Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А спустя еще несколько дней к Сиканоскэ вряд ли кто испытывал иное чувство, кроме отвращения, потому что он стал вассалом клана Мори и в залог своей будущей верности получил крепость в Суо.

Имя Яманаки Сиканоскэ стало символом предательства. На протяжении двадцати лет и друзья, и враги считали его воином отчаянно смелым и безупречно преданным своему господину. Теперь же многие стыдились прежнего знакомства с ним. Ненависть к Сиканоскэ стала отныне ничуть не меньше его былой славы.

В самые жаркие дни седьмого месяца Сиканоскэ, не обращавший, казалось, никакого внимания на презрительные насмешки и упреки в свой адрес, его жена и слуги перебрались в Суо. Сопровождал их отряд в несколько сот воинов клана Мори, официально считавшийся эскортом, но на деле охранявший Сиканоскэ, ведь он уподобился угодившему в ловушку тигру и мог в любую минуту наброситься на удачливых, но беспечных охотников. До тех пор, пока его не посадили в предназначенную для него клетку и не приучили к кормежке, с ним предпочитали обращаться предельно осторожно.

После нескольких дней пути отряд вышел к переправе через реку Абэ у подножия горы Мацу. Сиканоскэ спешился и, усевшись на утесе, принялся рассматривать речной берег.

Амано Кии из клана Мори тоже соскочил с лошади и подошел к Сиканоскэ.

— Женщины и дети устали в пути, — сказал он своему пленнику, — поэтому мы переправим через реку сначала их, а вы тут посидите пока и отдохните.

Сиканоскэ согласно кивнул в ответ. В последнее время он старался не разговаривать без крайней необходимости. Кии подошел к парому и что-то прокричал столпившимся на берегу людям. Через реку здесь переправлялись всего на двух небольших лодках. Жена Сиканоскэ с сыном и их слуги так перегрузили обе лодки, что те низко осели в воде. Но вот, наконец, лодки отчалили и устремились к противоположному берегу.

Наблюдая за их отплытием, Сиканоскэ обливался потом. Не выдержав, он попросил остававшегося с ним оруженосца намочить для него полотенце в ледяной речной воде. Его второй — и последний — оруженосец в это время поил лошадей чуть ниже по течению.

Крупные бабочки с желто-зелеными крыльями вились вокруг Сиканоскэ. Бледная луна восходила в предвечернем летнем небе. Под ветром по земле стлалась низкая трава.

— Синдза! Хикоэмон! Теперь самое время! — прошептал Мотоаки, старший сын Кии, двоим воинам, стоящим рядом с ним под сенью деревьев, к которым было привязано около десятка лошадей. Сиканоскэ не видел их. Лодка, уносящая вдаль его жену и сына, достигла уже середины реки.

Из-за ветра, долетавшего с реки, Сиканоскэ было трудно дышать, перед глазами плыли круги. «Какое горе!» — угрюмо думал он. Ему, отцу и мужу, бередила душу невыносимая мысль о том, что он обрек свою семью на скитания. Даже самые отважные воины не лишены человеческих чувств, а о Сиканоскэ говорили, что он куда чувствительней остальных.

Смелость и отчаяние горели в его взоре ярче, чем лучи закатного солнца. Он порвал с Нобунагой, отрекся от союза с Хидэёси, сдал крепость Кодзуки врагам и вручил отрубленную голову своего господина. А сам все еще не умер, все еще цеплялся за жизнь. На что он надеялся? Оставалось ли у него еще чувство чести? Оскорбления и насмешки задевали его, казалось, не больше, чем стрекот кузнечиков. И сейчас, отдыхая, подставив грудь прохладному ветру, он вроде бы ни о чем не жалел.

Одна печаль,

Громоздясь на другую,

Испытывает мои силы.

Это стихотворение он сложил много лет назад и сейчас, мысленно повторяя его, вспомнил о клятвах, принесенных им некогда матери, вдохновившей его вступить на Путь Воина, чтобы впредь служить князю и Небу. В памяти всплыла молитва, с которой Сиканоскэ обратился перед своей первой битвой к новорожденному месяцу в пустом небе: «Пошли мне все возможные испытания!»

Так, «громоздя одну печаль на другую», он сумел пройти все мыслимые и немыслимые испытания. Сиканоскэ полагал, что истинное счастье настоящего воина как раз в том и заключается, чтобы преодолевать невзгоды. Он только укрепился в своих убеждениях, услышав от гонца Хидэёси о том, что Нобунага не придет на помощь защитникам Кодзуки. Конечно, он тогда слегка растерялся, но никого и ни в чем не подумал винить. Да и горевать тоже не стал. Ни разу в жизни он не испытывал такого отчаяния, которое заставило бы его смириться с неизбежным и подумать: «Все, теперь мне пришел конец». При любых обстоятельствах он на что-то надеялся. «Я все еще жив, — думал он в такие минуты, — раз дышу, значит, жив!» Вот и сейчас у него оставалась надежда. Рано или поздно он подкрадется к своему смертельному врагу Киккаве Мотохару настолько близко, чтобы прикончить его одним ударом, — а там пусть уж убивают и самого Сиканоскэ, не страшно! Покончив с врагом, он в следующей жизни не испытает стыда, когда повстречается со своим князем.

Хотя Сиканоскэ и сдался на милость победителя, однако Киккава оказался не настолько глуп, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Вместо этого он одарил его крепостью и отослал подальше. И теперь Сиканоскэ размышлял, когда же ему наконец представится возможность осуществить свой дерзкий замысел.

Лодка с женой и сыном уже причалила к противоположному берегу. Он загляделся, как они выходят на берег и растворяются в толпе слуг. И в это мгновение острие меча беззвучно вошло ему под лопатку. Другой меч высек искры из камня, на котором он сидел. Даже такого воина, как Сиканоскэ, оказывается, можно подстеречь и застигнуть врасплох. Но даже тяжелая рана не помешала Сиканоскэ вскочить на ноги и схватить напавшего за косицу.

— Трус! — закричал он.

Пока только один удар достиг цели, но на помощь вероломному убийце уже бежал напарник, размахивая мечом и во весь голос крича:

— Готовься к смерти! Таков приказ нашего господина!

— Ублюдок! — заорал в ответ Сиканоскэ.

Он швырнул первого нападавшего на его подоспевшего соратника с такой силой, что оба они свалились наземь, а сам, воспользовавшись замешательством, с разбегу бросился в реку, подняв фонтан брызг.

— Сбежал! Сбежал! — закричал один из военачальников Мори, устремляясь вдогонку.

С берега он метнул копье и угодил Сиканоскэ в спину. Раненый воин рухнул лицом вниз, и только копье торчало из окрашенной кровью воды, словно гарпун, поразивший кита.

Двое убийц бросились в воду, схватили потерявшего сознание Сиканоскэ за ноги, выволокли его на берег и обезглавили. Кровь хлынула на камни и потекла в ледяные воды реки Абэ.

— Мой господин!

— Господин Сиканоскэ!

Двое оруженосцев Сиканоскэ с криками бросились к тому месту, где распростерлось бездыханное тело, но молодых людей тут же окружили воины клана Мори. Поняв, что их господин уже мертв, оруженосцы бросились на убийц и вскоре разделили с Сиканоскэ его участь.

Человеческое тело тленно, но чувство чести и верность клятве непреходяще, оно навсегда остается в анналах истории. Воины грядущих веков, глядя на молодой месяц в темно-синем небе, будут вновь и вновь вспоминать о несокрушимом Яманаке Сиканоскэ и думать о нем с благоговением. В их сердцах он останется жить вечно.

Меч Сиканоскэ и его коробок для чая, известный под названием «Великое море», доставили Киккаве Мотохару вместе с отрубленной головой поверженного врага.

— Если бы я не приказал тебя обезглавить, — обратился Киккава к мертвой голове Сиканоскэ, — то непременно настал бы день, когда ты обезглавил бы меня. Таков Путь Воина. Но подвиги, совершенные тобою в этой жизни, позволят тебе обрести покой в следующей.

Покинувшее окрестности Кодзуки войско Хидэёси сначала направилось в сторону Тадзимы, но, внезапно развернувшись около Какогавы в провинции Харима, оно воссоединилось с тридцатитысячной армией Нобутады. К тому времени лето было уже на исходе.

Под натиском столь сильной армии крепости Канки и Сиката пали одна за другой. Захватить эти малые крепости первой линии обороны клана Мори оказалось сравнительно легко, однако войско Нобунаги понесло ощутимые потери, потому что противник сопротивлялся на редкость яростно.

150
{"b":"30395","o":1}