Пока выстиранное белье сохло, девушки стали играть в мяч. Обратим внимание на групповую игру, но не созерцательно-жертвенную, как срывание цветочков Коры, и не состязательное соперничество, как бега Артемиды; игра в мяч — это всегда удовольствие от точности, расчета направления, приложения силы и учи-тывания потенциала остальных игроков. Мяч, однако, попадает в воду, и крики девушек будят спящего Одиссея, которого, ослабленного, выбросило бурей на берег. Герой, прикрывая наготу сломанными веточками, встает и приближается к девушкам, которц все разбегаются в страхе, кроме одной Навсикаи. Вот тут мы уже как наяву видим в ней разумный и гордый архетип Афины. А также, безусловно, брачно-эротический сюжет[179]: страшный голый мужик появляется из моря прямо перед девушками... а на самом-то деле это Герой.

Царевна выслушивает незнакомца, велит дать ему чистую одежду (хоть какую-то одежду), накормить и напоить и приглашает во дворец. Мы помним, что Кора-Персефона в такой ситуации убегает, но не достаточно быстро, чтобы ее не догнали... и пугается «страшного мужчину» в любом случае. (Как правило, это лучшая приманка для охотника.) Артемида — убегает так быстро, что ее не способен догнать ни один мужчина. А героиня Афины поступает рассудительно. Она не боится[180] нового мужчины. Более того, способна увидеть в нем, жалком, грязном, устрашающем и уже немолодом, великого человека, Героя. Именно Афина в эпосе Гомера внушает ей смелость и бодрость. Одиссей же прославляет девушку (говорит ей комплименты) и желает ей в жизни счастья, то есть разумного хорошего брака:

О, да исполнят бессмертные боги твои все желанья,

Давши супруга по сердцу тебе с изобилием в доме,

С миром в семье! Несказанное там водворяется счастье,

Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок,

Муж и жена, благомысленным людям на радость, недобрым

Людям на зависть[181] и горе, себе на великую славу[182].

Афина вообще не против брака, но для нее это именно законный союз двух разумных и порядочных, успешных людей. Она любовно приукрашивает Одиссея («Станом возвысила, сделала телом полней и густыми / Кольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила») так, чтобы он понравился Навсикае, — и та видит в нем образ желанного мужчины:

О, когда бы подобный супруг мне нашелся, который,

Здесь поселившись, у нас навсегда захотел бы остаться![183]

Кажется, что Афина их прямо-таки сводит вместе... но у Гомера нет разрешения этой ситуации. Навсикая — девушка на выданье, а не свободная чародейка (вроде Калипсо или Цирцеи), вдобавок царевна. Ее можно только взять замуж, но не сделать наложницей или любовницей. В этом боль и трагедия Навсикаи. Она, как никто другой, сумела увидеть в неприглядном чужаке великого героя, приветить и помочь ему. Но быть ему женой она не может. Это история многих помощниц, соратниц, «офисных жен»... От бурного адюльтера, развода и заключения собственного брачного союза их удерживают обычно чувство приличия и разумные практичные доводы. (Для сравнения, героиня Афродиты — и женщина, в которой она пробудилась, — наплюет на все; Афродита — известная нарушительница всех возможных правил.) А возможно, что и опасения, страх потерять свое высокое место. Так и Навсикая боится, что кто-то подумает, будто это претендент на ее руку:

Я ж от людей порицанья избегнуть хочу и обидных

Толков; народ наш весьма злоязычен; нам встретиться может

Где-нибудь дерзкий насмешник; увидя нас вместе, он скажет:

«С кем так сдружилась царевна?

Кто этот могучий, прекрасный

Странник? Откуда пришел? Не жених ли какой иноземный?

...Лучше б ей самой покинуть наш край и в стране отдаленной

Мужа искать; меж людей феакийских никто не нашелся

Ей по душе, хоть и много у нас женихов благородных[184].

Обратим внимание тут и на то, что Навсикая, по всей видимости, отвергла «недостаточных героев» из окружения своего отца, как это часто бывает с женщинами, в ком силен архетип Афины. Также интересно тут вспомнить историю Афины и Гефеста, в которой она избежала соития или просто зачатия от него ребенка в самый последний момент, будто испугавшись за репутацию (богини-девы...), более чем из-за чего-либо другого. Это обычная история женщины, в которой силен архетип Афины: избегать связи с тем, кого почему-то (по ее мнению) посчитают недостойным ее, или опасаться, что другие обнаружат, что она вообще способна на какие-то женские чувства и желания.

В результате Навсикая просто помогает Одиссею вернуться домой и исчезает со страниц «Одиссеи». Однако сохранились версии мифов, в частности, у Страбона, в которых она позже выходит замуж за сына Одиссея — Телемаха и рожает тому сына, названного в честь деда Персептолисом («разрушителем городов» — частый эпитет Одиссея).

Смертную девушку Арахну, которую покарала богиня Афина, мы тоже относим именно к «героиням Афины», поскольку в ней довольно сильно проявился архетип богини. Поэтому она и стала соперничать со своим прототипом.

Вовсе не царевна (в отличие от большинства героинь греческой мифологии), а дочь красильщика тканей, Арахна прославилась как вышивальщица и ткачиха — своим собственным ремеслом. Больше мы не встретим героинь, которые стали известны и знамениты именно своей профессией, а не происхождением, любовными приключениями или удачным случаем родить (или сбежать) от бога. В этом тоже виден путь Афины.

Однако Арахна возгордилась и вызвала на состязание с собой, как с равной, саму Афину Палладу. Поначалу богиня приняла облик мудрой старицы и попыталась предостеречь девушку от такого необдуманного поступка. Но Арахна не вняла предупреждению. В этом вызове, поправшем обычные законы богов и людей, мы видим гордость и стремление к власти, присущие женщине, в чьей душе царит архетип Афины. Это не редкость и по сей день. Мы уже говорили об идентификации с архетипом, как и о принятии божественных функций, когда женщина воображает себя равной богине. Это как раз такой случай.

Афина приняла вызов и честно выполнила условия задания. Она вышила на пурпурной ткани двенадцать олимпийских божеств, а в углах ткани представила наказания смертных, посмевших состязаться с богами. Афина (как богиня, так и женщины, которым она близка) вообще умеет и любит посылать некие намеки, предупреждения о границах, с настоятельным дружеским советом по их соблюдению. Но Арахна вышла на состязание. Она, в свою очередь, вышила на полотне любовные похождения Зевса, Посейдона и Диониса, представив их в смешном, неприглядном свете. Разгневанная Афина ударила Арахну челноком и разорвала ее полотно.

Джин Ш. Болен видит в этом твердую и авторитарную патриархатную позицию Афины Паллады, защитницы своего папы. Но мы обращаем внимание, во-первых, на то, что Арахна оскорбила соперника Афины — Посейдона и бога, ей совершенно чуждого, — Диониса. Во-вторых — на то, что Арахна была смертной женщиной, нарочито обесценивающей божественную любовь, характеры и правила. И в этом обесценивании и насмешке нам видятся достаточно опасные тенденции[185].

Если говорить о женщинах-Афинах, которые следуют «пути Арахны», то именно здесь я бы видела жажду власти и обесценивание чувств, холодный практицизм и цинизм. За это они и могут быть «наказаны богами»: не ощущать полноту жизни, радость и удовольствие от существования... По мифу, Арахна повесилась, не вынеся унижения: это была женщина, которая не могла смириться с поражением (еще одна ловушка для идентифицированных с самой Афиной). Но богиня вынула ее из петли и с помощью зелья Гекаты превратила в паука-трудоголика, который вечно прядет свою пряжу.