Работающий геном производит одновременно множество различных РНК, и транскриптомисты видят свою задачу в выявлении и расшифровке всех этих молекул. Решение такой задачи позволит выявить все работающие в данный момент гены, поскольку состав любой РНК является «химически дополнительным» к тому гену, с которого она транскрибирована; они с геном составляют, грубо говоря, «ключ» и «замок».

«Транскриптомистов» вдохновляет тот факт, что технология автоматического вылавливания и опознания этих РНК уже существует. Разработанная в последние годы несколькими американскими фирмами, она основана на так называемых биочипсах – небольших пластинках с подвешенными к ним короткими отрезками ДНК. Каждый такой отрезок извлечен из уже расшифрованных генов и является той «матрицей», с которой идет транскрипция какой-то определенной РНК. Когда эти свисающие с пластинки отрезки ДНК погружаются в раствор (в протоплазму, извлеченную из клетки в какой-то момент ее жизни), к каждому из них прилипает «его» РНК, и исследователю остается лишь извлечь чипе из раствора и проанализировать состав всех налипших на него РНК (предварительно «размножив», если нужно, ее количество с помощью так называемой полимеразной цепной реакции), но и это сегодня уже делается автоматически.

Остановимся на этом. Объем нашей статьи не позволяет более подробно обсуждать перспективы и трудности геномной биологии завтрашнего дня. Будем рассматривать наш беглый обзор как своего рода путеводитель по этой проблематике и как некое введение в связанные с нею темы. Нам наверняка еще доведется не раз обсуждать эти темы в будущем.

После краткого периода всеобщего энтузиазма и редкостного единения народа с властью недовольство политической элитой страны постоянно нарастало – вплоть до самого последнего времени, когда уставшее от разочарований общество решило вновь очароваться. Бесконечные колебания между этими состояниями очарованности и разочарованности малопродуктивны. Но взглянуть в лицо власти спокойно и трезво почти не удается: словно нервная барышня, она уклоняется от таких глаз, не любит разговаривать с социологами, косится на политологов, откровенно злится на жестких аналитиков.

Тем не менее десять лет – достаточный срок, чтобы кое-что увидеть или хотя бы угадать. За это время к руководству страной пришли политики уже третьей волны. Определился состав политической элиты и некоторые механизмы ее воспроизводства. Можно судить о ее пристрастиях, стиле мышления и степени профессионализма. 

О ее основных занятиях и о ее опоре. 

Говорят, мы слишком увлеченно и пристально вглядываемся в лицо власти вместо того, чтобы заняться куда более важными вещами: опираясь на повседневные проблемы и не ожидая, что кто-то за нас их разрешит, по кирпичику создавать гражданское общество, которое сможет контролировать власть н будет независимым от него.

Может, и правда, пора отвернуться и заняться своими делами.

Но перед этим хорошо бы понять, с кем мы имеем дело.

Игорь Яковенко

Новая российская политическая элита – свежее, формирующееся на наших глазах социально-культурное образование. Она вобрала в себя значительный пласт советской бюрократии, но я не склонен вслед за многими объявлять новый политический класс подновленной версией советского аппарата. Ее кадры, в отличие от номенклатурных, постоянно обновляются, изменились принципы выдвижения наверх. Можно без труда составить значительный список людей самого высокого уровня, которые исчезли с политического горизонта (Шахрай, Полторанин, Хазбулатов, Румянцев). Или сместились на периферию политического процесса (Бурбулис, Рыбкин). Это фигуры знаковые; за их спинами динамика еще более напряженная.

И по культурному уровню, кругозору, жизненным ориентациям, вовлеченности в общеевропейский и глобальный контекст политическая элита новой России разительно отличается от позднесоветской. В государственный аппарат и политическую жизнь пришла масса людей из академической и университетской науки. На наших глазах в большую политику любого уровня пришла масса молодых людей, попавших в школу во время перестройки и вообще не заставших советской реальности, людей, полностью сложившихся в новом яростном мире.

Можно говорить о другом: о печальных традициях российской политической жизни и российской бюрократии. Здесь уже мы сталкиваемся с более тонкими, нежели элементарная преемственность, материями и натыкаемся на механизмы воспроизводства традиционной ментальности, которые не сводятся к «перекрашиванию» вчерашних партократов.

Рядом с политической элитой – людьми, профессионально занятыми управлением обществом, – разворачивается околополитическое пространство. За последние десять лет возникло и исчезло множество политических партий. Складывались и распадались неисчислимые платформы, собирались «соборы», возникали союзы и объединения. В этих маргинальных по существу феноменах находят свою жизнь после политической смерти проигравшие политики, не желаюшие смириться с тем, что их время истекло; но отсюда же и приходят в большую политику. Частью это – форма существования политической тусовки, но одновременно некий питательный бульон для вызревания структур, людей и идей.

В России медленнее, чем нам хотелось бы, но тем не менее формируются структуры гражданского общества. Складываются общественные организации – правозащитные, религиозные, культурные, экологические. Возникли профессиональные гильдии и союзы, объединения предпринимателей, дворянские, купеческие. Гораздо сложнее идет процесс становления местного самоуправления. Все эти структуры берут на себя определенные социальные функции и тем самым обретают статус общественно необходимого, врастают в культурную и общественную жизнь.

Граница между пространством складывающегося гражданского общества и нынешней политической элитой – проницаемая мембрана. Чем более зрелым и структурированным будет гражданское общество, тем интенсивнее станет взаимообмен идеями, интенциями, кадрами. Одна из самых серьезных надежд на обновление политической элиты лежит на путях такого взаимодействия.

В пространстве, окружающем политическую элиту, особенно много значат для нее две сферы – масс-медиа и бизнес. Формирование общественных настроений, создание необходимого имиджа – эти важнейшие задачи сделали массовые коммуникации, прежде всего телевидение, большим политическим бизнесом.

Как и все на свете, политика требует ресурсов: они могут компенсировать слабость программы, отсутствие зрелой политической структуры. Деньги позволяют организовать общественные настроения и хотя бы на время (но такое важное – время выборов) создать всплеск симпатий, надежд, ожиданий. Да и сами политики – живые люди, вполне разделяющие здравое суждение: «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Речь не идет об элементарной торговле политическими принципами и статусами, хотя хватает и этого; речь идет о естественном желании жить лучше и извлекать из своего положения все возможные преимущества, если это не идет вразрез с принципами.

Здесь мы натыкаемся на особенности знаменитой русской духовности. На пресловутый морализм и пренебрежение юрилизмом. На массовое убеждение в том, что государство, вообще говоря, зло, что любая власть по понятию неправедна, что чиновник не может не воровать. Если культура предписывает агенту власти низменные мотивы и ожидает от него аморального поведения, то чиновник обречен оправдывать эти ожидания. В нашей стране свободно практикуются вещи, немыслимые в устойчивом цивилизованном обществе. Десятками, если не сотнями, происходят события, которые в нормальном государстве повлекли бы за собой отставку и крушение политической карьеры.