— Позовите Городзу!

Командир стрелков прибыл к князю и простерся перед ним ниц. Нобунага сел и посмотрел ему прямо в глаза:

— Послание твоего отца разорвало мне сердце. Я никогда его не забуду. Других извинений у меня нет.

Нобунага готов был пасть ниц перед Городзой, но молодой воин почтительно взял князя за руки. Они обнялись и заплакали.

В тот же год князь Ода выстроил в городе храм в память о своем опекуне. Городской голова спросил у него:

— Как будет называться храм? Вы должны сообщить настоятелю свои пожелания.

— Старик захотел бы, чтобы я дал название храму, — сказал Нобунага. Взяв кисть, он написал: «Храм Сэйсю».

Впоследствии он не раз внезапно срывался с места и приезжал в этот храм, но редко заказывал поминальную службу или читал сутры вместе со служителями.

— Старик! Старик! — бормотал он себе под нос, расхаживая по храму, а потом столь же стремительно возвращался в крепость.

Странные поездки в храм многим казались очередной блажью безумца.

Однажды на соколиной охоте Нобунага вдруг разорвал небольшую птицу и подбросил ее растерзанное тельце в воздух.

— Старик! Держи мою добычу! — воскликнул он.

В другой раз, на рыбалке, он вдруг ринулся в воду и заорал:

— Старик! Стань Буддой!

Исступленность в глазах и голосе князя напугала оруженосцев.

Нобунаге в первый год Кодзи исполнился двадцать один год. В мае, придравшись к какому-то пустяку, он объявил войну Оде Хикогоро, который формально возглавлял клан Ода. Он осадил его крепость в Киёсу, а после взятия ее переехал туда из Нагои.

Токитиро с радостью следил за успехами своего господина. В своем собственном доме Нобунага был в окружении ненавидящих его родственников. Среди них были его дядья и родные братья. Князю важнее было устранить их с дороги, чем победить внешних врагов.

— За ним нужно присматривать! — предупреждал Хикогоро.

Притесняя Нобунагу, он замышлял расправу с ним. Сиба Ёсимунэ, комендант крепости Киёсу, и его сын Ёсиканэ были тайными сторонниками Нобунаги. Обнаружив измену, Хикогоро гневно заговорил о черной неблагодарности, а затем велел казнить Ёсимунэ. Ёсиканэ бежал в Нагою под покровительство Нобунаги. В тот же день Нобунага во главе своего войска выступил на Киёсу, воодушевляя воинов призывом отомстить за казненного коменданта крепости.

Пойдя войной на главу клана, Нобунага воевал за правое дело, но попутно он использовал случай, чтобы устранить некоторые препятствия со своего пути. Комендантом крепости Нагоя он назначил своего дядю Нобумицу, но тот скоро пал жертвой наемного убийцы.

— Настал твой черед, Садо. Ты единственный, кому я могу доверить крепость.

Когда Хаяси Садо получил новую должность, некоторые приверженцы Нобунаги горестно вздохнули:

— И все-таки князь — глупец! Проблеск ума мгновенно оборачивается глупостью! Доверился Хаяси!

Сомнения в преданности Хаяси Садо не были безосновательными. При жизни отца Нобунаги Хаяси был едва ли самым верным человеком клана, именно поэтому Нобухидэ и назначил его и Хиратэ Накацукасу опекунами сына. Из-за строптивости Нобунаги Хаяси отошел от него. Он втайне сговорился с Нобуюки, младшим братом Нобунаги, и с его матерью, жившими в крепости Суэмори, свергнуть Нобунагу.

— Князь Нобунага не подозревает о предательстве Хаяси.

Эти слухи не раз доходили до Токитиро. Утверждали это самые преданные люди Нобунаги.

— Знай он об измене, так не назначил бы Хаяси.

Токитиро спокойно отнесся к этим разговорам. Он верил, что его господин справится с этой задачей. В Киёсу, казалось, было лишь два воистину счастливых человека — Нобунага и Токитиро.

Значительная часть приближенных, включая Хаяси Садо, его младшего брата Мимасаку и Сибату Кацуиэ, по-прежнему считала своего повелителя безнадежным глупцом.

— Согласен, что на первой встрече с тестем Нобунага вел весьма прилично. Как говорят, дураку счастье привалило. А во время официальной церемонии он держался так бесстыдно, что оскорбил Сайто Досана. Дураком родился, дураком и умрешь! Нет оправданий его наглому поведению.

Сибата Кацуиэ, произнесший эти слова, и люди, разделявшие его мнение, решили, что нельзя ждать ничего хорошего от князя. Когда Хаяси перебрался в Нагою, Сибата Кацуиэ зачастил к нему, и вскоре в крепости начали плести заговор против Нобунаги.

— Какой приятный дождик!

— Да, он делает нашу беседу более приятной.

Садо и Кацуиэ сидели лицом к лицу в маленьком чайном домике на краю небольшой рощи за пределами крепости. Сезон дождей закончился, но короткие дожди все еще выпадали. Зеленые сливы срывались с ветвей.

— Утром будет ясное небо, — пробормотал Мимасака, брат Садо, который прятался от непогоды под сливовым деревом.

Он вышел в сад, чтобы зажечь фонарь. Засветив огонь, он внимательно огляделся по сторонам.

— Ничего подозрительного. Вокруг ни души, так что можно спокойно разговаривать, — доложил он, вернувшись в чайный домик.

Кацуиэ кивнул:

— Перейдем к делу. Вчера я тайно посетил крепость Суэмори. Я обсудил наши намерения с матерью князя Нобунаги и князем Нобуюки. Они поручили дело нам.

— А что сказала его мать?

— У нее нет возражений. Нобуюки ей дороже Нобунаги.

— Хорошо. А Нобуюки?

— Сказал, что если Хаяси Садо и Сибата Кацуиэ восстанут против Нобунаги, то он непременно присоединится к ним во благо всего клана.

— Пришлось их уговаривать, вероятно?

— Мать безраздельно на нашей стороне, а Нобуюки — юноша слабовольный. Не надави я на них, так они, пожалуй, остались бы в стороне.

— У нас есть веские причины для свержения Нобунаги, тем более мы заручились согласием матери и брата. Его глупость и судьба клана тревожат не одних нас.

— «За Овари и вечное правление клана Ода!» — таков наш боевой клич. Готовы ли мы в военном отношении?

— Сейчас удача на нашей стороне. Я могу выступить из Нагои по первому сигналу барабанов.

— Прекрасно! Что ж, тогда… — И Кацуиэ подался вперед с заговорщическим видом.

В это мгновение что-то с шумом упало в саду. Это были всего лишь неспелые сливы. Послышался еще какой-то звук, но его поглотили дождь и ветер. Из-под приподнятого на столбах пола чайного домика на четвереньках выполз человек. Мгновение назад сливы упали не сами по себе — их бросил неизвестный в черной одежде, который подглядывал и подслушивал из подполья. Заговорщики в чайном домике насторожились, услышав шум, и он, воспользовавшись их минутным замешательством, растворился во тьме.

Ниндзя были глазами и ушами хозяина замка. Ни один из князей, живших в крепостях и правивших оттуда провинциями, не обходились без тайных соглядатаев. Нобунага нанял лучшего невидимку, но даже самые верные приближенные князя не знали его имени.

В свите у Нобунаги три человека носили за ним обувь — Матаскэ, Гаммаку и Токитиро. Они были простыми слугами, но каждый жил в отдельной комнате и нес дозорную службу в саду.

— Ты что это, Гаммаку?

Токитиро и Гаммаку подружились. Гаммаку забрался под одеяло. Больше всего на свете он любил поспать и предавался этому занятию при первой возможности.

— Живот болит, — пробормотал Гаммаку из-под одеяла.

— Не ври! Вставай! Я по дороге из города купил кое-что вкусное, — сказал Токитиро, подойдя к другу.

— А что? — Гаммаку выглянул из-под одеяла, но, сообразив, что попался на крючок, вновь укрылся с головой. — Дурачина! Не дразни больного! Уходи!

— Вставай! Матаскэ куда-то запропастился, а мне нужно спросить у тебя кое-что.

Гаммаку неохотно выбрался из-под одеяла.

— Стоит человеку уснуть… — Ворча, он поднялся и побрел в сад ополоснуться у ручья.

Токитиро пошел следом.

Их домик стоял в глубине сада, откуда открывался прекрасный вид на крепостной город, и юноши с замиранием сердца могли воображать себя полководцами перед битвой.