97 Миниатюра Евангелия национальной библиотеки № 54

98 Миниатюра елисаветградского Евангелия

В скульптуре древнехристианских саркофагов и на стеклянных сосудах довольно часто повторяется следующая композиция: Христос — молодой человек, без нимба, в приданных Ему древнехристианскими художниками одеждах, в сандалиях, касается жезлом одного из стоящих перед Ним сосудов, похожих на амфоры, но без ручек, с широким горлом (идрия, рис. 99)[1508]. Иногда при этом присутствуют и апостолы. Число таких изображений значительно[1509]. Старые, а за ними и новые археологи признали в этой композиции чудо претворения воды в вино на браке в Кане галилейской (Ин. II, 1-11). В самом деле, объяснить ее в ка-ком-либо ином смысле трудно. Положение ее среди других изображений, относящихся к чудесам Евангелия (воскрешение Лазаря, умножение хлебов, исцеление слепого, расслабленного), заставляет видеть здесь одно из евангельских чудес. Величие чудес, их высокое догматическое и нравственное значение ясно выступали в сознании древнехристианских художников и находили многократное выражение в вещественных памятниках древности. Претворение воды в вино как начаток знамений и чудес, заставивший учеников Христа уверовать в Него, не могло пройти незамеченным. Иконографические формы чуда просты и соответствуют духу древнехристианской иконографии: фигура Христа та же, что и в других композициях; жезл Его, символ могущества, власти, тот же, что и в изображениях создания Евы, умножения хлебов и воскрешения Лазаря; следовательно, Христос здесь представлен в положении чудотворца. Ответ на вопрос о характере чуда дают сосуды, греко-римские водоносы[1510].

99 Саркофаг, найденный близ церкви Св. Севастьяна

Подробностей евангельского рассказа о чуде в памятниках древнейших не видно[1511]: нет здесь ни Богоматери[1512], ни жениха с невестой, ни архитриклина, ни слуг. Число сосудов колеблется от одного до шести. Постоянное отсутствие подробностей и повторение узкой схемы показывают, что скульпторы ставили своей задачей не полную передачу евангельского рассказа, но одного лишь момента претворения воды в вино. Со свойственной скульптуре краткостью они схватывали само зерно повествования как показатель могущества Христа. Наблюдая положение этого изображения на саркофагах, нетрудно заметить, что на некоторых из них поставлено оно рядом с чудом умножения хлебов. Возможно допустить, что это подлеположение имеет характер неслучайный. Если Кирилл Иерусалимский сравнивал претворение воды в вино с претворением вина в кровь[1513], а Максим Туринский говорил, что претворение воды в вино предваряло таинство воскресения[1514], если, далее, чудо умножения хлебов изъясняемо было древними также в смысле евхаристии[1515], то почему не допустить, что и скульпторы, ставя рядом эти два чуда, держали в мысли евхаристические хлеб и вино. Не отсюда ли следует объяснить то, что во фресках александрийских катакомб, описанных Вешером[1516], оба эти чуда находятся рядом с благословением хлебов (ευλογία)[1517] Христом, а также и то, что на одном из древнейших евхаристических сосудов найдено изображение чуда в Кане[1518].

Характер этого изображения в памятниках византийских уже не тот, что в древнехристианских. Исторический факт выступает здесь с подробностями евангельского повествования, иконографические формы композиции развиваются, а символическая тенденция утрачивает свою силу. На равеннской таблетке кафедры Максимиана (рис. 100)[1519] сохранен еще древнехристианский моложавый тип Спасителя, но голова Его окружена нимбом; в руке Его не жезл, но крест; Он простирает к сосудам десницу. Сосуды имеют форму амфор и снабжены изящной орнаментикой; число их шесть, как показано в Евангелии (Ин. II, 6). Возле Христа стоят два лица: одно с чашей в руке, вероятно архитриклин, другое с книгой — апостол[1520]. Действие происходит в роскошных палатах. Ясно, что здесь представлен момент, последовавший непосредственно за совершением чуда, когда испытание вина вызвало изумление, и что здесь художник придерживается не символической тенденции, но прямого смысла Евангелия. В Евангелии Раввулы[1521] изображение сокращено неудачно: двое слуг; один несет сосуд на плече, другой переливает воду из большого сосуда в малые (числом шесть); налево Богоматерь в розовой одежде, в сопровождении апостола: чуда нет налицо, а есть лишь намек на него в изображении одних второстепенных подробностей. Вероятно, миниатюрист выхватил эти подробности из цельного изображения, с которого копировал свою миниатюру. Удачнее сократил свой оригинал миниатюрист другого, сирийского Евангелия (нац. библ. № 33, л. 6 об.), когда изобразил Одного Христа, благословляющего сосуды[1522]. Полное изображение в Евангелии императорской публичной библиотеки № 21, л. 2 (ό γάμοζ): Спаситель со свитком в левой руке возлежит за столом; перед Ним стоит Богоматерь с простертыми руками, что означает ее обращение к Нему по поводу недостатка вина; здесь же стоит группа людей, и один возлежит за столом вместе с Христом. Внизу само чудо претворения воды в вино[1523]: Христос, держа в правой руке красный жезл, касается им одного из шести сосудов, похожих на амфоры, но без ручек. Богоматерь и слуга с удивлением смотрят на Иисуса Христа; направо двое слуг беседуют между собой о чуде; один из них при этом наливает воду в сосуд. Поза Спасителя напоминает скульптуру катакомб, но Его тип уже византийский. Добавочные элементы — Богоматерь и свидетели чуда, в положении которых обнаруживается близкое участие к тому, что происходит перед их глазами, — показывают, что художник хотел представить не один намек на чудо, в формах сжатых, но цельное событие, происшедшее в известной обстановке. Евангелие № 74 (л. 170 об.)[1524]: за столом возлежит Христос и сидят три лица, в числе которых жених и невеста.

100 Таблетка от кафедры Максимиана

Богоматерь обращается к Христу со словами: «вина не имут». Налево архитриклин подносит кубок к устам и делает жест изумления; слуга несет на плече сосуд с водой, другой разливает ее в большие сосуды; позади них колодец, из которого слуга вытаскивает воду: в этой наивной форме выражена мысль о том, что в вино превращена была самая обыкновенная вода, и тем возвышено значение чуда. Лаврентиевское Евангелие (л. 170 об.): Христос и еще два лица возлежат за овальным столом — позы совершенно неудобные при столе этой формы; возле Христа стоит Богоматерь; налево четыре сосуда, в которые слуга наливает воду; другой слуга, или архитриклин, в изумлении разводит руками. Гелатское Евангелие (л. 227 об.): Спаситель, вместе с тремя лицами, между которыми жених и невеста в венках, возлежит за столом. Возле Него стоит Богоматерь. Внизу слуга вытаскивает воду из колодца, а трое других слуг несут ее в сосудах на плечах. Семь (!) сосудов приготовлены… Афоноиверское Евангелие № 5 (л. 363 об.): палаты и в них прямоугольный стол; за столом — жених и невеста в диадемах без привесок и в роскошных одеждах: одежда жениха — нижняя багряная и верхняя голубая, застегнутая на правом плече, невесты — красная с оплечьем. Одежды эти, особенно диадемы, выражают высокое понятие древних о браке, приравнивающем новобрачных к царям и князьям — понятие, усвоенное также и русскими. По левую сторону сидит Христос; к Нему подходит Богоматерь и шепчет Ему на ухо известные слова; направо гость-старец и слуга. Возле стола с правой стороны представлен Спаситель со свитком в левой руке; правой Он указывает на стоящие перед Ним сосуды (их шесть); слуга наливает воду в один из сосудов; архитриклин пробует вино из чаши. Здесь раздельно изображены — брачный пир и чудо претворения воды в вино, и все важнейшие части евангельского рассказа исчерпаны. Далее этого развитие сюжета в Византии не пошло. Памятники позднегреческие стоят близко к древней схеме; таковы изображения в стенописях афонских соборов Дохиарского, Каракалльского, Кутлумушского и Иверского: жених и невеста в царских диадемах сидят за столом, на котором расставлены разные яства; возле стола — Христос, Богоматерь и шесть больших сосудов (Ивер). Греческий подлинник дополняет число присутствующих лиц из произвольных соображений: стол, за которым сидят книжники и фарисеи: один из них, почетнейший, держит чашу с вином; он удивлен. Среди них жених с проседью (μιξαιπόλιοζ), с круглой бородой (στρογγυλογένηΟ; возле него невеста: на головах их венки из цветов. Позади них молодой человек несет большой сосуд и наливает вино в чашу. Внизу шесть водоносов (πιθάρια), которые наполняются водой из кожаных мехов двумя молодыми людьми. Христос сидит на краю стола и благословляет водоносы. Богоматерь и Иосиф возле Него; апостолы позади[1525]. Ни книжники и фарисеи, ни жених с проседью[1526], ни венки, ни кожаные мехи, ни Иосиф не опираются на древневизантийскую иконографию, и потому видеть в фигуре Иосифа аргумент от древнего предания, опровергающий мнения Ренана и Вейса, полагавших, что к тому времени Иосифа уже не было в живых[1527], нельзя. В памятниках русских XVII в. значительные уклонения от древнего предания. Не говоря о неточностях второстепенных, когда, например, изображаются семь вместо шести сосудов (рукоп. Вахрам., л. 724), нельзя не заметить отличий в основном характере сюжета. В ипатьевскам Евангелии Ne 1: (рис. 101): роскошные палаты с признаками московского стиля (кокошники и шатровые башни); среди них прямоугольный стол с обильными яствами, за которым сидит множество гостей и в числе их Христос; в стороне слуги разливают вино, и один подает чашу архитриклину, одетому в русский боярский костюм. Строго говоря, евангельского чуда здесь не видно; один лишь пир веселый. В другом ипатьевскам Евангелии, № 2: за овальным столом сидят Христос, Богоматерь, невеста в царской короне и двое мужчин в шапках; внизу слуги хлопочут около бочек с вином. Сходно изображение в иттьевшт Евангелии 1681 г.: Христос беседует с Богоматерью, бочки заменены глиняными сосудами. В сийском Евангелии[1528] (л. 83 об. и след. см. рис. 11 на стр. 48): овальный стол с яствами; за ним сидит Христос; по одну сторону Богоматерь, по другую жених и невеста в царских коронах. Кругом стола размещены двенадцать апостолов. Изображение не дает никаких указаний на чудо и неверно исторически; брак в Кане трактуется художником как прототип христианского брака, и потому художник соединяет с ним следующую картину: московская пятиглавая церковь, в ней стоит священник, жених и невеста в венцах; мужчина со свечой в руке держит венец над женихом, женщина со свечой держит венец невесты. Напротив, сийский подлинник вдается в буквализм: пир; невеста и женщины-распорядительницы пира обращаются к Богоматери с заявлением относительно недостатка вина; Богоматерь в свою очередь передает это Христу; слуги наполняют сосуды, архитриклин пробует вино; опять пир; гости обращаются к хозяину с похвалой вину. Чистого образа Византии здесь нет; нет даже и вообще художественного центра. Сильные уклонения от византийских образцов замечаются и в извесгном коптском Евангелии национальной библиотеки (л. 223): гости по восточному обычаю сидят на полу вокруг сосудов с вином и фруктов, пьют и рассуждают о чуде. Налево вверху Богоматерь с поклоном обращается к Хрипу; направо двое слуг наливают воду в сосуды и двое приносят сосуды к гостям. Впечатление чуда сообщается и стоящим вне пира женщине и мужчине, которые в изумлении беседуют о происходящем.