— Камэяма это лишь начало. Главные трудности ждут меня впереди.

— Жизнь только тогда доставляет истинное удовольствие, когда приходится преодолевать трудности. Да и что может быть лучше, чем привнести мир и покой в пожалованную тебе твоим князем провинцию и управлять ею во благо своих подданных. Притом не забывайте: вы теперь сами становитесь князем и получаете право делать все, что вам заблагорассудится.

В этот момент собеседники осознали, что их случайная встреча чересчур затянулась.

— Что ж, до встречи, — сказал Мицухидэ.

— Погодите-ка минутку! — воскликнул Хидэёси, внезапно о чем-то вспомнив. — Вы ученый муж, а значит, сможете сказать мне, какие японские крепости имеют главную сторожевую башню?

— В принадлежащей Сатоми Ёсихиро крепости, расположенной в Татэяме, провинции Ава, возвышается трехэтажная башня, видимая даже с моря. А в Ямагути, провинция Суо, Оути Ёсиоко построил в своей главной крепости четырехэтажную башню, наверное, самую высокую в Японии.

— Выходит, их всего две?

— Насколько мне известно, две. Но почему вы об этом спрашиваете?

— Да, знаете ли, сегодня мы с его светлостью обсуждали всевозможные строительные проекты, и господин Мори принялся усердно растолковывать нам преимущества крепостей с главными сторожевыми башнями. Он прямо-таки настаивал, чтобы крепость, которую князь Нобунага собирается строить в Адзути, имела как раз такую башню.

— Вот как? А кто такой этот господин Мори?

— Оруженосец его светлости, Ранмару.

Мицухидэ на мгновение нахмурился.

— Его рекомендация кажется вам сомнительной? — поинтересовался Хидэёси.

— Ну, не то чтобы сомнительной… — произнес Мицухидэ деланно безразличным тоном и, переменив тему, немного поболтал о пустяках, но вскоре, извинившись, простился с Хидэёси и поспешил во внутренние покои дворца.

Людей в коридорах дворца Нидзё сновало предостаточно. Одни только еще пришли повидаться с князем Нобунагой, другие уже спешили прочь.

Едва Хидэёси расстался с Мицухидэ, как его кто-то окликнул. Оглянувшись, он увидел перед собой Асаяму Нитидзё, неряшливого монаха на редкость безобразной наружности. Тот заговорил чуть ли не шепотом, точно собирался поведать своему собеседнику нечто чрезвычайно важное и секретное.

— Как мне показалось, князь Хидэёси, вы только что доверительно беседовали с князем Мицухидэ.

— Доверительно беседовал? — рассмеялся Хидэёси. — Да разве здесь подходящее место для доверительных бесед?

— Поверьте, ваш столь продолжительный разговор может кое у кого вызвать ненужные подозрения.

— Ах, ваше преподобие, да вы, часом, не выпили лишнего?

— Выпил. И как вы справедливо заметили, немного больше, чем следовало. Однако вам все-таки советую быть поосторожнее.

— Вы имеете в виду — с кувшинчиком сакэ?

— Да полно вам! Вы же прекрасно понимаете, что я советую не выставлять напоказ дружбу с Мицухидэ.

— И почему же?

— А вы не находите, что он чересчур умен?

— Конечно же нет! Каждый может подтвердить: самый умный человек во всей Японии это вы!

— Я?.. Да нет, что вы, я тугодум, — угрюмо пробурчал монах.

— Напротив, ваше преподобие, за вами прочно закрепилась репутация превосходного знатока, имеющего понятие едва ли не обо всем на свете. Обычный самурай, несомненно, уступает в просвещенности аристократу или богатому купцу, но никто в клане Ода не сравнится с вами опытом и мудростью. Даже князь Кацуиэ придерживается такого мнения.

— И при всем этом я не могу похвастаться подвигами на поле брани.

— Зато ваши выдающиеся способности проявились при возведении императорского дворца, вы умело управляете столицей и решаете денежные вопросы.

— Не пойму, вы льстите мне или же надо мной смеетесь?

— Честно говоря, и то и другое. Вы очень влиятельный человек, однако воины не признают вас своим командиром, поэтому я одновременно и льщу вам, и смеюсь над вами.

— С таким острословом, как вы, не поспорить! — воскликнул Асаяма и подобострастно расхохотался. Будучи значительно старше Хидэёси, монах заискивал перед молодым князем, признавая его превосходство.

К Мицухидэ Асаяма относился куда более настороженно.

— Признаюсь, меня давно тревожит холодный рассудок Мицухидэ, но до сих пор мне казалось, что эти подозрения лишь игра моего воображения, — разоткровенничался монах, — но сегодня мои доводы подтвердил человек, умеющий определять характер по внешности.

— О, физиономист! И что он выяснил относительно Мицухидэ?

— Это не просто физиономист, а настоятель Экэй — один из наиболее просвещенных мужей нашего времени. Он и рассказал мне обо всем, причем под страшным секретом.

— Так что же именно он вам сказал?

— По его мнению, у Мицухидэ внешность мудреца, способного увязнуть в собственной мудрости. И самое главное: этот человек может предать своего господина.

— Какая ерунда! Позвольте-ка и вам, Асаяма, дать совет.

— С готовностью его приму.

— Так вот учтите, вы вряд ли насладитесь заслуженным отдыхом в старости, если станете и впредь говорить подобные вещи. — Тон Хидэёси был сейчас крайне резок. — Я слышал о пристрастии вашего преподобия к интриганству, но и помыслить не мог, что вы посмеете посягнуть на одного из наиболее преданных вассалов его светлости.

В просторной комнате молодые оруженосцы, разложив на полу подробную карту провинции Оми, разглядывали ее, вытянув шеи, как утята.

— Смотрите, вот заводи на озере Бива! — воскликнул один из них.

— А вот храм Сёдзицу! И храм Дзёраку! — поддержал другой.

Ранмару сидел особняком в сторонке от остальных. Ему не исполнилось еще и двадцати, однако, если бы молодому человеку побрили лоб, он выглядел бы настоящим самураем. Однако Нобунага хотел, чтобы Ранмару по-прежнему оставался его оруженосцем.

Молодой человек не уступал изяществом куда более юным оруженосцам, но его прическа и наряд были ему уже явно не по летам.

Нобунага пристально всматривался в карту.

— Хороша! — пробормотал он. — Куда лучше, чем любая из наших военных карт. Ранмару, как тебе удалось столь быстро раздобыть такую замечательную карту?

— Моя матушка — она недавно удалилась в монастырь — узнала о том, что карту эту прячут в одном из храмов.

Мать Ранмару, принявшая в монашестве имя Мёко, была вдовой Мори Ёсинари, и теперь пятеро ее сыновей служили Нобунаге. Двоих младших братьев Ранмару — Бомару и Рикимару — князь также взял к себе оруженосцами. Они оказались толковыми мальчиками, однако Ранмару значительно их превосходил. Так считал не только безгранично привязанный к юноше князь Нобунага, но и все, кто был знаком с Ранмару. Каждому бросались в глаза его ум и проницательность. Этот юноша в детском платье на равных беседовал с военачальниками и самыми влиятельными вассалами князя, причем никогда не вызывал у них снисходительной насмешки.

— Что? Эту карту вручила тебе Мёко? — удивился Нобунага и пристально посмотрел на Ранмару. — Коль скоро она теперь монахиня, то может свободно посещать всевозможные храмы, но ей следует опасаться лазутчиков из братства монахов-воинов, продолжающих строить мне козни. Улучи минуту и передай ей мое предостережение.

— Моя мать — мудрая женщина и всегда ведет себя очень осторожно. Даже осторожней, чем я, мой господин.

Нобунага одобрительно кивнул и вновь принялся изучать на карте окрестности Адзути. Именно здесь он собирался воздвигнуть крепость, чтобы расположить в ней свою резиденцию и правительство. Это решение князь принял совсем недавно, осознав, что расположение крепости Гифу не отвечает его дальнейшим замыслам.

Нобунага вынашивал план завладеть местностью вокруг Осаки, но препятствием служила крепость Хонгандзи — оплот его жесточайших врагов, монахов-воинов.

Памятуя о прежних трагических ошибках сёгунов, Нобунага даже и в мыслях не держал идеи разместить правительство в Киото, куда более подходящим местом считая Адзути. Отсюда он мог бы следить за развитием событий в провинциях запада, равно как и наблюдать за успехами Уэсуги Кэнсина на севере.