Михаил сидел за девственно чистым столом и пил кофе. Время от времени у него возникало желание, как в американских фильмах, положить ноги на стол, но это было, во-первых, не принято и, во-вторых, неудобно. Поэтому он просто сидел, откинувшись на хлипком стуле, пока что выдерживавшем его тяжесть, пил кофе и листал местную газету, еще более неинтересную, чем центральные.

Все-таки в работе проверяющего есть своя прелесть — даже в том случае, когда этот проверяющий понятия не имеет, что нужно проверять. А принимающая сторона, в свою очередь, не в курсе, на кой черт этот проверяющий к ним приехал. Если подойти к такой поездке грамотно и не сильно портить людям жизнь, то можно рассматривать ее как двухнедельный отпуск без отрыва от производства.

Конечно, встретили его отменно. То есть именно так, как и должны встречать комиссию, пусть и в одном лице. Выделили кабинет — несмотря на то что сами не слишком просторно живут, нашли и стол и стул — все старенькое, обшарпанное, как, впрочем, и сама система МВД, по крайней мере та ее часть, что работает «на земле». В общем, создали все условия, включая чайник и кофе. Работай не хочу.

Миша, собственно, и не напрягался. То, что поездка эта была, по сути, ссылкой, пусть и краткосрочной, отнюдь не настраивало на рабочий лад. Как и тот факт, что шефу явно абсолютно все равно, какие материалы ему представит «инспектор». Под «шефом» понимался, разумеется, Одинцов. Да и Бурый, в общем, тоже — ему важно было, чтобы Угрюмов не болтался под ногами.

Любому человеку, независимо от того, участвовал он в подобных инспекциях или нет, совершенно ясно одно: для написания хорошего отзыва нужно максимум пару часов. То есть все пишется по шаблону, придуманному неизвестно кем и неизвестно когда. Может быть, еще в царской охранке или вообще во времена Ивана Грозного. «Работа ведется удовлетворительно, существенных недостатков не выявлено, ряд недочетов устранены в ходе проверки…» Ну и так далее. Добавить пару десятков цифр, взятых из стандартного статотчета, — и справка о проверке готова. Другое дело, если изначально поставлена задача что-либо найти. Тогда приходится копать, искать ошибки — а у кого их нет? Не ошибается только тот, кто вообще ничего не делает. Конечно, находится целый ворох недочетов, сверху спускается букет выговоров, принимаемых с философским смирением, и все успокаивается еще на годик. В настоящий момент Мишка глубоко копать не намеревался, хотя мысли об этом мелькали. От скуки. Делать было абсолютно нечего, телевизор он недолюбливал, ассортимент в местном книжном магазине оставлял желать лучшего, а происшествия, на которые его раза два приглашали, оказались настолько банальными и неинтересными, что ему там смотреть было не на что. К тому же местные ребята в присутствии инспектора из Москвы проявляли излишнюю нервозность, — старались все сделать быстро и хорошо, как следствие — получалось не так уж быстро и через пень-колоду.

Он сидел здесь уже неделю и намеревался честно отсидеть вторую, после чего вернуться в Москву. Одинцов, скорее всего, тут же отправит его в какой-нибудь другой район, чтобы не мозолил глаза полковнику. Ну, там видно будет.

Зима, затишье… Вот весной — там уже начнется работа: появятся «подснежники» (Жаргонное название трупа, обнаруженного при сходе снежного покрова. — Примеч. автора.); молодежь станет, выделываясь перед девчонками, угонять машины, чтобы прокатиться с ветерком до ближайшего лесочка; понаедут дачники, нарушая патриархальное спокойствие городка и вступая в неизбежные конфликты со старожилами, заканчивающиеся, как правило, мордобоем… Пока же здесь совершенно нечем заниматься.

В дверь постучали.

— Да! — После некоторой паузы Михаил разрешил посетителю войти. Паузы как раз хватило, чтобы извлечь из ящика стола стопку отчетов и придать лицу озабоченный вид. Как бы там ни было, но не следует местному личному составу подозревать московского проверяющего в тунеядстве. Даже если на самом деле так оно и есть.

В приоткрывшейся двери показалась голова в фуражке родного мышиного цвета.

— Простите, ваша фамилия Угрюмов?

— Точно так, — кивнул Михаил.

— Я из дежурки… Там вам звонят из Москвы.

— Иду.

Двигаясь вслед за молоденьким сержантом, Миша поинтересовался:

— Что-то я тебя раньше не видел.

— Только из отпуска, — вздохнул сержант.

— Сочувствую…

— Спасибо, — улыбнулся тот. — Хотя проводить отпуск зимой и дома — лучше уж на работу. Вон, трубка лежит.

Миша взял трубку, попутно отметив, что аппарат находится в еще худшем состоянии, чем его собственный.

— Угрюмов слушает.

— Привет, Михаил! — Голос был знаком до боли, и Мишка вдруг понял, что спокойные денечки кончились. Он и сам не мог бы сказать, откуда вдруг родилась такая уверенность, но чувствам своим доверял. Все. Баста. Теперь придется пахать и пахать. И на пахоте этой ему, скорее всего, предстоит быть лошадью.

— Привет, Геннадий. Что-то случилось?

— Нутром чуешь? — фыркнул Одинцов. — Значит так, бросай там все на хрен, бери ноги в руки и дуй сюда. Только имей в виду: в управу не суйся, сразу ко мне. Домой то есть.

— В чем дело, шеф?

— Не по телефону. Скажу одно: мы с тобой в жопе, и не только мы. Ты с местными добазаришься, чтобы тебе командировку закрыли неделей вперед?

— Ну… возможно.

— Поверь, будет куда лучше, если уговоришь. Все! Когда тебя ждать?

Михаил прикинул расписание поездов, добавил час-другой на возможные задержки — куда же без них? — приплюсовал время на дорогу от вокзала до Генкиного дома… Получалось, что не ранее чем в два-три часа дня. Завтрашнего, разумеется.

— Ладно, жду.

Разумеется, уговорить местное начальство поставить в командировочном дату выезда, не соответствующую фактической, оказалось совсем не сложно. Более того, начальство было столь довольно скорым отъездом проверяющего и обещанием хорошего отзыва, что само вызвало секретаря, шлепнуло на командировочное печать и вернуло Михаилу документ без даты выбытия. Мол, что сочтешь нужным, то сам и впишешь.

Учитывая, что Одинцов вряд ли поднимет панику просто так, Михаил пожертвовал энной суммой и приобрел сразу два билета на поезд. Один — по которому и впрямь намеревался ехать, второй — на ту дату, когда должен был возвращаться согласно плану. Причем первый — козыряя удостоверением, бормоча что-то о служебной необходимости на совершенно чужую фамилию. Кассир проникся значимостью момента, 'понимающе кивал и обещал молчать до гробовой доски… То есть, скорее всего, до ужина, где этот случай, после принятия «маленькой», будет шепотом предан огласке. Но вряд ли информация разойдется быстро и широко.