Все эти загадки и парадоксы были известны давно, и попытки их объяснения предпринимались многими учеными. В 1960-е годы Харланд первым отважился высказать мысль, что в неопротерозойские времена Земля замерзала даже в тропиках. Примерно тогда же к аналогичному выводу, но по совершенно иным причинам пришел ленинградский геофизик Михаил Будыко, один из первых моделировщиков земного климата. Его расчеты показали, что при сильном уменьшении концентрации углекислого газа в атмосфере может произойти резкое снижение парникового эффекта и охлаждение воздуха, что вызовет распространение снега и льдов к экватору; это увеличение площади под снегом и льдом, которые сильно отражают солнечный свет, вызовет еще большее охлаждение, и такая цепная реакция может привести в конечном счете к замерзанию всей земной поверхности. Необходимым условием этого, по расчетам Будыко, является уменьшение интенсивности излучения Солнца на 6-7 процентов против нынешней, но именно такую яркость Солнце имело 600 – 700 миллионов лет назад.

Будыко назвал найденное им решение климатических уравнений «решением белой Земли» или «ледяной катастрофой», но не придал ему особого значения: в те времена никто не мог себе представить, что такое возможно.

Серьезным возражением был и вопрос: случись подобная катастрофа в действительности, что могло прервать такое обледенение?

На этот вопрос дал ответ американский геолог Джозеф Киршвинк. В 1992 году он высказал предположение, что сдвиг тектонических плит, на которых плавают континенты, должен был вызывать постоянное появление все новых и новых вулканов, которые выбрасывали в атмосферу замерзшей Земли большие количества углекислого газа. В условиях полностью замерзшей Земли (Киршвинк назвал ее в своей статье «снежным комом») углекислый газ должен был накапливаться в атмосфере до тех пор, пока вызванный им «парниковый эффект» не поднял ее температуру настолько, что льды могли отступить.

Киршвинк впервые пришел к своему предположению, пытаясь объяснить появление загадочных железистых отложений на ледниковых наносах. По его мнению, это железо растворилось в земном океане в те времена, когда в атмосфере практически еще не было кислорода (в этих условиях железо растворимо в воде). С появлением кислорода в атмосфере и затем в воде железо выпало из раствора на океанское дно. Но обледенение Земли, особенно если оно продолжалось миллионолетия, должно было лишить океанскую воду кислорода, и тогда железо могло снова раствориться в ней. Затем, когда льды растаяли под влиянием «парникового эффекта», вода снова насытилась кислородом, и железо опять выпало из нее на остатки ледников в виде железистых отложений. Расчеты показали, что для осуществления сценария Киршвинка содержание углекислого газа в атмосфере должно было быть в 350 раз больше нынешнего. Предположив, что вулканы в те времена выбрасывали столько же углекислого газа, что и сейчас, можно вычислить, что для его накопления в достаточном для таяния количестве период «снежного кома» должен был продолжаться миллионы лет, как и предполагал Киршвинк.

Предположение Киршвинка было встречено довольно прохладно, но в последующие годы обнаружились два новых факта, говорящих в его пользу: уже упомянутые карбонатные отложения и данные по их изотопному составу. Это и побудило Хоффмана и его коллег выступить в 1998 году с пространной статьей, воскресившей – но уже на более широких основаниях – гипотезу «снежного кома».

Сценарий этой катастрофы выглядел теперь так. 700 миллионов лет назад участки суши, составляющие нынешние континенты, группировались в основном вблизи экватора. Моря вблизи полюсов были покрыты льдами. Поток солнечного тепла был на 6-7 процентов меньше, чем сейчас, что делало климат весьма неустойчивым относительно возможных резких изменений. Таким изменением мог быть достаточно длительный перерыв вулканической деятельности, приведший к уменьшению притока углекислого газа в атмосферу. Это должно было вызвать спад «парникового эффекта» и соответствующее понижение температуры.

Поскольку континенты тогда лежали у экватора, они не были покрыты льдами, и эта суша могла поглощать углекислый газ, как обычно, даже при понижении температуры. Л это продолжающееся высасывание углекислого газа из атмосферы вело к еще большему уменьшению «парникового эффекта» и дальнейшему снижению температуры. Это, в свою очередь, вело к расширению площади подо льдами, пока не началась обвальная цепная реакция, которая за считанные тысячелетия (а может, и за сотни лет!) привела к обледенению всей Земли.

Обратный путь – таяние льдов за счет восстановившегося «парникового эффекта», как описывал Киршвинк, – тоже должен был представлять собой лавинообразную реакцию, так что переход от температуры минус 50 градусов Цельсия к температуре плюс 50 градусов мог произойти за те же тысячи или даже сотни лет, то есть в геологических масштабах времени практически мгновенно. Чудовищные дожди, обогащенные растворенной углекислотой, должны были быстро разлагать скалы, обнажившиеся в результате таяния ледников, и сносить продукты этого разложения в океан, где в результате быстро нарастало содержание карбоната, оседавшего на дно в виде карбонатных скал. Это объясняет их нынешнее повсеместное обнаружение.

Необъясненным остается лишь четвертый парадокс – длительные перерывы в «биологически активных» слоях этих скал. Они могут быть следствием многократных (по мнению авторов, четырехкратных) повторений цикла «обледенение – таяние», но как тогда объяснить, что после каждого такого цикла жизнь на Земле ухитрялась воскреснуть?

Первоначальное предположение авторов, что это оказалось возможным в силу невероятной приспособляемости простейших организмов, не очень убедило биологов. Впрочем, специалисты из других областей тоже поначалу весьма скептически отнеслись к воскрешенной авторами гипотезе. Неслучайно название недавней обзорной статьи по гипотезе «снежного кома», опубликованной в майском выпуске «Seience», звучало: «Привлекательный снежный ком Земля, который все еще трудно проглотить». Но в последнее время стали накапливаться новые доводы в пользу этой гипотезы. Так, техасский ученый Хайд и его коллеги произвели компьютерные расчеты, которые подтвердили правдоподобность описанного выше сценария «снежного кома» и сверх того – показали, что в некоторых вариантах на обледеневшей Земле могли остаться свободные ото льда «оазисы», способные поддерживать жизнь в любых ее тогдашних формах. Это объясняло бы последний, еще не объясненный парадокс теории и снимало бы веское возражение против нее.

Поэтому можно думать, что эта гипотеза в конце концов пробьет себе дорогу. Как завершает обозреватель журнала «Science», «вряд ли кто-нибудь обвинит Хоффмана и Шрага в том, что они не осмеливаются думать «по большому», но большие идеи требуют большого времени, чтобы укорениться. А пока что они стимулируют умы».

Юлий Данилов

Релятивистский эффект – неограниченное возрастание массы электрона с приближением его скорости к скорости света – экспериментально обнаружил (еще до создания теории относительности) Вальтер Кауфман (1871 – 1947). Но в историю науки вошел уточненный вариант его опыта, повторенного в 1908 году Альфредом Генрихом Бухерером (1863 – 1927).

Опыт Бухерера подтвердил правильность выводов теории относительности, которой тогда было всего лишь три года от роду.

Александр Волков

Возможности компьютера предсказуемы. Как и способности человека, сотворяющего все новые, более мощные компьютеры. Их отношения вот уже три десятка лет описывает так называемый закон Мура. Гордон Мур, один из основателей фирмы «Intel», первым заметил, что каждые полтора года мощность процессоров удваивается. В этом прогрессе не было ничего мистического. Каждые полтора года удваивалось количество транзисторов, умещаемых на микросхеме. И этот факт указывал «пределы роста» современной техники. Мы не можем уменьшать элементы микросхемы до бесконечности. Когда-нибудь они станут так малы, что делать их меньше нельзя будет ни на йоту, ни на атом. По мнению экспертов, обычный кремниевый компьютер исчерпает свой ресурс около 2020 года.