Не станем занимать читателей более подробным изложением мер, предпринятых и руководством страны, и руководством органов милиции. Довольно сказать, что реорганизация повлекла за собой столь важные последствия, как вывод милиции из системы МГБ, а также снижение уровня преступности, которая к тому моменту сильно выросла (особенно сказалась проведенная Л. П. Бе­рией амнистия 1953 года, когда на свободу были выпущены многочисленные бандиты и убийцы; политических заключенных и осужденных по бытовым статьям амнистия не коснулась). Сказалась эта деятельность и на художественной продукции: вышли на экран классические советские фильмы о милиции, появились книги о ней. Вышла в свет и вторая часть поэмы — “Дядя Степа — милиционер”.

В тексте ее запечатлелись перипетии государственной идеологии, спроецированной на милицейское строительство. Из московского божества дядя Степа — с изменением идеологической доктрины — автоматически переходит в ранг божества государственного (солярность героя подчеркивает знак, расположенный на уровне пупа, — блестящий герб на пряжке ремня, другой знак — кокарда).

И сейчас средь великанов,

Тех, что знает вся страна,

Жив-здоров Степан Степанов —

Бывший флотский старшина.

Он шагает по району

От двора и до двора,

И опять на нем погоны,

С пистолетом кобура.

Вписанное в “общегосударственное”, “московское” осталось, недаром вновь упоминаются дворы (к шестидесятым годам все более размыкавшиеся вовне, в городское целое: не запирались на ночь ворота, да и сами воротные створки исчезали, в стенах оставались торчать массивные и никчемные желез­ные петли). В поведении дяди Степы обнаруживается неожиданный патер­нализм: “Посмотри вокруг, сынок!” — говорит он мальчику, потерявшемуся на вокзале, что в некотором смысле предопределяет изменение его собственного жизненного статуса. Придет момент, и дядя Степа наконец-то станет отцом.

Тут и следовало бы закончить. Бессобытийные третья и четвертая части поэмы — “Дядя Степа и Егор” и “Дядя Степа — ветеран” — качественно отличаются от предыдущих частей; их можно расценивать как обширные вставки перед концовкой, пусть и лишенной каких-либо художественных достоинств, однако логично связанной с предыдущим текстом.

Герой жил и взрослел вместе со страной, вместе со страной погрузился он и в старость, схожую с детством. Напомним, что четвертая часть опубликована 1 июня 1981 года в газете “Правда”. Это период, впоследствии поименованный застоем, обильный фольклор которого так и сяк варьировал сюжет о впавшем в детство Л. И. Брежневе.

Дядя Степа общается только с детьми, слегка презирает ровесников-ветеранов, забивающих козла. Но и его положение в мире изменилось — вырос ли мир, герой ли уменьшился. Он летит в Париж по путевке, расположившись в пассажирском кресле, хотя узкие промежутки между рядами кресел не слишком удобны и для обычного пассажира.

Шутку переводчика в парижском эпизоде, что дядя Степа чуть пониже Эйфелевой башни, следует понимать именно как шутку. И как жест вежливости надо воспринимать утверждение, что его

…повсюду называли

По-французски — “Великан”.

Пройдет всего несколько лет до начала исторического периода с названием “perestroika”, и герой окончательно отступит на задний план.

И все же не надо обвинять автора в конъюнктурности и при­укра­шивании неприглядной действительности. Феномен С. Михалкова — и его знаменитого героя — в том, что и герой, и его создатель вполне искренно и органично вписывались в любой исторический период. Приведем один косвенный аргумент: отрезок с 1934 по 1936 год стал первым более или менее сытым периодом после свертывания нэпа. Была даже отменена, совсем ненадолго, карточная система. В этот маленький временной промежуток и успел появиться дядя Степа, знакомый каждому с детства, будь ты читатель, будь ты слушатель.

1Паперный Владимир. Культура Два. М., 1996, стр. 78. Выделения принадлежат автору цитируемого текста.

2Цитаты из поэмы “Дядя Степа” приводятся по изданию: Михалков Сергей. Стихи. М., 1939; цитаты из поэмы “Дядя Степа-милиционер” — по изданию: Михалков Сергей. Стихи и сказки. М., 1960.

st1:metricconverter productid="3 См" 3См /st1:metricconverter .: Хлоплянкина Т. “Застава Ильича”. М., 1990, стр. 49.

4Фицпатрик Шейла. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001, стр. 59.

5 Фицпатрик Шейла. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город, стр. 63.

6Михалков Сергей. От и до… М., 1998, стр. 267 — 268.

7Даль Владимир. Толковый словарь великорусского языка. Т. А-З. М., 1978, стр. 512.

8 Военный энциклопедический словарь. М., 1983, стр. 706.

9  Даль Владимир. Указ. соч., стр. 512.

10Священник Павел Флоренский. Сочинения в 4-х томах, т. 3 (2). М., 1999, стр. 229.

11Паперный Владимир. Культура Два, стр. 156 — 157.

12По ходу дела он побеждает воду (случай с тонущим школьником Васей Бородиным), огонь (случай с голубятней), землю (сигналит машинисту поезда, что путь размыт), воздух же — постоянная его стихия (зоркость героя связана как раз с его приподнятостью над толпой).

13Маршак Самуил. Любимые стихи. М., 1997, стр. 189.

14 Румянцев С. Ю. Книга тишины. СПб., 2003.

16Нелишне сравнить: Ю. Никулина, рост которого равнялся st1:metricconverter productid="180 см" 180 см /st1:metricconverter , отправили служить в артиллерию, для танкиста он был слишком высок. Конечно, дядя Степа был еще выше.

17“Толковый словарь русского языка”. Под редакцией Д. Н. Ушакова. В 4-х томах, т. I. М., 1996, стр. 290.

18Володин Александр. Так неспокойно на душе. Записки с отступлениями. СПб., 1993, стр. 11.

19Расчеты верны в том случае, если учитывать сделанную автором во время войны стихотворную вставку (если же за исходный взять довоенный текст поэмы, то дядя Степа отсутствует, разумеется, вполовину меньше).

20“МВД России”. Энциклопедия. М., 2002, стр. 426.

21Иконников А. В. Архитектура Москвы. XX век. [М.], 1984, стр. 114.

22Там же, стр. 119.

23 Беда А. М. Советская политическая культура через призму МВД. От “московского патриотизма” к идее “Большого Отечества”. М., 2002, стр. 31.

Клех Игорь Юрьевич — прозаик, эссеист; автор книг “Инцидент с классиком” (1998), “Книга с множеством окон и дверей” (2001), “Охота на фазана” (2002), “Светопреставление” (2004). Лауреат премии имени Юрия Казакова.

Англоязычный “Онегин” потряс меня именно в силу своей невозможности. После всех бескрылых или фантастически фальшивых западных экранизаций русской классики (“Война и мир”, “Анна Каренина”, “Тарас Бульба”, “Доктор Живаго” и проч.) я впервые видел фильм, пытающийся воспроизвести не букву, а дух и смысл — пусть в очень усеченном виде. У нас и свои экранизации в девяти из десяти случаев такие же, исключения — вроде “Плохого хорошего человека” Хейфица или козинцевского “Гамлета” — единичны (удивительно, что сразу две удачи на счету Н. Михалкова и его команды: “Неоконченная пьеса для механического пианино” и “Несколько дней из жизни Обломова”). К чему я веду? К тому, что экранизация ползучая, рабская — это провал и профанация источника вдохновения. Все вроде знают, что никакое поступательное движение невозможно при переложении произведения с одного языка на другой, а уж тем более при попытке переноса из одного искусства в другое. Но мало кто смеет оборвать причинно-следственные связи, начать с листа, а посмеет — костей не соберет, если у него хоть что-то получится, не заслуживающее забвения. Люди — народ мстительный.

И все же удача может сопутствовать только тому, кто посмеет, что и сделали англичане — им сподручнее, до них нашим тухлым яйцам и плевкам не долететь. Какие такие англичане? В первую очередь из разоренного аристократического семейства Файнсов: сыгравший роль Онегина Ральф, режиссер фильма Марта и композитор Магнус (принц Уэльский приходится им всем кузеном). А также двое русских англичан: художница по костюмам Хлоя Оболенски и сценарист Михаил Игнатьев, потомок русских аристократов, потерявших родовое поместье в Черниговской области, и влиятельная персона IV телеканала. Вероятно, вели фильм англичане, а создавали настрой и вносили коррективы по ходу съемок русские. Я могу и ошибаться, но удача налицо — фильм берет за живое.