободных кресел, и тут же из него встала полупрозрачная фигура, на глазах приобретая чёткую форму, подобную остальным, и заняла свободную нишу. Следом и я опустился на предназначавшееся мне место и стал ждать продолжения. Сидевшая рядом со мной Пай первой подняла руку и, рассмеявшись, сказала: «Пай». За ней представились и остальные.

Собственно я знал почти всех; новым для меня был только навигатор Деус, который по правилам не мог покидать корабль, но сейчас, когда увидел их всех вместе, я понял, насколько они чужие мне. Именно таких непонятных и чуждых мне людей я и называл всегда инопланетянами.

Как только перекличка закончилась, пять ниш подёрнулись туманом, и на месте проёмов появилась гладкая стенка. Остались только Сол, я и сладко спящий в своём кресле Митька.

— Ты должен нас извинить, но все заняты подготовкой предстоящей операции.

— «У», — вырвалось у меня.

Не видевший фильма «Операция Ы» Сол посмотрел на меня с удивлением.

— Операция «У» — потому что на Урале, — объяснил я.

— На Северном Урале, — уточнил он, — там уже собрался подходящий грозовой фронт.

Тут только я сообразил, что предстоит упомянутая ранее добыча энергии из природных источников, и судя по соловой реплике источник этот — атмосферное электричество.

Я растерялся. Мне стало понятно, что ещё минуту назад я злился, ворчал, но был почти счастлив; и вот всё кончается. Близится конец пребывания экспедиции на нашей планете. А я, занятый различными делами, так ничего и не узнал у них. Ведь у меня столько ещё вопросов. А каких? Что спрашивать? В голове не шевелилось ни одной стоящей мыслишки. Ни одного простенького вопросика.

— Когда летим на Урал? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Так мы уже подлетаем. Хочешь посмотреть?

Он сделал какое-то неуловимое движение, и я оказался сидящим в небольшой кабинке, расположенной прямо по курсу движения. Если бы не отсутствие ветра, то можно было подумать, что я сижу на балконе, а земля с огромной скоростью несётся мне под ноги. Разглядеть что-нибудь внизу было невозможно, это напоминало изображение из космоса, которое я видел в интернете, мелькала чёрно — зелёная поверхность земли, расчерченная причудливыми линиями рек, дорог и ещё чего-то.

Но вот впереди показались Уральские горы, и скорость резко упала. Тут только я обратил внимание, что совершенно не ощутил перегрузки при торможении, как не ощущал до этого огромной скорости при полёте, впечатление было такое, что всё происходит не со мной, а наблюдаю я это со стороны.