— Не только, парень, не только. Пойми: раньше мы стреляли в клонов, которые, в общем-то, не живые в истинном смысле этого слова. Роботы… А теперь в охоту на нас включились люди. Они будут стрелять на поражение… А что будем делать мы? Отвечать?

Женька сник… Александр смотрел на него и понимал, что Малой, видимо, до сих пор все происходящее рассматривал исключительно как опасное приключение, а телехронику и вовсе не воспринял всерьез, посчитав ее чьей-то глупой шуткой. И только сейчас до него дошло, что большая часть людей, в убийстве которых их обвинили, и в самом деле погибли — от настоящих пуль, от натуральных взрывов. И что на них объявлена охота — не киношная, когда тупые следователи понятия не имеют, что сделает в следующий момент герой-преследуемый (зрителям из темного зала это становится ясно, разумеется, с первого же взгляда), а если и стреляют, то исключительно мимо. Ну разве получит главный герой эффектную царапину на щеке. И все они, преследователи, настолько омерзительны, что, когда «добрый» герой расстреливает их одного за другим, на глаза зрителей наворачиваются слезы умиления — так, мол, им, гадам, и надо.

А тут. Будет серьезная травля, облава, из которой не выскочить. Милиция это может — если очень захочет. А она сейчас прямо-таки страстно желает поймать их и распять… За эту девочку в белом, за парней, размазанных по стенке райотдела, за малышей, задохнувшихся в дыму… Саша был уверен, что все показанное — правда. И действительно пылала школа, и на самом деле обгоревший физрук до последнего выносил детей… После такого менты озвереют — и правы будут.

— Как это вообще возможно? — спросила Лика. — Ведь это ж… Ну, Сашка на экране — как живой. И Женька.

— Что тут странного? — пожал плечами Лигов. — Забыли, с кем дело имеете?

— А с кем?

Повторился эпизод с потерей дара речи и удивленным поднятием бровей — Саша все собирался спросить Лигова, является ли его вполне человеческая мимика природной или это всего лишь элемент декорации.

— Я же говорил — с далатианами…

— И?..

Дан вздохнул:

— Прям как дети… Доверчивые, в розовых очках. Ничего не знаете, абсолютно. Далатиане — метаморфы. Особенность, присущая практически всем высшим организмам их родины. Продукт жестоких мутаций. Их мир — весьма неприятное местечко. Когда-то они довели его почти до гибели, но как-то все же выжили. Сейчас никто не может точно сказать, являются ли их способности случайной мутацией или имело место целенаправленное корректирование генома. Сами они хранят на этот счет молчание, а большинству остальных это просто неинтересно. Они способны менять облик в очень широких пределах. Бессы, конечно, управляют своим телом в большем диапазоне, но у них это касается только формы, а далатиане не стесняются и с содержанием. Подражание — основа их натуры, хотя они могут и творить… в определенных границах. Но чаще они предпочитают копировать реально существующих… персонажей. Я абсолютно уверен, что за всеми этими видеокадрами и свидетельскими показаниями стоят именно они. Просто никаких других объяснений этому нет.

— Штерн говорил, что его природный облик практически мало отличим от человеческого.

— Вы знаете, Александр, я даже не могу сказать, что он солгал. У далатианина нет природного облика. На Далате гражданином может оказаться что угодно — дерево, мелкое животное, куст у дороги… Хотя обычно они и в самом деле предпочитают гуманоидную форму. Если по каким-то причинам вашему Штерну необходим определенный образ, он может поддерживать его сколь угодно долго. Кстати, среди миров Ассамблеи далатиане пользуются абсолютным первенством как… э-э… сексуальные партнеры.

— А почему? — задал глупый вопрос Женька.

— Неужели непонятно? Во-первых, потому, что они, имея возможность принять любую форму, совершенно безразличны к внешнему виду партнера, и, во-вторых, легко принимают тот облик, который более всего соответствует закрепившемуся идеалу. Вы — человек — представить себе не можете просто потому, что в вашей жизни такого не бывает. Невозможно сочетать в себе только идеальные черты, причем не абстрактно идеальные, а соответствующие индивидуальному вкусу. Такое, поверьте, действует на любую дву— и более полую расу совершенно убийственно, словами этого не передать. Имел место случай, когда одна из рас, у которых сама возможность продолжения рода была напрямую завязана на половое влечение, пыталась запретить въезд далатиан в свои миры. Поскольку их жители в ста процентах случаев предпочитали метаморфов себе подобным.

— И получилось?

— Как сказать… Когда их население уменьшилось более чем вчетверо, они пошли на насильственное выдворение далатиан с планеты, не останавливаясь и перед физическим уничтожением. Обвинения в геноциде им удалось избежать только потому, что целой расе попросту грозило вымирание.

— Знаете, Дан, — Александр откинулся в кресле, стараясь не облиться горячим кофе, — с тех пор как вы появились на горизонте, на наши головы сыплются неприятности одна круче другой. По всему получается, что за всеми этими покушениями, за объявленной на нас охотой стоят либо наш любезный герр начальник, либо его родственнички. Ко всему прочему, они еще и метаморфы… Убить их хоть можно?

— Быстро же вы привыкаете смотреть на мир сквозь прорезь прицела, — недовольно поморщился Лигов. — Ну… можно. Тело далатиан не имеет жизненно важных органов, но сильные травмы вызывают нарушение внутренней структуры и могут повлечь летальный исход. Проблема в другом: вы никогда не будете знать, кто перед вами — далатианин или другое разумное существо. Человек, к примеру.

— Неужели нет способов диагностики?

— Ну почему же, есть. Стационарный биосканер — размером примерно метр на два. Есть и портативные — они поменьше, с небольшой чемодан. Более простая техника отсутствует — далатианин копирует не просто внешний облик, он копирует и внутреннюю структуру, которая, присутствуя, не несет функциональной нагрузки. Понимаете— всю структуру. Запах. Пот. Выделения сальных желез. Если надо — даже перхоть. Это если говорить о человеке. К примеру, сердце — оно будет биться, будет гнать кровь по сосудам, но с тем же успехом может остановиться — самому далатианину это совершенно безразлично.