Каждая эпоха имеет свою проблему, для решения которой непременно выдвигает своих героев. Скажем, для нас освоение космоса, космический корабль, космонавт Гагарин не просто престиж страны, не просто дело чести и доблести, — оно имело и имеет первостепенное значение и считается одной из глобальных проблем конца XX века, в котором сосредоточены все узловые вопросы, а именно: морально-политические, научно-экологические и оборонные. В то далекое теперь от нас довоенное время точно такое же престижное и практическое значение имели для наших отцов освоение Северного Ледовитого океана, ледокол «Челюскин», перелет Чкалова. И потому все народы земного шара, правительства и пресса пристально следили шаг за шагом, ловили каждое мгновение чудо-подвига богатырей страны Советов на Крайнем Севере. И в это время Сабит Муканов одним из первых откликнулся на героические подвиги покорителей Северного полюса, написав поэму «Белый медведь». Поэма эта для литературы тех лет была по форме. и содержанию подлинно новаторской, более того, явилась неожиданным, новым словом, вызвавшим бурную реакцию как в критике, так и у широкой читательской общественности. Сабит Муканов в казахской поэзии вообще был новатором и экспериментатором. В своих лучших стихотворениях он вслед за Майлиным смело и широко ввел простую разговорную интонацию взамен ранее единолично господствовавшего в казахской поэзии песенно-поэтического стиля.
В один из предъюбилейных дней писателя, на встрече со студентами университета, Абдильда Тажибаев, произнося о своем учителе короткую, взволнованную речь, сказал, что до появления поэмы «Абдулла» Касыма Аманжолова в этом почетном жанре поэзия Сабита Муканова определяла его счастливую вершину. Думаю, что до появления эпопеи «Абай» Ауэзова в казахской литературе романы, созданные Мукановым, не имели себе равных. Как известно, к этому времени Мукановым был уже создан «Адаскандар». Эта поэма в прозе о трагической судьбе чистой и светлой любви, чем-то напоминающая ранний степной цветок, прихваченный морозом, с первого дня появления никого из читателей не оставила равнодушным. Затем последовала повесть «Балуан-Шолак», с романтических страниц которой дерзко вставал героический образ степного барда, помимо блестящего таланта поэта, певца еще и в самом деле отличавшегося личной храбростью. Муканов любит и идеализирует своего героя. Он настолько восторгается сказочными подвигами и рыцарской удалью Балуан-Шолака, что, читая роман, нам не удается определить, чему, собственно, автор отдает предпочтение — таланту или физической силе, ибо той и другой стороне незаурядного героя в одинаковой мере воздается дань восхищения. Живо в нашей памяти, что задолго до появления «Ботагоз» был писателем написан и опубликован роман «Темиртас». У нас также в памяти, что литературная общественность воспринимала этот роман не иначе как пробу сил, как некий литературный эксперимент перед предстоящей ему более серьезной и ответственной работой в освоении для тех времен весьма сложной историко-революционной темы. Посудите сами, только что рухнул старый общественный строй, взамен которому пришел новый. Не просто происходила быстрая смена одной социальной системы другою, а, к ужасу вчерашних всесильных и всемогущих, вместе со сменой строя, не давая опомниться, в мгновение ока менялся сам уклад жизни, безжалостно рушились вековые, привычные патриархально-родовые нравы; менялась психология, обычаи, отношения к жизни, к людям, к миру. Умирающий класс в этой постигшей его после бури Октября страшной, чуть ли не апокалиптической катастрофе чувствовал растерянность, но однако не сложил и не собирался складывать оружия. Уроки революции стали подлинной наукой и во всем учили народы еще вчера отсталой окраины царской России. Мало того, социальная действительность убедила наших отцов в том, что без ликвидации эксплуатации человека человеком не может быть никакой свободы, а без свободы не может быть полноценного счастья; свобода нуждается не только в декларировании, но и в гарантированной защите. И в этой ситуации, когда не улеглись еще страсти классовой борьбы, писателю Муканову, обратившемуся впервые к историко-революционной теме, предстояла нелегкая задача: во-первых, пропуская огромные события через себя, правильно ориентироваться в социально-политическом значении всего происходившего; во-вторых, по-марксистски правильно обобщить и оценить исторический опыт, проделанный нашими отцами в минувшей схватке. И еще, третий, не менее сложный вопрос, неминуемо стоявший перед писателем, — показать неизбежность прихода в революцию вчерашних кочевников-скотоводов и проследить пробуждение классового самосознания в психологии этих людей. Сабит Муканов, создав роман «Ботагоз», дум ага, блестяще справился со стоявшей перед ним сложной задачей как художественного, так и политического порядка. Мало того, накопленный им художественный опыт вот уже около полувека оказывал и поныне продолжает оказывать практически полезную помощь казахским литераторам, которые не перестают обращаться к историко-революционной тематике. Появление в те годы романов Сабита Муканова сделалось событием и подлинным праздником национальной культуры. Давайте вспомним, кто из нас, довоенных лет воспитанников детдомов и интернатов, позабыв решительно обо всем на свете, о еде, о сне, об учебе, не читал, не вчитывался в произведения этого популярнейшего тогда писателя. Думаю, что тут уместно задаться вопросом, как и каким путем достигал он такого внушительного успеха? Мастерством стиля? Изяществом слога? Вряд ли. Язык его произведений, за исключением разве некоторых, таких, как «Сулушаш», «Адаскандар» и еще по преимуществу относящихся к раннему периоду лирических стихотворений, в основном прост, доступен и обыден. Создается впечатление, что он нарочито упрощал свой и без того простой язык, придавая ему сходство с устной, неподдельной народной речью. И он этого добивался всю жизнь. И этого он достигал от произведения к произведению, усиливая элементы простоты и естественности. Среди казахских писателей Сабит Муканов обладал каким-то особым, обостренным слухом к подлинной народной речи. И всем, кто знал Сабита Муканова, известно, что он как писатель был близок к истокам народного творчества, а как человек обладал неподдельной народной простотой. Быть может, он даже был не связан, а просто-напросто сросся со своим народом, навеки скрепленный едиными с ним корнями. И не потому ли он напоминал нам эдакую мощную жизнестойкую ветвь какого-нибудь огромного кряжистого дерева — дуба, и непременно с ветреной стороны, непременно открытой всем бурям и стихиям. И у нее, у этой ветви, со своим деревом единая, неделимая судьба, ибо под ними общая земля. Сабит Муканов, бывало, гордился такой своей писательской судьбой. И он во весь по-мукановски мощный голос провозглашал памятную воем нам, знаменитую поэтическую декларацию, где со свойственной ему откровенностью исповедовался своему классу, как сын своему отцу, от строфы к строфе клялся, присягал служить честно, преданно только ему одному, его идеалам и интересам. Одним из главных качеств Сабита Муканова как гражданина и активного общественного деятеля было его умение радоваться успехам своего народа, своей республики.
Кто из нас не знал Сабита Муканова, который даже на склоне дней, несмотря на свою грузность и преклонный возраст, отличался легкостью в движениях, бодростью духа, порывистостью и оживленностью характера. И еще, активный и деятельный, он любил общение, контакт, поездки в аул, в отдаленные уголки, искал связь с миром, с людьми и свое существование вне мира, вне его вечного движения вперед не представлял. Находясь среди народа, он не испытывал необходимости подлаживаться под народ. Ибо он сам был подлинным воплощением простоты и естественности, что, конечно, помогало ему при встрече с народом без особого усилия быстро и незаметно раствориться в своей родной стихии. И народ шел к нему всегда охотно, с полным доверием. Чем больше приближался он к старости, казалось бы, к естественной и неотвратимой физической немощи, тем с большим азартом, увлечением, неистовее работал он, поражая и восхищая всех нас жизнелюбием, работоспособностью, приступая одновременно сразу к нескольким вещам. И если современный придирчивый, с возросшим вкусом читатель найдет недостатки в созданных им в последние годы жизни произведениях, то, по-моему, они объясняются тем, что, чувствуя приближение того неотвратимого рокового часа, когда из рук выпадет перо, Муканов торопился, спешил во что бы то ни стало успеть, осуществить многочисленные свои планы, замыслы и идеи. Старый писатель, как старый солдат на поле брани, не хотел и не собирался бросить свое боевое оружие, наоборот, находясь в бодром состоянии в гуще бурлящей жизни, умел с завидным оптимизмом вслушиваться в ее ритм Я дыхание, владея чутким слухом и тонким чутьем. Писатель постоянно находился среди тружеников, в самой горячей точке всенародного движения, и сам горел желанием во что бы то ни стало откликнуться первым непременно крупным произведением, романом или повестью, поэмой или пьесой, по крайней мере очерком, или очередным отзывом об Ибрае Жахаеве, о Нурмулде Алдабергенове. К тому же Муканов был признанным знатоком многосложной алгебры древнего родословия казахов, быта народа, обычаев, ритуалов, обрядов, истории предков, будничной жизни современников, и во всех своих произведениях, независимо от их жанра, от близости или дальности эпохи давал колоссальные сведения, информацию одну интереснее, забавнее и анекдотичнее другой, нередко с намеренно допущенными элементами фантастики, и в результате у читателя складывалось впечатление, что в совокупности своей все это довлеет над материалом, не умещаясь в обычно довольно объемистые произведения писателя.
