— Ага. Я родился в 2001 — первого января, кстати. Я был…

— Вы младше меня, — повторил Тайлер, — и вы встречаетесь с моей матерью.

— Тайлер, прошу, — сказала Карен. Она присела рядом со мной на диван.

Его глаза впились в неё, как изумрудные лазеры.

— Так вот что ты мне говорила по телефону — что хочешь познакомить меня с человеком, с которым встречаешься. Мама, тебе восемьдесят пять, а ему едва половина.

— Но я не чувствую себя на восемьдесят пять, — сказала Карен. — А теперь и не выгляжу на столько.

— Это всё фальшивка, — сказал Тайлер.

— Ничего подобного, — твёрдо ответила Карен. — Я настоящая. Я настоящая, и я человек, и я жива — живее, чем была многие годы. И Джейк — мой друг, и я с ним счастлива. Ты ведь хочешь, чтобы я была счастлива, да, Тайлер?

— Да, но… — Он посмотрел на мать. — Но Боже ж ты мой…

Карен нахмурилась, что она делала очень редко. При этом на её пластикоже появлялась странная выпуклость между нижней губой и подбородком; её надо сказать доктору Портеру, чтобы он это исправил.

— «Боже ж ты мой»… — повторила Карен и покачала головой. — Ты хочешь, чтобы я встречалась с кем-то моего возраста — с кем-то, кто одной ногой в могиле? Или ты бы предпочёл, чтобы я вообще ни с кем не встречалась?

— Папа бы…

— Ты знаешь, что я любила твоего отца — я любила Райана Горовица полностью и безраздельно. Он здесь совершенно ни при чём.

— Он всего два года как умер, — сказал Тайлер.

— В ноябре будет три, — ответила Карен. — И кроме того…

— Да? — сказал Тайлер, словно требуя объяснений. Я знал, чего не сказала Карен: что у Райана началась болезнь Альгеймера за много лет до того, как отказалось служить тело, что одиночество Карен началось не с момента его смерти, а гораздо раньше. Но Карен не попалась в эту ловушку. Вместо этого она рассказала историю — ведь то было её ремесло, её дар, её raison d'être.

— Когда мне было девятнадцать, Тайлер, я влюбилась в Дарона Бесаряна, приятного молодого человека, но не еврея. Ты едва помнишь своего деда, но он выжил в Холокосте, и он не хотел позволять мне встречаться с неевреем. Он всё время мне говорил: «Если они придут за нами снова — он спрячет тебя? Когда они попытаются забрать твой дом — встанет ли он на твою защиту?» И я отвечала: «Конечно. Дарон всё что угодно для меня сделает». Но мой папа не верил, и когда мы с Дароном поженились, он отказался прийти на свадьбу. Да, впоследствии мы с Дароном развелись, но для этого у нас были свои причины. Но тогда я не позволила своему отцу указывать мне, с кем быть, и сейчас я не собираюсь позволять этого тебе. Так что веди себя как подобает, Тайлер, сядь и пообщайся с нами.

Тайлер сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

— Хорошо. — Он огляделся, отыскал самое дальнее от меня кресло и плюхнулся в него. — А когда мы будем есть?

Я упёрся взглядом в пол.

— Ах, ну да, — сказал Тайлер. — Когда я буду есть?

— Когда хочешь, дорогой, — ответила Карен. — Я думала, мы закажем тебе пицуу. Ты…

Я бы уверен, что она хотела сказать что-то вроде «ты всегда любил пиццу», но в последний момент передумала. Уж слишком похоже на пожилую мать, сокрушающуюся о том, что её мальчик уже стал совсем взрослым.

После секундного раздумья Тайлер кивнул.

— Пицца сойдёт. У тебя тут есть какое-нибудь тихое местечко? Для всей семьи?

Мне подумалось, что это удачный момент для налаживания отношений.

— Тоже не любите большие сети?

Тайлер посмотрел на меня. Он казался почти что оскорблённым моими попытками найти с ним общий язык. Но, после небольшой паузы, он ответил:

— Да. Ненавижу. А ваша семья занимается каким-то малым бизнесом?

— Ну, раньше это был семейный бизнес… — сказал я.

Взгляд Тайлера сделался подозрительным.

— То есть как?

— Это пивоваренный бизнес.

— То есть? Какая-то микропивоварня?

Что же, это также рано или поздно выяснилось бы.

— Нет. Не микропивоварня. Моя фамилия Салливан, и…

— Салливан? — перебил меня Тайлер. — Это как в «Sullivan’s Select»?

— Да. Мой отец был вице-президентом, и…

Тайлер кивнул так, словно я только что вручил ему собственный обвинительный акт.

— Непотизм, — сказал он. — Старые жирные коты.

Я хотел было промолчать, но Карен решила, что с неё хватит.

— Вообще-то у отца Джейка в тридцать пять лет случился тяжёлый инсульт, и он уже почти тридцать лет находится в вегетативном состоянии.

— Ох, — тихо сказал Тайлер. — Гхм… Мне очень жаль.

— Мне тоже, — ответил я.

— Так… э-э… — Тайлер, вероятно, размышлял обо всех хронологических несуразностях, что сложились здесь. Он старше меня; мой отец стал недееспособным примерно в его возрасте; женщина, которая выросла в прошлом столетии, с мужчиной, который вырос в этом.

— Послушайте, — сказал я. — Я понимаю, что всё это очень неловко. Но факт в том, что мы с Карен уже вместе. И мы оба были бы очень рады, если бы мы с вами поладили.

— Кто говорит, что мы не ладим? — спросил Тайлер с явным вызовом.

— Да, в общем, никто, но… — я оборвал себя и попытался зайти с другой стороны. — Давайте начнём с самого начала, хорошо? — Я поднялся, подошёл к тому месту, где он сидел, и снова протянул ему руку. — Я Джейк Салливан. Рад знакомству.

Тайлер, судя по его виду, раздумывал, стоит ли идти у меня на поводу с этой идеей перезагрузки знакомства. Но после секундной паузы он принял мою руку и пожал её. Он, однако, не стал мне подыгрывать, представляясь по новой.

— Итак, — сказала Карен, — почему бы тебе теперь не заказать пиццу? Попробуй позвонить в «Папа Луиджи». Последние несколько лет я не могла есть пиццу, но люди их хвалили.

— Телефон, — сказал Тайлер в пространство, — звонить; «Папа Луиджи».

Телефон подчинился, и Тайлер сделал заказ.

Я снова присел, в этот раз на деревянный стул с прямой спинкой, который мне в старом теле показался бы неудобным. Мы немного поговорили. У Тайлера было много вопросов по поводу мнемосканирования, и Карен на них отвечала.

Пиццу должны были доставить через тридцать минут, или иначе она будет бесплатной. Я бы приплатил за то, чтобы её доставили ещё быстрей, лишь бы прервать эту неловкую беседу, но в конце концов в дверь позвонили. Карен хотела заплатить, но Тайлер воспротивился. («Ты ведь не будешь её есть». «Но это ведь я тебя на ужин пригласила».) Она отнесла коробку на кухню и поставила её сверху на плиту. Потом она нашла Тайлеру тарелку, и он выудил себе дымящийся ломтик. Сырные нити он оборвал пальцами. Начинка — пепперони, лук и бекон — выглядела роскошно декадентской — краешки кружочков пепперони приподнимались, образовывая маленькие искусственные озерца масла; полоски хрустящего бекона пересекали плоскую Землю из сыра; уголки концентрических полукружий лука потемнели почти до черноты.

Она выглядела сказочно, но…

Но совершенно не пахла. Обонятельные сенсоры, которыми меня снабдили, были настроены исключительно на задачи, связанные с безопасностью: запахи протекающего газа, горящего дерева… Мясо, лук, томатный соус, тёплое тесто основы — ничто из этого для меня не пахло.

Но не для Тайлера. Я уверен, что он не собирался нас дразнить, но я видел, как он сделал глубочайший вдох, вбирая в себя эти восхитительные ароматы — а в том, что они восхитительны, я был абсолютно уверен. На его лице отразилось предвкушение, а потом он вцепился в ломтик зубами, и его лицо исказила гримаса, говорящая о том, что он обжёг себе нёбо.

— Ну как? — спросил я.

— Ммммффф… — Он сделал паузу, чтобы проглотить. — Весьма неплохо.

Это была отрада для желудка — но, с другой стороны, при наличии легкодоступных средств для растворения артериальных бляшек, и других, предотвращающих накопление жира, это не было каким-то запредельным чревоугодием… для него. Для меня же это было нечто, утраченное навсегда.

Хотя нет, не навсегда. Сугияма сказал, что эта модель тела — последний писк лишь сегодняшних технологий. Его можно неограниченно совершенствовать. Со временем…