Несмотря на значительное развитие и переработку, древняя композиция сошествия в ад сохранила свое первоначальное зерно в православной иконографии до новейшего времени. Между миниатюрой псалтыри Лобкова и иконой Ушакова — огромная разница; но она не такова, как различие в западной иконографии, например между фреской в подземной церкви Св. Климента или мозаикой капеллы Зенона, с одной стороны, и картиной Бронзино Анжело и даже древней миниатюрой, изданной Бастаром (см. ниже), с другой. Последние не имеют между собой решительно ничего общего в формах; напротив, в ушаковской иконе мы можем отыскать и идею и основные формы лобковской миниатюры.

Христос сходит в ад, разрушает силу дьявола и освобождает отсюда ветхозаветных праведников; такова основная мысль нашей иконографической композиции. Происхождение ее очень древнее: еще в Ветхом завете явилось убеждение, что с пришествием Мессии многие должны воскреснуть из мертвых (Иов. XIII, 17; Дан. XII, 23), в частности — Адам и Ева, Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Давид[2575]. Оно известно было и новозаветным писателям Игнатию Богоносцу[2576], Тертуллиану[2577], автору слова о погребении Христовом, приписываемого Епифанию Кипрскому[2578], которые поэтому в словах ев. Матфея, относящихся к воскресению мертвых вслед за смертью Христа на кресте (Мф. XXVII, 52–53), могли видеть исполнение ветхозаветных чаяний. В теснейшей связи с воскресением мертвых стоит сошествие Христа в ад. Точно указанное ап. Петром, сообщившим, что Христос «сошедши, проповедал находящимся в темнице духам» (1 Петр. III, 19), событие это засвидетельствовано множество раз христианской письменностью восточной и западной: о нем, как событии чудесном и положительном, говорят Климент Александрийский[2579], Ириней Лионский[2580], Ориген[2581], Кирилл Иерусалимский[2582], Григорий Богослов[2583] и мн. др. Одни из них признают сошествие Христа в ад с телом, другие без тела. Иоанн Дамаскин описывает даже некие подробности события[2584], проливающие свет на иконографическую композицию. Общие сведения находятся также в древних символах веры[2585], в синаксаре и песнопениях Триодей — цветной («аще и во гроб… Плотию уснув… Во фобе плотски» и др.)[2586] и постной (вел. суб.), в службах на неделе св. отец и праотец, в приписываемом Иоанну Златоусту слове, читаемом на пасхальной утрене; а в апокрифическом Евангелии Никодима[2587] и в русских Страстях сведения наиболее подробные, важные для иконографической экзегетики.

В памятниках иконографии Спаситель, сходящий в ад, обычно изображается в блестящем ореоле, иногда в разноцветном и усеянном звездами, подобно небесным сферам. Ореол — символ славы, света — один из самых вразумительных и величественных атрибутов Христа. Мы видели его уже в иконографии преображения. Он тем более уместен в иконографии сошествия в ад, что контраст между светом и тьмой, царством добра и зла, есть одна из наиболее употребительных в письменности форм представления этого события. Люди, сидящие во тьме, увидели «свет велий» (Ис. IX, 2)… «от фоба этого Света возсияло прощение (Слово И. Златоуста)… Он бездетный свет, из фоба плотски всем возсиявший…» Он, по словам Дамаскина, как Солнце правды, воссиял во тьме (=в аду)… осветил сидящих во тьме светом божественных лучей и показал им свет истины…[2588] Он вошел в аду, как Победитель и Царь славы. По словам Евангелия Никодима, Он просветил вечную тьму… возблистал ослепительным светом… рассеял тьму смерти блеском Своего Божества…[2589] В руке Христа иногда свиток — символ проповеди воскресения в аду, согласно со свидетельством о том ап. Петра; иногда, в памятниках позднейших, свиток разодранный[2590] — означающий уничтожение рукописания фехов. Эта последняя форма явилась под влиянием текста акафиста, где Христу присваивается наименование решателя долгов древних (δφλημάτων άρχάιων χρεολύτηζ), разодравшего рукописание (Акаф. Преев. Богород. конд. 12)[2591]. Чаще же крест — символ победы над адом и смертью. Мысль о попрании ада крестом Христовым проходит во многих памятниках церковной письменности (стих. 3-го гласа: «Твоим крестом Христе Спасе…»; стих.

5-го гласа: «Честным Твоим крестом, Христе, диавола посрамил еси…»). В апокрифе Освободитель обращается к находящимся в аду праведникам с такими словами: «Как вы подверглись осуждению чрез древо (райское), диавола и смерть, так теперь осуждены древом крестным диавол и смерть…» А праведники, припав кногам Искупителя, восклицали: «Ты искупил живых крестом Своим и через крестную смерть сошел к нам, чтобы исхитить нас от ада и смерти властью Твоей. Господи! Ты поставил на небе знамя славы Твоей и водрузил на земле крест Твой — знамя искупления; положи, Господи, и на аде знак победы креста Твоего, да не царствует отныне смерть»[2592]. Русский апокриф говорит, что Христос, сошедши в ад, разрушил крестом древнюю клятву…[2593]

Спаситель стоит на вратах адовых, разрушенных и положенных накрест. Представление ада в образе жилища, снабженного дверями, известно из книг Ветхого завета, из классической и западноевропейской поэзии и из произведений мусульманского Востока. В книге Иова ад называется дамам (о οίκοζ XVII, 13), имеющим врата и привратников (XXXVIII, 17). В книге псалмов говорится о вратах смертных (пс. IX, 14)… о сокрушении врат медных и сотрении верей железных (пс. CVI,16). Известны они также из книг прор. Исаии (XXXVIII, 10) и Премудростей Соломона (XVI, 13)[2594]. Этой общераспространенной формой представления пользуются Спаситель (Мф. XVI, 18) и некоторые из церковных писателей древности. Последние прямо говорят о разрушении адских врат Спасителем, сошедшим в ад. В беседе на великую субботу о погребении Христовом, приписываемой Епифанию Кипрскому[2595], отнесено к этому событию пророчество Давида: «возмите врата, князи, ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы». То же у Евлогия[2596], автора Никодимова Евангелия[2597], Евсевия Эмесского[2598] и др., а Петр Хризолог пользуется этой картиной в описании воскрешения Лазаря[2599]. Иоанн Златоуст[2600], Евангелие Никодима и русские Страсти относят к сошествию в ад и другое пророчество Давида: «сокруши врата медная и вереи железныя сломи» (пс. CVI, 16). Разрушение врат ада часто выставляется в церковных песнопениях как одна из важнейших подробностей сошествия в ад. «Снизшел еси в преисподняя земли и сокрушил еси вереи вечныя» (ирм. 6-й п. пасх. кан.). «Отверзошася тебе, Господи, страхом врата смертная; вратницы же адовы видевше Тя убояшася (Иов. XXXVII, 17), врата бо медная сокрушил еси и вереи железныя стерл еси…» (на веч. в Пасху стих. вост.). «Аз вы изведу, разрушив смертная врата…» (в понед. Пасх, на веч. стих. вост.). «Врата адовы сокрушил еси, Господи, и Твоею смертию смертное царство разрушил еси…» (стих, во вторн. веч.). «Врата медная стерл еси и вереи сокрушил еси…»(во вторн. веч. стих. вост.). «Адовы врата и вереи сокрушивый…» (в 7-ю нед. по Пасх, на литург. блаженны). «Ты сшед в мертвых, умертвил еси ад и сокрушил еси врата смерти и вереи» (трипесн. во вторн. 3-й нед. по Пасхе, песнь 8, троп. 2; ср. троп. 2 трипесн. в пяток 3-й нед.). «Стрясл еси врата и вереи железныя и устрашил еси ад гласом твоим» (в пят. вай на повеч. 3-й троп. 9-й песни). «Потрясошася врата, сокрушишася вереи» (там же, троп. 5) и проч. В этих выражениях виден след влияния ветхозаветного псалмопевца. Иеродиакон Зосима рассказывает, что он лично ходил к вратам адовым в Иерусалиме и видел их недалеко от дуба маврийского[2601]. Ясно, что изображение ниспровергнутых врат ада отражает в себе одну из самых распространенных форм представления о сошествии в ад.