И она принялась наливать им кружку за кружкой. Они пили, а про себя посмеивались, сообразив, что она ждет, когда они опьянеют. Женщина и не подозревала, как много вина им нужно, чтобы лишь слегка захмелеть. Играя свою роль, она пила почти наравне с ними. И они были уверены, что скоро она просто свалится под стол.
Они даже прикинулись, будто вино уже ударило им в головы. Пустых бутылок было так много, что притворство стражей выглядело вполне правдоподобным. Фауста решила, что пора действовать. Она наклонилась к ним и вкрадчивым голосом произнесла:
— Послушайте, вы же бедны… А я могу вас озолотить. Что вы скажете, если я…
Тут они поняли, что немного ошиблись: она хотела не споить, а купить их. Ломать комедию больше не имело смысла. И оба они оглушительно расхохотались, не дав герцогине договорить.
— Слышь, Гренгай, молодой человек считает нас нищими, — сквозь смех проговорил Эскаргас. — Каково, а?
— Как он заблуждается бедняга!.. — покачал головой Гренгай. — Клянусь святым Евстахием, моим верным заступником, что вы ошибаетесь, сударь… Глубоко и безнадежно ошибаетесь!
И они гордо продолжали, перебивая друг друга:
— Это мы-то нищие?!
— Да у каждого из нас по сто тысяч ливров!..
— Именно во столько оценены наши плодородные земли!..
— С которых мы имеем неплохие доходы!..
— По шесть тысяч ливров на брата ежегодно!..
Они заключили хором:
— Черт побери!.. Да какая же это нищета, если получаешь шесть тысяч ливров ренты в год!..
Фауста уже не улыбалась. Снова неудача! Губы красавицы задрожали, и ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться бранью. Впрочем, герцогиня быстро взяла себя в руки и, подавив приступ бешенства, снова с добродушным видом взглянула на Гренгая и Эскаргаса. И тут же пошла на другую хитрость.
— Так вы богаты? Тем лучше!.. — воскликнула женщина. — Но что значат какие-то сто тысяч ливров по сравнению с миллионом?.. Я же предлагаю вам целый миллион!..
Эскаргас и Гренгай оторопели и сдавленными голосами повторили:
— Миллион!.. Ничего себе!.. Тысяча чертей!..
Она еще ближе придвинулась к стражам, гипнотизируя их своим магнетическим взглядом. И чарующим голосом сказочной феи почти пропела:
— Да, миллион!.. Целый миллион, понимаете?.. Откройте эту дверь — и он ваш. Я даю вам эти деньги!..
Магическое слово «миллион» оглушило мужчин будто удар тяжелой дубины. Они побледнели и переглянулись.
И короткого этого взгляда было достаточно: Гренгай и Эскаргас поняли друг друга без слов.
Не сводя с них глаз, Фауста улыбалась, хотя и задыхалась от волнения. Они же вскочили, как на пружинах, и в едином порыве бросились к двери. И Фауста возликовала; в душе у нее грянули победные фанфары.
«Готовы, голубчики!.. — подумала красавица. — Сейчас откроют!.. Уже отпирают!..»
И Фауста тоже вскочила с места: ее радости не было предела. А в голове у нее уже звучала злобная угроза:
«Погоди, Пардальян! Мои миллионы еще не стали твоими!.. Мы с тобой еще поборемся!..»
И с кошачьей грацией женщина устремилась вперед, к благословенной двери, которую распахнул Гренгай.
Да, дверь была широко открыта… но…
На пороге Фауста налетела на острие шпаги Эскаргаса. Бархатный колет красавицы был порван, и своей атласной кожей она ощутила холод стального клинка. Фауста резко остановилась — и сделала это очень вовремя: еще чуть-чуть, и она напоролась бы на шпагу. И долгая борьба герцогини с Пардальяном закончилась бы в один миг.
— Назад, чертовка! — грубо приказал Эскаргас.
Все надежды женщины рушились, и от неожиданности она застыла на месте. Со шпагой в руке Эскаргас сделал шаг вперед и повторил:
— Назад, исчадье ада, назад! Или я прирежу вас, как цыпленка!.. I
С пеной у рта, скрипя зубами, герцогиня попятилась; шпага заставила ее отступить, как рогатина укротителя принуждает покориться своей участи дикого зверя. Фауста вернулась на прежнее место, к столу.
Тогда Эскаргас опустил клинок, уперев его острие в носок сапога. И замер, как статуя, олицетворяющая бдительное Недоверие.
Сжав кулаки, Фауста воздела руки к сводам, словно проклиная судьбу, и, глухо ругая все на свете, резко повернулась на каблуках. Красавица подошла к д'Альбарану и села рядом, погрузившись в зловещее молчание.
А в это время Гренгай надрывался в коридоре:
— Ей, мэтр Жакмен!.. Жакмен!.. Черт бы тебя побрал!.. Эй, Жакмен!.. Чтоб тебе гореть в аду!..
Обеспокоенный трактирщик примчался как на пожар.
— Подойдите ко мне, мэтр Жакмен, — приказал Гренгай. Он быстро вернулся в погреб и замер на пороге, так что трактирщику поневоле пришлось остаться в коридоре.
— Мэтр Жакмен, — продолжал Гренгай властным тоном, — возьмите этот ключ и заприте нас на два оборота. Вернетесь только вечером, точно в час, назначенный господином шевалье, и выпустите нас отсюда. Понятно? Ступайте… И хорошенько закройте эту дверь.
Растерявшийся мэтр Жакмен машинально взял ключ и спросил:
— Уж не хотите ли вы, чтобы я запер вас вместе с нашими пленниками? Что за странная прихоть!
— Делайте, что вам говорят… — рявкнул Гренгай. — И поторапливайтесь…
Трактирщик пожал плечами, словно желая сказать: «Раз вам так угодно, пожалуйста! Мне-то что?» В этот миг его взгляд упал на стол. Жакмен увидел, что еды там явно поубавилось. И бутылок стало намного меньше. Мы помним, что Пардальян заплатил хозяину вперед, так что тому не было резона проявлять особую услужливость. Жакмен заколебался, но, будучи честным человеком, сказал:
— Сударь, мне велено выполнять любые ваши распоряжения. Посему я вас запру и вернусь лишь в условленный час. Но позвольте вам заметить, что это будет не так скоро.
Кивнув на пустые бутылки, он заключил:
— Боюсь, у вас в горле пересохнет.
— Вот черт, об этом-то я и не подумал! — озадаченно пробормотал Гренгай.
Краем глаза он вопросительно посмотрел на Эскаргаса. Даже не повернув головы, тот пробурчал:
— Не подыхать же нам тут от голода и жажды!
— Да так и от скуки околеть можно! — поддержал товарища Гренгай. И снова обратился к трактирщику: — Вы молодчина, мэтр Жакмен, и я вам очень признателен. Принесите нам еды и вина на целый день. На ваше усмотрение. Я вполне доверяю вашему вкусу. Вот только… — И он взглянул на Фаусту: — Вы, верно, сами закажете то, что вам больше по душе?
