Провозвестник обратил глаза к небу, словно хотел разглядеть там какой-то знак.

– Этот царь не ведает страха. Его сила огромна, он остается нашим главным врагом. Каждое из его действий таит в себе угрозу для нас. Нужно разрушить одну за другой все его видимые и невидимые опоры, а о победе возликуем лишь в тот благословенный день, когда сам фараон и власть, которую он представляет на земле, будут уничтожены. Наша задача будет трудной, мы проиграем еще не одно сражение, и многие наши сподвижники падут в этой борьбе…

– Но разве они попадут не в рай, господин?

– О, разумеется, мой храбрый друг! Но нам ежечасно нужно поддерживать их стремление к борьбе – что бы ни случилось на пути, какими бы непреодолимыми ни оказались препятствия, какими бы невосполнимыми утраты! Ну а с предателями, трусами и нерешительными мы поступим со всей строгостью.

– Рассчитывайте в этом на меня.

– Новостей от Кривой Глотки все еще нет?

Отряд, которому было поручено пробраться в покои Сесостриса и убить его, возглавлял Кривая Глотка. Отряд был разгромлен, когда был в двух шагах от цели. А после поражения его вожак Кривая Глотка бежал.

– Никаких, господин.

– Ему известно расположение этого лагеря. Если его схватили, и он заговорил, мы в опасности.

– Но раз мы больше ничего от него не ждем, давайте переберемся в другой. И к нам придут многие из племен Ханаана.

– Немедленно займись подготовкой к отъезду.

Провозвестник считал ханаанеев хвастунами и трусами, но находил, что они, тем не менее, необходимы для реализации части его плана, который, возможно, заставит фараона совершить непоправимые ошибки. В городах и селениях ханаанских, в лагерях мятежников и между вождями племен пылала вражда, плелись интриги, распространялись доносы и оговоры. Провозвестник надеялся, что ему удастся хотя бы отчасти распутать клубок, восстановить отдельные связи и создать некое подобие армии, которую Сесострис воспримет как опасность. Для этого нужно было исхитриться сплотить несколько племен во имя сопротивления оккупантам и освобождения Ханаанской земли, которая – и это нужно было признать – была не способна существовать без постоянной помощи Египта.

В шатер вошла юная азиатка. Кто станет ожидать беды со стороны красивой черноволосой девушки, чьи глаза полны любовных обещаний? И все же, влив однажды в нее часть своей крови и овладев ею, Провозвестник превратил ее в царицу тьмы. В его руках она стала опасным оружием, которым он непременно воспользуется, когда придет время.

– Посмотри.

Исполненная очарования покорности Бина смиренно вручила учителю закодированное послание, и он с интересом принялся его расшифровывать.

– Важные новости?

– Учись не задавать мне вопросов и довольствоваться послушанием.

Девушка поклонилась.

– Позови Тринадцатилетнего.

Рассказ мальчишки о своих подвигах пользовался большим успехом у ханаанеев. Единственному человеку – крестьянину, который отнесся скептически к его словам, – он ответил весьма убедительно, всадив ему нож в правую ногу. Не интересуясь дальнейшей судьбой оппонента, чьи вопли вызвали смех у свидетелей спора, Тринадцатилетний занялся распределением съестного из поклажи каравана.

И вот его вызвал к себе сам Провозвестник – авторитет мальчишки вырос еще больше.

– Там что-то стряслось, Тринадцатилетний?

– Ровным счетом ничего, мой господин! Теперь меня уважают.

– Давай помолимся вместе. Прочти формулу проклятия фараона.

Вообразив себя мечом возмездия, занесенным над головой тирана, несмышленыш вдохновенно забормотал.

Когда молитва закончилась, красные глаза Провозвестника пылали. Тринадцатилетний с восторгом ловил каждое его слово.

– Достичь поставленной свыше цели – это значит, мой мальчик, нести смерть тем, кто не верует. Увы! Многие этого не понимают. Ты же сумеешь показать себя достойным великой миссии. Мое поручение, возможно, покажется тебе необычным, но выполни его, ни о чем не расспрашивая. Только так ты сумеешь победить.

– Могу я использовать кинжал, учитель?

– Это будет необходимо, мой мальчик.

Царский Сын Икер в одиночестве прогуливался в благоухающем дворцовом саду Мемфиса. Любой из тех, кто мог увидеть его в эту минуту, решил бы: вот юный баловень судьбы прохлаждается в ожидании высочайшего приема и поздравлений с блестящим назначением от менее удачливых царедворцев, стремящихся заручиться его милостями. Разве не сделал он, мелкий провинциальный писец, легкую и одновременно головокружительную карьеру?

О, как далеки эти пересуды от истины!

Икер присел под гранатовым деревом, которое было невольным свидетелем его любовного признания Исиде – жрице с Абидоса. Он был безумно влюблен с момента их первой встречи. Девушка дала ему лишь слабую надежду: «Некоторые из моих мыслей будут все время рядом с вами…» Разве это не просто выражение дружеских чувств или… пусть даже благосклонности? И все же восхитительный взгляд юной жрицы не покидал Икера, спасая его от многих опасностей своим незримым присутствием. Как можно жить вдали от нее?

И, тем не менее, он, скорее всего, больше ее не увидит.

Путь его лежит в Ханаан: под видом борца за ханаанскую независимость он должен проникнуть в стан мятежников, разведать местонахождение их главаря Аму по прозвищу Провозвестник и передать эти сведения египетской армии и страже, чтобы те смогли действовать самым решительным образом!

Не похоже, что этот Провозвестник всего лишь одержимый фанатик. Он является проводником сил зла, исполнителем их воли и непосредственным виновником угасания Древа Жизни – акации Осириса в Абидосе. Если бы не вмешательство фараона и не повседневные усилия постоянных жрецов, дерево уже могло бы засохнуть. Но как долго можно сдерживать процесс увядания средствами ритуальной защиты? И только полное выздоровление акации знаменует собою победу света. И как ни печально это осознавать, поиски спасительного золота так и не увенчались успехом!

Самая срочная задача ясна: арестовать Провозвестника, заставить его говорить и выведать, наконец, каким образом он стимулирует натиск силы тьмы.

Этой миссией Икер должен был искупить свою ошибку: разве он, будучи марионеткой в руках приспешников Провозвестника, не планировал убийство фараона, которого считал – без всяких на то оснований! – тираном?! Но теперь его глаза раскрылись. Сесострис не только не приговорил его к смерти, но, к всеобщему удивлению, сделал «единственным сыном» и наследником трона, что вызвало ненависть немалого числа придворных, жаждавших получить эту привилегию.

Но для вдумчивого и чуждого светской суеты одинокого юноши блеск нового статуса мерк в сиянии важности возвышенного смысла слов фараона о боге и божественной Маат. Простые слова «мой сын» в устах фараона Сесостриса обрели особенное духовное значение, с ними окончились бесприютные скитания Икера и его одиночество.

Поэтому нельзя покинуть путь справедливости, путь богини Маат, но как трудно ему следовать! Фараон требует от него, которому семнадцать лет отроду, непреклонной и цельной воли, способности проникать в суть вещей, их понимания, разума, полного справедливых мыслей, отваги, способной противостоять страху и опасности, а также постоянной жажды истины, пусть даже на краю гибели. Только такие качества приведут его к хотеп – полноте бытия и мира в душе. Икер чувствовал, насколько далек он еще от этого идеала! Ему невольно вспомнились слова его первого учителя, старого писца из Медамуда, которые удивительным образом совпали с тем, что сказал ему Сесострис: «Какими бы ни были испытания, я всегда буду рядом с тобой, чтобы помочь тебе исполнить то предназначение, которого ты еще не знаешь».

Икер вышел из сада и быстро зашагал по улицам столицы. Несмотря на все недавние перипетии и покушение на фараона, Мемфис остался веселым и беззаботным. Являясь экономическим центром страны, он с начала первой династии занимал место, уравновешивавшее земли долины Нила, Верхнего Египта, обширных водных и покрытых сочной растительностью территорий Дельты и Нижнего Египта.