Вскоре принц снял великолепную яхту в Биаррице, подальше от посторонних глаз. В местном «Баскском баре» для наследника и его спутницы был зарезервирован стол, за которым они ежедневно пили аперитив, а в плавательном бассейне появился отдельный вход, предназначавшийся только для них. На яхте, принадлежавшей лорду Мойну, лидеру консервативной партии, Дэвид и Уоллис обогнули побережье Испании, заходя в тихие бухты. Они устраивали пикники на берегу или обедали инкогнито в маленьких прибрежных ресторанчиках, прогуливались по пустынным пляжам Майорки.
Сведения о принце и Уоллис не просачивались в английские газеты. Никто не знал, что принц преподнес Уоллис бархатный футляр с бриллиантом и изумрудный брелок для браслета. Уоллис попала в волшебный, чарующий мир. Она любила собак – и он подарил ей дымчато-желтого щенка терьера. Она с чисто женской страстью любила драгоценности, духи, платья – и получала их в подарок. В феврале 1935 года она каталась с принцем на лыжах в австрийских Альпах, танцевала с ним вальс в Вене, ездила в Будапешт слушать песни цыган. Они не скрывали своих отношений, о миссис Симпсон знал весь мир… кроме Великобритании. Впрочем, английский высший свет тоже вскоре познакомился с фавориткой наследного принца, на вечере у американки Мод Кунард, где собирались сливки общества.
Принц и Уоллис проводили вместе много времени, часто разговаривали по телефону, но у нее все еще был дом, муж, а у наследника – многочисленные обязанности, встречи, речи, поездки по стране. Эрнеста Симпсона тем временем высмеивали в прессе. Сам он признался приятелю: «У меня такое впечатление, будто я препятствую ходу исторических событий».
В это время серьезно заболел король Георг, а 20 января 1936 года, в первом часу ночи принц по телефону сообщил возлюбленной, что его отец скончался. Уоллис со слезами на глазах мягко сказала ему, что понимает, как теперь изменится жизнь Дэвида. На что принц ответил: «Ничто не сможет поколебать моих чувств к вам».
В первые месяцы царствования Эдуард VIII редко встречался с Уоллис – он буквально тонул в море новых дел и обязанностей. Например, существовали специальные красные коробки, заполненные депешами министерства иностранных дел и колоний, донесениями, которые он должен был прочитать, осознать, одобрить или отклонить все представления на награды, отличия и звания. Король автоматически становился адмиралом британского флота, фельдмаршалом и маршалом ВВС – каждая из этих должностей требовала времени. Эдуард VIII хотел не только заботиться о подданных, но и понимать их.
Но вскоре он заговорил о своей женитьбе на Уоллис, причем как о деле решенном. Оставалось только назначить сроки. Он хотел, чтобы она была рядом всегда и везде, не желал ее делить ни с кем, мечтал, чтобы она жила с ним, а не с Симпсоном. На этом пути стояло много препятствий, ибо не во власти короля Англии распоряжаться своей жизнью.
Эдуард VIII все чаще появлялся с нею в обществе, их связь обрастала немыслимыми слухами и сплетнями. Король предложил Симпсону дворянский титул. Возможно, он следовал давней традиции, когда в XVII веке Роджер Палмер стал графом Кестмейнским, так как смиренно принял к сведению то обстоятельство, что его супруга скрашивала жизнь Карлу II. Однако гордый Симпсон отказался от титула.
Однажды на Брайанстон-Корт, когда Уоллис не было дома, появился сам король. Он был явно расстроен, без конца поправлял галстук, переминался с ноги на ногу, наконец произнес: «Я должен ее видеть!»
«Я был до того ошеломлен, – вспоминал впоследствии Симпсон, – что так и сел. И лишь потом сообразил, что сижу в присутствии моего короля!»
Вскоре они встретились снова и расставили точки над «i». Король заявил, что не согласится короноваться, если Уоллис не будет рядом с ним. Эдуард VIII нашел адвоката, который должен был защищать интересы Уоллис на бракоразводном процессе в Ипсвиче.
Король, чтобы отметить это событие, задумал совершить летом круиз по побережью Адриатики. Король инкогнито – под именем герцога Ланкастерского – прибыл на роскошной яхте в один из югославских портов, где он должен был встретится со своей любовницей. Впрочем, это было секретом полишинеля: на багаже миссис Симпсон красовались этикетки с ее именем, а яхту короля сопровождали два миноносца британского королевского флота.
Яхта курсировала вдоль побережья Югославии. Влюбленные наслаждались уединением. Когда они сходили на берег, их никто не узнавал. Эта идиллия, впрочем, длилась недолго: вскоре о путешествии узнали, и во всех гаванях путешественников ждали огромные толпы людей, мечтавших увидеть великолепную пару. А когда король отправлялся в город, его сопровождала настоящая манифестация – жители в экстазе приветствовали английского монарха, бросали цветы и кричали: «Да здравствует любовь!» Их снимали фотографы. Лондонский еженедельник поместил один из таких снимков на обложку, сопроводив подписью: «Герцог Ланкастерский и его гостья».
Круиз был завершен, но королю не хотелось, чтобы все закончилось так скоро. Президент Турции Кемаль Ататюрк предоставил им свой личный поезд, на котором они отправились в Вену, затем в Будапешт. Репортеры единодушно отмечали, что король выглядит довольным, много улыбается и смеется, мало пьет, что они с Уоллис танцуют каждый вечер допоздна, подробно описывали туалеты и драгоценности миссис Симпсон. Если раньше Дэвид любил ее, то теперь просто обезумел от любви, он был околдован и одержим.
Однако теперь роман их достиг точки, когда и Уоллис не могла представить себе жизнь без Эдуарда. Желание короля – закон. Они могли приехать поздно ночью в элитный «Эмбесси-клуб», где не было ни одного свободного столика, но для них тут же освобождались лучшие места. Стоило Уоллис остановить взгляд на собольем манто – и она получала его. Ему доставляло удовольствие исполнять ее малейший каприз.
Между тем личный главный секретарь Александр Хардинг в письме уведомлял короля о нарастающей волне протестов со стороны британцев: они не хотели, чтобы миссис Симпсон примерила туфельки королевы Марии. Хардинг грозил кризисом и возможной отставкой правительства. В конце письма просил всесторонне обдумать сложившуюся ситуацию и предложил миссис Симпсон немедленно уехать за границу.
Король расценил это письмо как симптом серьезного кризиса, грозящего его правлению. Он был рассержен и поражен. Послание было явно инициировано премьер-министром Болдуином. Но они не учли одного: приняв какое-нибудь решение, он стоял на своем до конца.
Получив письмо Хардинга, король вызвал к себе премьера. «Я намереваюсь жениться на миссис Симпсон, – заявил он. – Как только она получит развод. Этот брак поможет мне лучше выполнять обязанности короля. Если правительство будет возражать, я готов уйти». На Болдуина заявление короля произвело сильное впечатление.
Однако оппозиционная партия лейбористов также выступала против морганатического брака короля. Таким образом король мог жениться на ком угодно, но тогда кабинет консерваторов уходил в отставку, а лидер либералов отказывался бы формировать новое правительство.
Кабинет министров собрался на специальное заседание, чтобы заслушать отчет Болдуина о королевской женитьбе. Премьер-министр заявил правительству, что морганатический брак невозможен, поэтому правительство должно выбирать: либо признать жену короля королевой, либо требовать ее отречения.
В это время британские друзья пытались уговорить Уоллис оставить короля в покое. Адвокат Эдуарда VIII Уолтер Монктон заметил: «Он скорее покончит с собой, чем расстанется с Уоллис Симпсон».
Дэвид знал, что Уоллис хочет, чтобы он оставался на престоле, знал, как дорожит она уникальностью своего положения. Если бы они были вместе, корона стала бы вещью восхитительной – и даже приобрела бы важное значение. Если бы Уоллис сумела вдохнуть в него свою энергию, силу, ободрить его своей любовью, он прославил бы свое царствование в веках, сделал бы его беспримерным, придал бы ему неведомое, новое измерение, стал бы первым в истории «королем-популистом». Без Уоллис корона не имела никакого смысла.
