— Дальность выстрела из русского гладкоствольного ружья — шестьсот шагов, причём, прицельная составляет половину данного расстояния. И разлёт пуль на дистанции весьма значителен. Вы согласны?

Теперь господа офицеры не только злы, но и хмуры. Ещё бы — так тыкать носом в грязь…

— Дальность же стрельбы из заграничных образцов — до тысячи двухсот шагов. Потому вражеские стрелки легко выбивали расчёты ваших орудий, оставаясь недосягаемыми для них. А что уж говорить о пехоте. Расстрел беззащитных людей. С удовольствием, радостью и презрением к их беззаветной храбрости и верности Отечеству.

Не выдерживает Истомин:

— И вы хотите сказать, что ваши ружья могут нам помочь?

— Дальность стрельбы из них достигает более трёх вёрст, господа…

Гробовая тишина. И это — самое мягкое сравнение того, что произошло при моих словах…

Затем раздался чей-то сдавленный голос:

— Милостливый государь! Вам не кажется…

— Не кажется!!! И я бы попросил оставить подобный тон при общении со мной! Вся страна знает, что Первый Касик не умеет лгать! Если я сказал — три версты, значит, так и есть! И в доказательство этого прошу выделить моим воинам участок. Любой! Мы покажем, как надо воевать по-военному!

…Опять меня подвела горячность. Сейчас нам просто укажут на двери, и будут правы… Однако либо я чего-то не учёл, либо народ действительно исстрадался, но Корнилов вскинул руку, предупреждая излишне горячих, и довольно спокойным тоном, что никак не вязалось с его внешним видом, поскольку адмирал налился кровью, словно рак, произнёс:

— Тогда, господин граф, может вы завтра вообще уничтожите врага?

— Как пожелаете, господин адмирал.

Щёлкаю каблуками своих ботинок, коротко склоняю голову, выхожу прочь, провожаемый сдавленными криками в зале. Выхожу из башни, иду к своим, благо, недалеко. Меня встречают вопросительными взглядами, мол, как дела? А хреново, дела-то. Ещё и как! Но раз назвался груздем, полезай в кузов. Включаю виртуалку, выхожу на связь с Островом. Тот отвечает сразу, но не любопытствует, поскольку уже в курсе дел — в моём обмундировании встроены и микрофоны, и видеокамеры. Что удивительно, даже не хихикает, как обычно…

— Что будем делать?

— Ты серьёзно решил перебить всех?

— Абсолютно серьёзно.

— И что думаешь использовать? Газ?

— Варварство. Лучше я использую дельта-боеприпасы. Их же возможно настроить на генетический уровень?

— Легко. Собственно говоря, это заложено в их программу.

— Тогда — действуй. Взять сотню проб, запрограммировать дельта-частицы. Утром устроим туман и для вида постреляем из миномётов обычными снарядами. Ну а после пусть господа думают…

Мне уже ясно, что наша миссия полностью провалилась, и надо завязывать все дела на этой планете. Сплошная импровизация и провал за провалом. Подводит моя горячность, торопливость и шапкозакидательство. Имея на руках такую мощь нет ни малейшего желания маскироваться, хочется сразу и всё. Решено! Завтра вечером мы убираемся… Ночь проходит в молчании. С той и другой стороны. Плотные ряды матросов и солдат окружили наш лагерь, молчат, только смотрят, чем мы занимаемся. Да ничем! Ужинаем, выставляем свои посты, отдыхаем. А утром, с первыми лучами солнца, начинаем представление….

— Ыыыыы!!! Бух-Бух!

Бьёт колотушка по большому бубну. Я кружусь вокруг маленькой пирамидки камней, наяривая на древнем инструменте. Ночью мне его привезли роботом. Люди переглядываются, крутят пальцем у виска, мол, рехнулся, болезный. Но я не обращаю на это внимания а исступлено колочу по туго натянутой коже. Пять минут, семь… И вдруг толпа замирает, когда очередной удар по бубну звучит громом с небес. Очередной раскат, солнце затягивает тучами. Громадными, клубящимися с яростью и необузданностью. Снова удар по бубну, резонирующему с раскатами грома. Вспышка молнии. Мой голос разносится по всему городу:

— Ыыыыы!!! Ба-Бах! Ба-Бах!

Плотная пелена дождя, почему то падающего на врагов. Шум струй, гром, сверкание молний. Останавливаюсь. Расстёгиваю пуговицы куртки, обнажая торс, кое-кто отворачивается, снова берусь за бубен:

— Оружие — к бою!

Бойцы, предупреждённые о предстоящем спектакле. Торопливо выкатывают миномёты из-под тента. Стена дождя не помеха для наших прицелов, тем более, что наводка даётся сверху. Замечаю краем глаза кучу расшитых мундиров — господа офицеры и генералы со страхом смотрят на спектакль. Лязгают затворы, всё, можно стрелять!

— Огонь по готовности! Пли!

Бум! Бум! Бах! Сгущающийся туман разрывают вспышки выстрелов. Увесистые полуцентнеровые подарки уходят во мглу рукотворной грозы и тумана. Где-то там, вдалеке, вспыхивает пламя. Гаксиевые боеголовки рвутся с адской силой, заставляя вздрагивать землю после каждого разрыва. А я радуюсь, что за шумом грозы и взрывов севастопольцы не слышат истошных воплей тех, кого сейчас жрут заживо дельта-частицы, запрограммированные на британскую, французскую, итальянскую и турецкую кровь… Простите меня, Светлые Небеса, за жестокость… Мои ребята расстреливают по два ящика мин, и незаметно запускают небольшую машину, которая испускает струи густого дыма без запаха. Клубы алого цвета заволакивают нас, вызывая крики страха у зрителей, становятся всё гуще, окончательно скрывая нас из вида, и вот я уже чувствую тягу гравитационного транспортёра, а спустя минуту оказываюсь на спине Острова, зависшего точно над нами. Ощущаю злые и презрительные взгляды, как же меня сейчас все ненавидят… Боги… Молча иду, передо мной безмолвно расступаются, но их молчание хуже кнута. Хуже удара. Это словно плевок в лицо. Да, ты не потянул. Слишком много возомнил о себе. Слишком… Виртуалка вспыхивает перед глазами, но я рву связь — не сейчас. Сначала домой. И… Мне надо побыть одному. Я не рождён быть прогрессором. И не хочу им быть. Щёлкает замок двери.

— Режим полной изоляции.

Снова щелчки. Сейчас ко мне не войти даже с ядерной бомбой. Я молча скидываю с плеч куртку, которую успел одеть. Не могу смотреть никому в глаза, не хочу чувствовать их эмоции, потому что виноват лишь я. Но это тяжело признать, и я не знаю что делать. Точнее, знаю, но не хочу этого. В конце концов, чем виноваты остальные? Но… У меня нет выхода. Остракизма и презрения мне не вынести, да и какой из меня командир, ели люди станут смеяться надо мной?

— Кластер, слушай команду. Ввести в действие директиву — три ноля Зелёный-.

Озадаченное молчание, потом короткий голос:

— Исполняю. До активации три. Два. Один. Активация. Исполнено.

…Вот и всё. Конец мечтам и устремлениям. Желаниям и хотениям. Простите меня, люди. Я всех предал. И бросил. В данную секунду Остров усыпляет всех, находящихся на нём, кроме меня, естественно, складывает тела в криохолодильники. Затем они будут высажены в точке, указанной мной. Конец…

— Вернуться в точку, откуда были забран экипаж.

— Может, не надо? Я сотру им память, и всё будет в порядке. Хочешь, заложу им самые лучшие воспоминания, они станут тебя на руках носить!

— Они — станут. А я — нет. Ведь мне ты память не заменишь!

Со всей дури бью по подлокотнику дивана. Тот хрустит.

— Что делать с вашей дочерью?

— Доставить в покои.

— Принято.

…Лиэй я не брошу. А тем, кого обманул, всё компенсирую. Снабжу деньгами, дам наводку будущему Президенту Федерации. В конце концов, такими кадрами не разбрасываются…

— Яра, Ихана, остальные?

Понятно, о ком речь. Их надо оставить, но девчонки вроде бы…

— Всех, кроме первых двоих, оставить. А девушек отправить вместе с остальным экипажем.

— А ваши друзья? С вашего родного мира?

— Пусть будут со всеми. И… Оставь им побольше денег и драгоценностей.

— Исполняю.

Знакомое ощущение прыжка. Затем слышу странные звуки.

— Внешний обзор.

Вспыхивает сфера. Сервис-роботы аккуратно выносят людей, располагая их на поляне. Остров где-то в лесу. Но, как я вижу, неподалёку проходит дорога. А с другой стороны — даже посёлок со станцией. Сергею Первому я оставил телефон с выходом на будущего Президента. Что же, удачи вам. Вы честнее и лучше меня. А я… Я просто недостоин быть вашим другом и командиром. Яра первой раскусила меня. Какое же я всё-таки… Убожество… Сфера гаснет.