Грустный Герберт Рутланд ожидал сэра Реджинальда Демфри, чтобы поведать обо всех последних неприятностях по службе. По странной прихоти случая неприятные новости всегда сообщал именно Рутланд. Казалось, это доставляет ему удовольствие, как будто среди чужих ошибок, огрехов и провинностей бедняга находился в привычной стихии, в то время как Дональд Фаррингтон, наоборот, со свойственным ему оптимизмом, всегда преуменьшал любые беды и старался выделить то, что помогало видеть будущее в розовом свете.

Герберт доложил об исчезновении одного из служащих. Тот уже три дня не являлся на работу и не подавал никаких признаков жизни. Отправленный к нему на дом детектив нашел лишь домовладелицу, и та поведала, что ее жилец — некий Патрик Муллой, холостяк, — не появлялся дома с тех самых пор, как без предупреждения не пришел в Адмиралтейство. Из всего этого Рутланд сделал вывод, что Муллой — вражеский агент, проникший в службы сектора «Д» для рекогносцировки. И теперь он подумывал, не надо ли изменить шифры всех сейфов и сменить замки на дверях, хотя подобная акция, несомненно, создаст множество хлопот персоналу и вызовет дополнительные траты. Изрядно раздосадованный сэр Реджинальд не знал, какое принять решение, ибо, несмотря не некоторое предубеждение против Рутланда, он должен был признать, что тот рассуждал очень логично и его мрачные прогнозы производили сильное впечатление. Тут-то и появился как всегда элегантный и как всегда улыбающийся Дональд Фаррингтон. Узнав о происшествии, он рассмеялся и весело сообщил, что Патрик Муллой попал в аварию, катаясь на мотоцикле в окрестностях Уилтшира, и пребывает сейчас в одной из больниц Солсбери. Местная полиция направила в Адмиралтейство извещение, но Фаррингтон, не подозревая, какие сомнения гложут его почтенного коллегу Герберта Рутланда, позабыл об этом сообщить. Помощники сэра Реджинальда не особенно любили друг друга и не упускали случая обменяться ядовитыми замечаниями, правда, в самой вежливой форме. В этой игре верх обычно одерживал Рутланд.

Когда Герберт ушел искать временную замену Муллою и звонить в больницу Солсбери, сэр Реджинальд устроил его коллеге хорошую головомойку. Он заявил, что не потерпит подобной небрежности и что на секторе «Д» лежит слишком большая ответственность, а потому малейшее отклонение от требований регламента совершенно недопустимо. Служба в целом — главная пружина Национальной безопасности, у каждого ее витка — своя роль, свои важные задачи, и никто не имеет права с этим не считаться, не рискуя изменить долгу. Почтительно выслушав нотацию шефа, Дональд вздохнул — все-таки Дороти совершенно права, упрекая его в недостатке серьезности и легкомыслии, совершенно не подобающем ни его возрасту, ни положению. И все это — потому, что Дональд никак не мог заставить себя возиться с каждым пустяком и охотно предоставлял эту заботу своему коллеге Рутланду. Что верно — то верно. Зато Фаррингтон обладал редкостным талантом к обобщению, что позволяло сэру Реджинальду Демфри всего на нескольких страницах излагать запутаннейшие международные проблемы. Наверху ему за это выражали благодарность, но вся заслуга принадлежала, бесспорно, Дональду. Кроме того, сэру Реджинальду очень нравилась Дороти, напоминавшая ему Барбару времен «Шепердс Буш Эмпайр», когда он еще мог воображать, будто из нее получится очаровательнейшая спутница жизни.

— Кстати, Дональд, мы с женой устраиваем прием… Хотим отметить тридцатилетие со дня свадьбы…

— Мои поздравления, сэр…

Сэр Реджинальд смерил его недовольным взглядом.

— Оставьте иронию для другого случая, Фаррингтон! В любом случае, я рассчитываю увидеть вас с Дороти… Вряд ли получится очень весело, но я все-таки очень хочу, чтобы вы пришли засвидетельствовать дружеское участие и преданность. Кстати, не забыть бы сообщить о приеме Рутланду…

Оставшись в одиночестве, Гарри совсем приуныл и растерялся. Больше всего его раздражало, что обвинить во всех грядущих неурядицах можно было лишь самого себя. Молодой человек обвел увлажнившимся взором привычную обстановку комнаты. Литографии, изображавшие победу англичан над бурами, вид на Йоркский собор и цветная репродукция Брайтона его умиляли. Казалось, здесь, в этих традиционных уродствах, равно как и в клейком порридже, который, несмотря на поздний час, готовила ему милейшая миссис Пемсбоди, как и в яйце с чуть подрумяненным белком, лежащем на ломтике слишком жирного бекона, сконцентрировалось нечто такое, на чем испокон веков стоит старая Англия. А к ней Комптон начинал испытывать все большую привязанность.

Выйдя из дому и оказавшись на мирной Тэвисток-сквер, Гарри почувствовал непреодолимое желание прогуляться в Кенсингтон пешком. Ему хотелось насладиться английской атмосферой, ставшей еще дороже после свидания с армянином, а заодно переварить порридж и яичницу с ветчиной миссис Пемсбоди. Сжимая в руке кейс с бумагами торговой фирмы, молодой человек двинулся по бесконечно длинной Оксфорд-стрит. По дороге он не преминул поклониться Британскому музею, один вид которого наполнял его сердце беспредельной и откровенной антимарксистской гордостью. Оказавшись у северной границы Сохо, Гарри снова подумал о Багдасарьяне и невольно ускорил шаг, словно боялся, что армянин его догонит. Однако, миновав Риджентс-стрит, молодой человек опять пошел прогулочным шагом, как праздный гуляка, жаждущий в полной мере оценить столь редкостное явление, как солнце, подрумянивающее Лондон, словно огромный пирог для какого-нибудь Гаргантюа. В Мабл Арч Гарри пошел через Гайд-парк, где первые ораторы уже успели собрать по нескольку слушателей. Комптон прогулялся вдоль Александра-гейт и вышел к Де Вере Гарденс. Строгая красота особняка, где обитал сэр Реджинальд Демфри, радовала глаз, но уязвленный острой завистью Гарри вдруг снова на мгновение ощутил себя представителем марксистского лагеря, а потому кнопку звонка нажала рука убежденного антикапиталиста. Теперь его унижала сама надпись у черного хода: «Для прислуги». Открыла добродушная дурнушка, и Комптон решил, что это, должно быть, Розмери Крэпет. Безнадега… С самым мрачным видом он попросил разрешения видеть кухарку, миссис Смит. Горничная проводила его в подвал, к преддверию храма, единственной и всемогущей жрицей которого являлась Маргарет Мод.

— Миссис Смит… к вам гость!

Розмери подтолкнула Гарри вперед и быстренько ретировалась.

— Ну, кто там еще? — буркнула занятая приготовлением соуса кухарка.

— Миссис Смит… Я… Меня зовут… короче, это не важно… Я…

Миссис Смит отодвинула кастрюлю и, медленно развернув могучий торс, поглядела на Гарри.

— Да скажете вы наконец, чего вам от меня надо?

— Да, конечно… Для этого я и пришел, верно? А стало быть…

— Стало быть… что?

Комптон совсем растерялся. Эта женщина просто парализовала его. Во всяком случае, насчет «любезности» миссис Смит Багдасарьяна жестоко обманули!

— Я представляю интересы…

— Вон!

— Но, миссис Смит…

— Я сказала: вон отсюда! Не желаю видеть никаких представителей чего бы то ни было! Я презираю это племя! Всех вас давно следовало бы посадить в тюрьму!

— Но, миссис Смит… это… это вполне законная профессия…

— А я ее не признаю! Ну, живо убирайтесь или я позову Серджона!

— В чем дело, миссис Смит? Этот тип посмел вам надоедать?

На пороге кухни вырос громадный, как деревенский шкаф, детина. Увидев его, кухарка облегченно вздохнула.

— А, мистер Серджон! Спросите-ка у этого парня, что ему здесь понадобилось.

Шофер окинул Комптона тяжелым взглядом любителя джина.

— Ну, слыхали?

— Я… я позволил себе… прийти предложить миссис Смит… новую марку кукурузных хлопьев. Наша фирма получила исключительные права в Лондоне и его окрестностях… и…

— Знайте, молодой человек, что я уже много лет пользуюсь только одной маркой кукурузных хлопьев, и не какому-то ветрогону вроде вас заставить меня изменить мнение!

Серджон опустил тяжелую лапищу на плечо Гарри.