Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Между отцом и детьми происходит трагическая борьба. Борются только мужчины, сталкиваются между собой мужские идеи. Женщины Достоевского не имеют своей личной истории — они входят в биографию героев, составляют часть их судьбы. У каждого из братьев Карамазовых есть свое дополнение в женском образе: рядом с Иваном стоит Катерина Ивановна, рядом с Дмитрием — Грушенька, около Алеши — Лиза Хохлакова; даже Смердяков имеет свою «даму сердца» — горничную Марью Кондратьевну. В «любовном» плане неразделимое единство братьев выступает с особенной отчетливостью. Нити, соединяющие их с возлюбленными, перекрещиваются и сплетаются. Иван любит Катерину Ивановну, невесту Дмитрия, Алеша на мгновение становится его соперником, чувствуя себя ужаленным страстью к Грушеньке; Катерина Ивановна — роковая женщина и для Ивана и для Дмитрия; Грушенька соединяет в своей любви Дмитрия и Алешу. Наконец, единство карамазовской семьи символически показано в страсти Федора Павловича и Дмитрия к одной женщине — Грушеньке. Остальные действующие лица располагаются вокруг этой центральной группы. Федор Павлович окружен своим «миром» собутыльников и распутных женщин; Грушенька приводит с собой своих поклонников и компанию поляков; Митя врывается с цыганами, случайными приятелями и кредиторами. Богаче всего мир Алеши: «юный человеколюбец» вводит в роман два вида человеческого общения: монастырское общежитие и «братство детей». Он связывает темное карамазовское царство с миром старца Зосимы и Илюши Снегирева. Один Иван мира своего не имеет: Божьего творения он не принимает, человеческое ему чуждо, он развоплощается. Единственный его спутник — призрак, дух небытия, черт.

История соборной личности братьев Карамазовых изображается в романе–трагедии. Все трагично в этом художественном мифе о человеке: и вражда детей к отцу, и борьба братьев между собой, и внутренние борения каждого брата в отдельности. Открытие метафизического смысла человеческой судьбы принадлежит Дмитрию. В опыте страстей он понял, что «дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Перед ним раскрылись две бездны — вверху и внизу. Но он бессилен сделать выбор, и в этом его личная трагедия. В группе братьев он занимает среднее, нейтральное место. Иван и Алеша, стоящие по левую и по правую его сторону, выбор этот уже сделали. Ивана непреодолимо влечет нижняя бездна, Алеша устремляется к верхней. Один говорит «нет», другой «да». Федор Павлович, сидя за «коньячком», спрашивает Ивана: «Есть Бог или нет?» Тот отвечает: «Нет, нету Бога». Он обращается к Алеше: «Алеша, есть Бог?» Алеша отвечает: «Есть Бог». Личная трагедия Ивана в том, что у него «ум с сердцем не в ладу»: чувством он любит Божий мир, хотя разумом и не принимает его.

Из трех братьев наиболее гармоничен Алеша, но и в его цельной натуре есть трещина: он знает соблазны карамазовского сладострастья и вера его проходит через «горнило сомнения». Религиозная идея романа — борьба веры с неверием — вы–ходит за пределы семейства Карамазовых. Отрицание Иваиа порождает зловещую фи гуру Инквизитора; утверждение Алеши мистически углубляется в образе старца Зоси мы. Сердца людей — только поле битвы, а борются Бог и дьявол. Под психологической поверхностью личности Достоевский открывает ее онтологию и метафизику. Ис тория карамазовского семейства — худо жественный миф, в оболочку которого за ключена религиозная мистерия, вот почему в центре его стоит «Легенда о Великом инквизиторе». дочное преступление; идеологические мас сы вовлекаются в вихрь действия и, сталкиваясь, вызывают эффектные взрывы. В «Братьях Карамазовых» религиозная мистерия парадоксально сочетается с уголовным романом, При всей своей философской глубине это одно из самых увлекательных и популярных произведений русской литературы. Стройности архитектоники соответствует мастерская техника построения. Роман начинается краткой праисторией. В первой книге («История одной семейки») даются необходимые сведения о помещике Карамазове и цех его сыновьях. Книга вторая («Неуместное собрание») — экспозиция характеров и завязка интриги. Главные действующие лица представлены все вместе в драматической спене. Без предварительных пояснений и описаний мы сразу вводимся в действие. В келье старца Зосимы происходит первое столкновение между стариком Карамазовым и Дмитрием; Федор Павлович характеризуется своими пиническими анекдотами, копунственными выходками и «скандалом»; Иван — своей статьей о церкви и идеей о невозможности любить человечество; старец Зосима — поучениями и прозорливостью (земной поклон Дмитрию); «скандал» предвоскищает трагическую развязку романа. «Дмитрий Федорович! –завопил вдруг каким‑то не своим голосом Федор Павлович. — Если бы только вы не мой сын, то я в ту же минуту вызвал бы вас на дуэль… на пистолетах, на расстоянии трех шагов… через платок!» А Дмитрий в гневе произносит роковые слова: «Зачем живет такой человек?» Вражда между отцом и сыном показана сразу в высшем напряжении. Катастрофа не только предчувствуется, но и предсказывается: на слова Дмитрия отвечает Федор Павлович. «Слышите ли, слышите ли вы, монахи, отцеубийцу?»

В этой же сцене драматически вводятся три линии интриги. Отец Карамазов злобно клевещет на сына, в извращенном виде изображая его роман с Катериной Ивановной, страсть к Грушеньке и оскорбление капитана Снегирева. Вот в каком страстном и яростном тоне излагается эта экспозиция. «Святейший отец, — кричит Федор Павлович, — верите ли, влюбил в себя благороднейшую из девиц, хорошего дома, с состоянием, дочь прежнего начальника своего, храброго полковника, заслуженного, имевшего Анну с мечами на шее. Компромегировал девушку предложением руки, теперь она здесь, теперь она сирота, его невеста, а он на глазах ее к одной здешней обольстительнице ходит. Но хоть обольсти гельница эта и жила, так сказать, в гражданском браке с одним почтенным человеком, но характера независимого, крепость, неприступная для всех… А Дмитрий Федорович хочет эту крепость золотым ключом открыть, для чего он теперь надо мной и куражится, хочет с меня денег сорвать…»

И дальше о Снегиреве: «Господа, представьте себе: есть здесь бедный, но почтенный человек, отставной капитан, был в несчастьи отставлен от службы, но негласно, не по суду, сохранив всю свою честь, многочисленным семейством обременен. А три недели тому назад, наш Дмитрий Федорович в трактире схватил его за бороду, вытащил за эту самую бороду на улицу и на улице всенародно избил».

Трагедия Дмитрия, своими бурными перипетиями наполняющая роман, показана нам в искаженном ненавистью восприятии отца. Вокруг нее сразу создается загадочность, повышающая эмоциональное напряжение романа. Тема капитана Снегирева подготовляет тему школьников и Илюши: грех Дмитрия будет искуплен Алешей.

Предчувствие неизбежности столкновения между стариком Карамазовым и Дми–трием усиливается в сцене между Алешей и Ракитиным («Семинарист–карьерист»). Приятель Алеши говорит о земном поклоне старца Дмитрию: «По–моему, старик, действительно, прозорлив: уголовщину пронюхал. Смердит у вас… В вашей семейке она будет, эта уголовщина. Случится она между твоими братцами и твоим богатеньким батюшкой». И Ракитин заставляет Алешу признаться, что он и сам думал об «уголовщине». «Видишь, видишь? — торжествует он. — Сегодня, глядя на папашу и на братца Митеньку, о преступлении подумал? Стало быть, не ошибаюсь же я?»

Образ Дмитрия извращается отцом–соперником Федором Павловичем; образ Ивана тоже соперником — Ракитиным. Завистливый и самолюбивый семинарист изображает Ивана подлым интриганом, «сидящим в малине» и отбивающим у брата его богатую невесту. Читателю снова задана загадка: фигура Ивана приобретает черты коварства и двусмысленности.

В третьей книге («Сладострастники») конфликт между Федором Павловичем и Дмитрием раскрывается во всей своей глубине. Денежные расчеты только повод, соперничество из‑за Грушеньки — только внешняя причина к борьбе: два сладострастника столкнулись; «земляная карамазовская сила» восстала на самое себя. Безмерная, безудержная, безумная, она сметает все препятствия и «переступает» все границы. Дмитрий открывает свою душу Алеше («Исповедь горячего сердца»); Федор Павлович, за коньячком, делает интимные признания своим «деточкам–поросяточкам». Одна исповедь параллельна другой: это два неистовых движения, стремящихся навстречу один к другому. Столкновение кажется неизбежным. Дмитрий сидит в засаде и стережет Грушеньку: если она придет к старику, он ворвется и помешает. «А если…» — спрашивает Алеша; тот перебивает: «А коль если, так убью. Так не переживу». — «Кого убьешь?» — «Старика. Ее не убью». — «Брат, что ты говоришь!» — «Я ведь не знаю, не знаю… Может быть, не убью, а может, убью. Боюсь, что ненавистен он вдруг мне станет своим лицом в эту самую минуту… Личное омерзение чувствую. Вот этого боюсь. Вот и не удержусь».

250
{"b":"314103","o":1}