Токитиро пребывал в волнении и растерянности. Его дом опустел, потому что Гондзо и служанка отправились помогать Асано, а Токитиро оставалось лишь бесцельно бродить по комнатам. «Сегодня третий день восьмого месяца», — твердил он постоянно, словно не полагаясь на память. Он то отворял дверцы шкафа с одеждой, то ложился отдохнуть, но на месте ему не сиделось. «Я женюсь на Нэнэ и войду в ее семейство, — напоминал он себе. — Это случится сегодня вечером, но что-то на душе неспокойно».

После объявления о свадьбе Токитиро впал в несвойственную ему робость. Соседи и сослуживцы, узнав новость, стали наведываться к нему с подарками, а Токитиро краснел, сбивчиво благодарил и повторял, словно оправдываясь:

— Это всего лишь семейное маленькое торжество. Строго говоря, мне рановато жениться, но в семье считают, что свадьбу нужно сыграть поскорее.

Никто не подозревал, что мечта Токитиро осуществилась благодаря заботам его друга Маэды Инутиё, который не только уступил невесту Токитиро, но и уговорил князя Нагою поучаствовать в сватовстве.

— Говорят, за него поручился князь Нагоя, да и Асано Матаэмон согласился, так что Обезьяна действительно человек с будущим, — говорили сослуживцы Токитиро, а затем и жители города знатного и низкого сословий. Свадьба Токитиро прибавила ему достоинства, а недобрые сплетники прикусили языки.

Токитиро не интересовала молва — ни хорошая, ни дурная. Ему важней всего было известить о предстоящем событии матушку в Накамуре. Ему не терпелось самому поехать к ней и рассказать о Нэнэ, о ее красоте и тихом нраве, излить душу. Он помнил, что матушка наказала ему верно служить князю и не забирать ее из Накамуры, дабы заботы о ней не отвлекли сына от дел, которые ему предстояло совершить в жизни.

Подавив желание отправиться на родину, он сообщил о свадьбе в письме. Он часто писал матушке, и она всегда отвечала на его письма. Токитиро радовало то, что все в Накамуре знали о его успехах: и о недавнем повышении по службе, и о предстоящей женитьбе на дочери самурая, и о посредничестве двоюродного брата самого Нобунаги в сватовстве. Он понимал, что теперь в деревне будут с уважением относиться и к матери, и к сестре.

— Позвольте причесать вас, господин. — Гондзо с набором гребней опустился на колени возле своего хозяина.

— Что такое? Я ведь не женщина!

— У вас сегодня свадьба, и поэтому нужно привести волосы в порядок.

Тщательно причесанный, Токитиро вышел в сад.

В небе, из-за ветвей павлонии, уже проглядывали бледные звезды. Жених пребывал в возвышенном настроении, его словно захлестнула волна счастья. В такие минуты Токитиро всегда вспоминал о матери. И сегодняшняя его радость была отмечена печалью. Человеческие желания воистину безграничны. В конце концов, утешил он себя, сколько на свете людей, у которых матери покинули этот мир.

Токитиро вымылся, как следует потерев шею, переоделся в легкое хлопчатое кимоно. Войдя в дом, он растерялся, увидев множество людей, занятых непонятными хлопотами. Он обошел весь дом, заглянул в кухню и устроился в уголке, где гудели комары. Он рассеянно наблюдал за тем, как старательно работают незваные гости.

— Вещи жениха сложить в шкаф!

— Готово! Веер и коробочка с лекарствами там же! — громко перекликались они.

«Откуда они взялись, кто они? Чья это жена? А чей муж вон там?» Они не были ни близкими родственниками, ни добрыми знакомыми жениха, но дружно готовились к свадьбе.

Постепенно жених, притаившийся в углу, начал узнавать лица, и сердце его наполнилось великой радостью. В одной из комнат шумный старик припоминал старинные свадебные обычаи.

— Сандалии жениха не новые? Нехорошо! В дом к невесте надо войти в новых сандалиях. И нынче ночью отец невесты уснет, держа сандалии зятя в руках, чтобы тот никогда не покидал его дома.

— Понадобятся и бумажные фонарики. В дом к невесте нельзя входить с факелами. Фонарики надо отдать родителям невесты, а они оставят их в домашнем алтаре на три дня и три ночи, — заботливо добавила какая-то старушка, словно жених был ее сыном.

В это время явился гонец, доставивший первое официальное письмо невесты к жениху. Одна из женщин, взяв у него лакированную шкатулку, отправилась на поиски жениха, неуверенно пробираясь в сутолоке.

— Я здесь! — откликнулся Токитиро с веранды.

— Вот вам первое письмо от невесты, — сказала женщина. — Жених, согласно обычаю, должен ответить на него.

— А что надо писать?

Женщина захихикала, но ничего объяснять не стала. Токитиро подали тушь и кисть.

Он в задумчивости потеребил кисть. Он всегда писал без затруднений. Он научился грамоте в храме Комёдзи, и много писал, когда работал у гончара. Он был выше обычного уровня в каллиграфии, так что не стеснялся писать на глазах у посторонних. Беда в том, что он не знал, о чем следует сейчас написать Нэнэ. В конце концов он вывел единственную строку: «Чудесной ночью жених придет потолковать».

Токитиро показал сочинение женщине, принесшей тушечницу.

— Правильно?

— Сойдет и так.

— Вы ведь получали такое письмо от жениха в день свадьбы? Помните, что он написал?

— Нет.

Токитиро расхохотался:

— Значит, это не так уж важно!

Вскоре жениха переодели в праздничное кимоно и вручили ему веер.

Луна сияла в осеннем небе, и ярко горели факелы у входа в дом. Процессию возглавляли два копьеносца, ведя под уздцы лошадь. За ними следовали три факельщика, далее жених, разумеется, в новых сандалиях.

Они не несли дорогих свадебных подарков — инкрустированных ларцов, раздвижных ширм, китайской мебели, зато у них был короб с доспехами и с одеждой. В те времена для самурая, под началом у которого состояло всего тридцать пеших воинов, это было незазорно. Токитиро был даже по-своему горд, ведь никто из помогавших в его доме и провожавших его к дому будущего тестя не доводился Токитиро родственниками, но нанимать людей ему не пришлось. Они по доброте пришли порадоваться вместе с ним, как на свой праздник.

Этим вечером в квартале лучников яркие огни плясали у ворот каждого дома, и все ворота были распахнуты настежь. В воздухе вспыхивали шутихи. Люди с бумажными фонариками поджидали вместе с хозяевами появления жениха. Матери с детьми радостно махали руками, с улыбками на лицах, озаренных светом факелов и фонариков.

С ближайшего перекрестка прибежала стайка мальчишек. Они закричали:

— Идет! Идет! Жених идет!

Луна заливала улицу бледным сиянием. Люди замерли в ожидании.

Из-за угла показались двое факельщиков. За ними шествовал жених. На лошадях были попоны с бубенцами, которые позванивали в такт шагам, напоминая пение цикад. Пятеро товарищей жениха несли короб с доспехами и два копья.

Жених Токитиро выглядел прекрасно. Он был маленького роста, но в его осанке чувствовалась значительность, даже когда на нем была простая одежда. Красивым его можно было назвать только в шутку, но человек наблюдательный увидел бы по его лицу, что он не так глуп, как может показаться с первого взгляда. Любой из зевак, столпившихся у ворот, сказал бы, что Токитиро ничем не выделяется среди обитателей квартала и будет подходящем мужем Нэнэ.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать!

— Просим жениха в дом!

— Поздравляем! — приветствовали жениха ближайшие родственники Матаэмона, встречавшие Токитиро у ворот. Мерцающий свет озарял их лица.

— Пожалуйста!

Жениха провели в отдельную комнату, и Токитиро остался один. Дом был небольшим, комнат в восемь. Кухня находилась по другую сторону маленького сада, и Токитиро слышал, как там моют посуду, чувствовал запах кушаний.

По дороге сюда Токитиро не очень волновался, но сейчас сердце бешено колотилось в груди, во рту пересохло. Он чувствовал себя покинутым. Ему подобало следовать предписанной роли, поэтому он взял себя в руки, словно был на глазах у всех гостей.

К счастью, Токитиро редко скучал, да и разве до уныния жениху, которому вскоре предстояла встреча с невестой. В какое-то мгновение он, забыв о свадьбе, погрузился в размышления о судьбе крепости Окадзаки. Что там сейчас происходит? Эта мысль волновала томящегося в одиночестве Токитиро. Любой жених на его месте думал бы, какими словами встретит его завтра утром молодая жена, как она будет выглядеть.