Настала заря, и одна за другой из тумана выступили придорожные сосны. На востоке безупречно алое утреннее солнце поднялось над дальним берегом озера Харима, рассеивая облака, словно призывая людей к борьбе.

— Взгляните! — воскликнул Хидэёси. — В наши паруса дует попутный ветер. Наши знамена и стяги выгнулись на восток. Понятно, что человеку не дано знать о грядущей судьбе. Мы не знаем, доживем ли до завтрашнего рассвета, но само Небо призывает нас идти вперед. Что ж, давайте грянем дружный боевой клич и дадим Небесам понять, что мы вняли их призыву!

За десять дней, прошедших после гибели Нобунаги, общее положение дел в стране претерпело драматические изменения. В Киото после разгрома храма Хонно было неспокойно. Двое старейших сподвижников Нобунаги, Сибата Кацуиэ и Такигава Кадзумасу, находились далеко; Токугава Иэясу вернулся к себе в провинцию; отношение к происшедшему Хосокавы Фудзитаки и Цуцуи Дзюнкэя оставалось неясным; Нива Нагахидэ находился в Осаке.

Слух о том, что войско под командованием Хидэёси прибыло в Амагасаки поблизости от Киото, разлетелся со скоростью ветра утром одиннадцатого дня. Многие не могли в это поверить. Ходили и другие слухи: что князь Иэясу выступил на запад, что старший из оставшихся в живых сыновей Нобунаги Нобуо задумал решительное наступление, что войско Акэти сражается с теми-то или с теми-то. Больше всего доверия вызывал слух, что войско Хидэёси накрепко связано в своих действиях армией Мори поблизости от крепости Такамацу. Только те, кто хорошо знал Хидэёси, отказывались в это поверить.

Искусство, проявленное Хидэёси в ходе предшествующей пятилетней войны в западных провинциях, заставило почти всех остальных военачальников клана Ода оценить его способности по достоинству. Среди них называли Ниву Нагахидэ, Накагаву Сэбэя, Такаяму Укона и Икэду Сёню. За годы беспорочной службы Хидэёси их общему, ныне покойному, повелителю они убедились, что Хидэёси был искренне предан Нобунаге. Услышав, что Хидэёси заключил мир с кланом Мори и на предельной скорости движется по направлению к столице, они не могли скрыть своего удовлетворения тем, что он продолжает оправдывать их ожидания. И как только Хидэёси выступил на восток, они принялись отправлять ему срочные послания, призывая поторопиться и сообщая о последних перемещениях войска Акэти.

Когда Хидэёси прибыл в Амагасаки, Накагава Сэбэй и Такаяма Укон, временно оставив свои войска, явились к нему в лагерь.

Самурай, стоящий на страже у ворот, не слишком обрадовался появлению двух военачальников и не спешил доложить.

— Его светлость теперь почивают, — сказал он.

Сэбэй и Укон удивились и обиделись. Оба прекрасно знали себе цену в качестве возможных союзников. Человек, на сторону которого встали бы эти двое, мог смело сказать, что стал вдвое сильнее. Кроме того, крепости, комендантами которых они были, представляли собой опорные точки на подступах к Киото. Разумеется, обладание двумя ключевыми крепостями, расположенными посередине захваченной врагом местности, обеспечило бы Хидэёси важнейшие боевые преимущества.

Поэтому, прибыв в лагерь к Хидэёси, военачальники не сомневались, что он поспешит лично встретить их. А теперь Сэбэю и Укону только и оставалось ждать у моря погоды. От нечего делать они стали следить за тем, кто прибывает в лагерь и кто убывает, а таких, включая гонцов, было великое множество, и сновали они по всем направлениям. Накагава Сэбэй узнал одного из самураев.

— Разве этот самурай не приверженец Хосокавы? — пробормотал он.

Было общеизвестно, что Мицухидэ и Хосокаву Фудзитаку связывала не только многолетняя дружба, но и семейные узы.

Откуда здесь было взяться гонцу от Хосокавы, что ему тут делать? Такой вопрос мысленно задал себе Сэбэй. Этот вопрос касался не только двух военачальников, по-дружески прибывших к Хидэёси, он затрагивал интересы всей страны.

— Стражник утверждает, будто князь Хидэёси спит. По-моему, он бодрствует. И ведет себя крайне неучтиво, — посетовал Укон.

Они уже собирались было удалиться, когда один из мальчиков, находившихся в услужении у Хидэёси, запыхавшись, примчался к ним с объявлением, что их ждут в храме, который служил временным пристанищем Хидэёси. Когда их ввели в покои, Хидэёси там не было, но, похоже, он давно пробудился. Из покоев настоятеля до них донеслись взрывы громкого смеха. Это разительным образом отличалось от того приема, на который рассчитывали военачальники. Они спешили сюда, чтобы присоединиться к Хидэёси и совместными силами нанести удар изменнику Мицухидэ. А вместо этого… Укон был оскорблен, Сэбэй — мрачен.

Плохое настроение военачальников усугублялось изнурительной летней духотой. Время дождей должно было по всем срокам идти к концу, однако воздух по-прежнему оставался влажным. Облака клубились, словно хотели своим непостоянством отразить разброд, который переживала страна. Время от времени солнце палило так сильно, что у людей случалась лихорадка.

— Жарко, Сэбэй, — пожаловался Укон.

— Да, Укон, жарко и душно.

Естественно, оба были в боевых доспехах. И хотя к этому времени доспехи научились делать не столь тяжелыми и даже начали подгонять их по телу, было понятно, что человек в кожаном панцире истекал потом в такую жару.

Сэбэй, раскрыв веер, принялся обмахиваться. Затем, чтобы показать, что они ничуть не уступают знатностью Хидэёси, оба военачальника проследовали к местам, отведенным для самых важных гостей.

В этот миг вместе с дыханием ветерка до них донеслись приветственные возгласы. Появился Хидэёси и, едва усевшись на место, извинился за опоздание.

— Мне искренне жаль, что я проявил подобную неучтивость. Едва встав, я проследовал в главный храм, и пока мне брили голову, — он похлопал себя по обритой наголо голове, — прибыл гонец от Хосокавы Фудзитаки со срочным посланием. Так что мне пришлось принять его первым и тем заставить ждать вас.

Он уселся в своей обычной непринужденной манере, не придавая значения титулам собеседников. Сэбэй и Укон, забыв в свою очередь о ритуале обычного приветствия, уставились на гладко выбритую голову Хидэёси, отражавшую зелень деревьев из сада за окном.

— Надо освежиться, — пошутил Хидэёси. — Выбритой голове жара не страшна.

Когда Сэбэй с Уконом поняли, что Хидэёси сбрил волосы в знак траура по их господину, они мгновенно забыли о своем недовольстве его задержкой и устыдились мелочной мнительности.

Единственно, что смущало их, — при взгляде на Хидэёси хотелось расхохотаться. И хотя уже давно никто не называл его в лицо Обезьяной, былая кличка и нынешний внешний вид совпадали самым потешным образом.

— Ваша стремительность изумила нас, — начал Сэбэй. — Вы, должно быть, с тех пор, как покинули Такамацу, ни разу не отдыхали. Мы рады найти вас в отменном здравии.

Произнося это, он с трудом удерживался от смеха.

— Знаете, — искренне ответил Хидэёси, — я чрезвычайно благодарен вам обоим за сообщения. Благодаря им я узнал все о передвижениях войска Акэти. И, самое главное, понял, что вы мои союзники.

Ни Сэбэй, ни Укон не были чересчур падки на лесть. Чуть ли не пропустив мимо ушей последнее замечание Хидэёси, они наперебой принялись давать ему советы и указания.

— Когда вы выступите в Осаку? Там уже находятся князь Нобутака и князь Нива.

— У меня сейчас нет времени отправляться в Осаку, мой враг не там. Но я нынешним утром отписал князьям в Осаку.

— Князь Нобутака — третий сын князя Нобунаги. Разве вам не следует прежде всего повидаться с ним?

— Я не прошу его приехать сюда. Я попросил его принять участие в предстоящем сражении, которое станет поминальной службой по князю Нобунаге. Он там вместе с Нивой, поэтому я не считаю необходимым строго придерживаться правил вежливости. Завтра он наверняка прибудет к нам в лагерь.

— Чего вы ждете от Икэды Сёню?

— Мы рассчитываем и на него. Мы еще не виделись, но он прислал письмо с заверениями в том, что поддержит меня.