— В цветах — главное, — вскинул брови мистер Гордон. — План его был совершенно прост: мы выпиваем вино со снотворным и очень быстро засыпаем. Он закрывает окна, двери, выключает кондиционер и приносит сюда цветы с балкона. Завтра в «Вечернем Гонолулу» появился бы репортаж под заголовком «Букет орхидей» или «Несчастный случай в отеле „Оаху“.
— А как этот? — усмехнулась Лиз, кивнув на спящего лжеотца Патрика. — Что мы с ним станем делать? Не оберегать же нам его сон и не петь колыбельные песни.
— Сейчас я позвоню в полицию, — сказал Томас Кейри.
— Вот теперь мы избавились от всех, да? — с надеждой спросила Джейн.
— Вряд ли, — ответил профессор. — На свободе еще несколько человек, и, главное, организатор всех дел, от которого зависит судьба «Глории» и судьба всех, кто поплывет на ней дальше.
— Но вы хоть догадываетесь, под чьей личиной скрывается чудовище? — с надеждой спросила мисс Брук.
— У меня есть веские предположения. Боюсь, что они подтвердятся, — добавил мистер Гордон с горькой улыбкой.
ВСТРЕЧА В ОКЕАНЕ
Старшина Асхатов разглядывал небосвод. Звезды качались, прыгали над головой. Он не сразу нашел Полярную звезду, звезды Малой Медведицы рдели угольками, он их пересчитал, словно боялся, что одна из них вдруг исчезла за время шторма. Нет, все семь звезд находились на месте. И в ковше Большой Медведицы тоже было все в порядке. Как всегда в ясную погоду, он различил Алькор — маленькую, едва приметную звездочку возле Мицара — второй звезды от конца ручки ковша. Старшина читал в учебнике астрономии, что по этой звезде в старину определяли остроту зрения. У человека, видевшего Алькор, зрение считалось нормальным.
Алькор старшина видел хорошо.
Еще с четверть часа старшина не уходил с палубы, любуясь звездным небом. Как старых знакомых, он нашел сначала оранжевого Арктура, затем высоко на юге, в созвездии Девы, — голубоватую Спику, низко над горизонтом на северо-востоке купалась в волнах голубовато-белая Вега.
Вернувшись в рубку, старшина сказал:
— Сегодня звезды четко выстроились, как на параде. Глаз не оторвать. Так красиво и в то же время жутковато.
— Почему же? — удивился Петрас.
— Шут его знает, но холодок по спине пробегает.
— На небе всегда порядок, — сказал Горшков.
— Порядок там настоящий. Все на своем месте. Никакой суматохи, спешки, ходят себе хороводом вокруг Полярной звезды, и горюшка им мало. У нас тут на земле бури, землетрясения, войны, а им хоть бы хны. Своя у них жизнь, далекая, непонятная, хотя ученые уже кое в чем и у них разобрались. Установили, например, что звезды так же, как люди, родятся, живут, очень долго живут, миллиарды лет, и все же понемногу старятся и умирают…
— Как-то не вяжется — звезды и смерть, — сказал Горшков.
Петрас вздохнул.
Кораблик сильно накренило на правый борт и, казалось, швырнуло к звездам. Горшков выровнял катер, и он опять легко побежал с волны на волну.
Петрас не любил отрываться от земли и моря, все непонятное вызывало у него тоску, недовольство собой; боясь, что старшина снова заведет разговор о звездах, моторист поспешно спросил:
— Как там у нас в трюме?
— Хорошо. Почти сухо. Недавно заглядывал. — Старшине хотелось еще поговорить о Вселенной, звездах, межпланетных полетах, и он для начала спросил Петраса: — А ты знаешь, сколько световых лет до самой ближней к нам звезды? До Альфы Центавра?
— Читал где-то. Да вы лучше пойдите отдохните.
— Ты, Петрас, прав, как всегда. О звездах можно говорить без конца, а спать необходимо. Надо бы еще широту занести в вахтенный журнал, да темно, отложим до утра. Мы так и катимся к югу. — Он стал укладываться в углу рубки на овчинном полушубке, положив под голову пробковый пояс. — Если ветер закрепчает — будите меня. Возьмем рифы.
— Есть… — ответил Горшков.
— Значит, чуть чего… — Старшина, не договорив, уснул.
Корму высоко подняло волной, и рулевой увидел впереди зеленый бортовой огонь идущего навстречу судна.
— Старшина! Встречное судно! — закричал он.
— Что? Где? Хорошо. Хорошо. Сейчас… Так держать, — пробормотал Асхатов.
— Да проснитесь же! Проходит! Большое судно! Громадное!
— Судно… Сейчас, Горшков… Сейчас… Встаю…
Темным силуэтом неслась на запад громада гигантского лайнера. У самой воды по его борту светился точечный пунктир иллюминаторов, на верхних палубах огни в каютах были погашены или затемнены.
Вилли Томсен — вахтенный штурман лайнера — заметил на бортовом обзорном экране локатора пляшущую голубоватую точку, взял ночной бинокль и вышел на крыло мостика. Он с минуту смотрел с высоты на крохотное суденышко со странным парусным вооружением, смело бежавшее на юго-восток по свежевшему океану. Вахтенный штурман пожал плечами: ему еще не приходилось видеть, чтобы нечто подобное пыталось пересечь Тихий океан. Томсен вернулся в штурманскую рубку. Здесь он записал в вахтенном журнале, что 2 марта в 2 часа 35 минут на 39ь8' северной широты и 155ь восточной долготы встречен, видимо, моторно-парусный бот, двигавшийся на юго-восток курсом 170ь. В примечании он записал: «Бот принадлежит или рыбакам, или модным теперь рисковым туристам-мореплавателям, пересекающим океаны на самых примитивных судах».
Так впервые встретились и разошлись посреди ночи КР-16 и «Глория». Пройдет немного времени, и прихотливый случай сведет их вновь в другой час, в других широтах.
Старшина неожиданно поднялся, спросил:
— Где судно?
— Прошло, — ответил расстроенный Горшков.
Старшина выскочил на палубу и скоро вернулся:
— Только гакабортный огонь мелькнул и пропал. Скорость у него — я тебе дам!
— Пассажирский, узлов тридцать, не меньше, — заметил Петрас.
— Плохо вы меня будили, ребята. В другой раз поставьте в рубке чайник и, если не встану, лейте на голову.
— Да что вы, товарищ старшина!
— Лейте, и все. Я все слышал сквозь сон, думаю, надо вставать, да будто кто на меня навалился — не пускает. Лайнер, говоришь? Может, авианосец? — обратился он к Горшкову.
— Нет, пассажирское судно, видно сразу — лайнер, высокое, многопалубное. Авианосец совсем не такой.
— Ну не будем горевать, теперь уж, видно, мы вышли на самую торную морскую дорогу, встретим еще не одно. Лайнер, конечно, не взял бы нас на буксир. При его скорости мы бы в волну зарылись. Нет, Петрас, нам нужен неторопливый сухогруз, наше, советское, судно. Ведь мы теперь уже не терпим бедствие. Идем своим ходом. Можем и подождать день-другой. Не правда ли? — В тоне старшины появились необычные заискивающие нотки, он был крайне недоволен собой.
«Проспал, как первогодок, маменькин сынок! Какой пример для команды! Нет, надо взять себя в руки и покончить с расхлябанностью, — думал Асхатов. — Пусть лайнер и не остановился бы, все равно я должен быть всегда на месте». Матросам он сказал:
— Жаль, у нас нет красных огней на мачте. Ночью вряд ли кто поймет, в каком мы положении, особенно сейчас. Наверное, наше парусное вооружение не так уж плохо выглядит со стороны.
— Особенно ночью, — сказал Горшков.
Все заулыбались.
Утром старшина записал в потрепанную тетрадь, служившую вахтенным журналом:
«8:00. Ночью, в 2:40, прошло встречным курсом пассажирское судно очень большого тоннажа.
В 6:15, а затем в 7:10 видны были в десяти милях суда; сухогруз и танкер, шли на восток, наших сигналов не заметили.
Над океаном стоит редкий туман.
Ветер 4-5 м/с.
Волнение 3 балла.
Скорость около двух миль. За сутки прошли примерно 70 миль. Находимся на 38ь северной широты и 149ь восточной долготы (приблизительно)». Написав это, старшина крикнул из рубки Петрасу, который на палубе мастерил новую снасть для ловли рыбы:
— Какая, по-твоему, сегодня температура?
Петрас на секунду задумался, посмотрел вдаль:
