– Ну как ты, дорогая? – останавливаясь у дверей и поворачивая Ирину лицом к себе, спросил Глеб и заглянул ей в глаза, чтобы понять, насколько сильно она перенервничала.

– Я…я…

– Пару раз вздохни поглубже, и успокоишься.

Ирина хотела расплакаться, броситься на грудь Глебу, но у входа в отель было довольно много народа, и она сдержалась.

– Ничего, дорогой, ничего, все в порядке.

– Надеюсь, они тебя не зацепили?

– Вроде бы нет… Все на месте, даже сумочка.

– Вот и прекрасно.

– Кто они? – срывающимся голосом спросила Ирина. – Что они хотели от нас?

– Как это что… Неужели тебе не понятно? Они хотели легко заработать деньги. Даже не заработать, а просто забрать их у нас.

– Господи, Глеб, надо было отдать бумажник и не связываться с этими мерзавцами! Они же могли тебя убить! Как ты мог рисковать?

– Меня убить? – ухмыльнулся Глеб.

– Ты не бессмертный, я – тем более.

– Знаешь, дорогая, в общем-то меня можно убить, но это не так легко сделать, как они себе вообразили. А тебя я в обиду не дам.

– Нет, нет, Глеб, к черту! Все это к черту! Их же было много.

– Ну и что из того? – Глеб беспечно махнул рукой.

Но в то же время, хоть на его лице и было показное равнодушие, он пристально посматривал вокруг себя, цепляясь взглядом за каждое подозрительное лицо, за каждую малозначащую деталь. Если вдруг кто-то опускал руку в карман, Глеб тут же подбирался и незаметно, чтобы не потревожить Ирину подозрениями, прикрывал ее собою. Но все его опасения были напрасны.

У входа в отель все было как всегда. Подъезжали автомобили, выходили из них парочки. Мужчины галантно помогали дамам подняться на крыльцо отеля, швейцар услужливо открывал перед гостями дверь, кланялся. Многих из проживающих Глеб узнавал, ведь он обладал удивительной зрительной памятью, цепкой, почти фотографической. Стоило ему лишь мельком что-то увидеть, обратить на что-то внимание, и он через неделю, даже через месяц мог абсолютно точно вспомнить, какие туфли были на ногах незнакомца, какого цвета галстук, была ли застегнута верхняя пуговица на рубашке, какие часы поблескивали на руке. Но самое главное, Глеб запоминал лица. И если бы он был художником, то без труда мог бы изобразить случайно увиденного им человека, например, того, кто сидел за соседним столиком в кафе и лениво покуривал сигарету.

Вот и сейчас Глеб пробежался взглядом по лицам. В общем-то все было спокойно – волноваться ни за Ирину, ни за себя не стоило.

– Ну как, ты успокоилась? – спросил он у Ирины, – В общем-то да, – ответила женщина, и по голосу Глеб понял, что Ирина действительно успокоилась, хотя она все еще продолжала прерывисто дышать, а ее горячие пальцы время от времени подрагивали в ладони Глеба.

– Тогда пошли, – сказал он, – Никогда не привыкну…

– К такому нельзя привыкать.

– А как же ты?

– Я притерпелся, а не привык.

Ирина взяла Сиверова под руку, и они как ни в чем не бывало, словно с ними ничего не произошло, улыбаясь друг другу, поднялись по ступеням входа.

Стеклянную дверь предупредительно распахнул немолодой швейцар, склонившийся в легком, не унижающем достоинства, поклоне. Они по диагонали пересекли холл. И вот здесь случилось то, что Глеба взволновало едва ли не больше, чем схватка с грабителями.

– Мсье Молчанов! – обратился к нему портье, заглядывая в записную книжку. – Извините… Глеб резко обернулся на голое. На уставшем лице портье была профессионально вежливая улыбка.

– Слушаю вас, – сказал Глеб.

– Вас спрашивали.

– Как давно?

– Около часа назад.

– И что хотели?

Портье с улыбкой посмотрел на Быстрицкую – она ему явно нравилась – и подал Глебу белый глянцевый. конверт.

– Спасибо, – сказал Сиверов и, не открывая конверт, сунул его в карман и взял у портье ключ. Лифтом они не воспользовались, пешком поднялись в свой номер.

– Кто это, Глеб?

– Не называй меня Глебом.

– Ну хорошо… Федор… Так кто это?

– Ты о ком?

– Кто прислал тебе письмо?

– Я еще сам не знаю.

– Мужчина или женщина?

– Ты ревнуешь? – усмехнулся Глеб.

– Да нет, интересно. Ведь никто не знает, что мы с тобой живем здесь.

– Это ты, Ирина, считаешь, будто никому не известно наше местонахождение, а вот я думаю по другому.

– Там знают, что мы здесь? – в слово «там» Ирина вложила определенный смысл. Она имела в виду Россию, а точнее – Москву, а еще точнее – определенную организацию…

Мягко и бесшумно провернулся ключ в замке, вспыхнул свет, и Ирина с Глебом оказались в своем номере.

– Ох, как я устала! – прошептала Ирина.

– Очень? – спросил Глеб.

– Я просто выбита из колеи. Я так испугалась! Но, Глеб, не за себя.

– Ты испугалась за них? – с мягкой иронией сказал Глеб.

– Нет, не за них, что ты!

– Тогда не вижу повода для беспокойства.

– Я испугалась за тебя, милый, – Ирина, прильнув к груди Глеба, поцеловала его в щеку. – За тебя, за тебя, дорогой. Когда я увидела нож у этого верзилы и когда негр начал прыгать, у меня сердце, как в детстве, ушло куда-то в пятки.

Жуткое чувство.

– Серьезно? – будто не веря услышанному, спросил Глеб.

– Да, да! Знаешь, я даже с места не могла двинуться. Я смотрела на нож, и у меня внутри все как окаменело. Ноги приросли к земле, и если бы меня кто заставил бежать в тот момент, наверняка я бы не смогла сдвинуться с места. Так бы и стояла, прижавшись спиной к стене.

– Да ладно, перестань. Мы уже в безопасности, нам уже ничего не угрожает.

– А письмо? – у Ирины дрогнул голос.

– Ах да, письмо… Ну, не думаю, что эти парни умеют писать, – пробормотал Глеб. – Погоди, я хочу умыться. Видишь, у меня на руке ссадина.

– Покажи, – заволновалась Ирина.

– Ничего страшного. Такие раны на мне заживают мгновенно.

– Покажи! – несколько истерично повторила Ирина и схватила правую руку Глеба.

На запястье действительно виднелась ссадина, неглубокая, но слегка кровоточащая.

– Это ужасно, Глеб! Надо чем-то прижечь, перевязать… Где твой одеколон?

– Я не пользуюсь одеколоном.

– Не спорь, пусть это называется туалетной водой, только дай мне ее…

– Ничего не надо. Достаточно лишь промыть.

Глеб отстранил от себя Ирину и направился в ванную. Там он включил воду, вытащил из кармана конверт, надорвал край. Внутри конверта оказался сложенный вдвое листок бумаги, явно вырванный из блокнота. Мелким, аккуратным почерком на листке по-русски было написано: «Необходимо встретиться. Завтра буду ждать вас внизу, в холле отеля, с десяти до одиннадцати. Олег Павлов».

– Олег Павлов… Олег Павлов… – Глеб словно пытался вспомнить, кто же это такой и что ему может быть надо. Хотя на самом деле Сиверов уже понял, откуда появился этот человек и кто послал его в их пятизвездочный отель.

«Вот и началось…» Глеб быстро промыл рану, промокнул ее салфеткой, затем подумал и протер лосьоном. По ванной комнате , распространился запах дорогого парфюма, способный успокоить Быстрицкую.

– Ну вот и порядок, – сказал Глеб, выходя к настороженно смотревшей на него Ирине.

– Покажи.

– Что?

– Рану покажи.

Глеб протянул руку. Ирина взяла ее в свои ладони, поднесла к губам и поцеловала.

– Ну что ты как ребенок! – Глебу стало даже немного неудобно.

– Я за тебя очень волнуюсь.

– Нашла, о ком волноваться. Волноваться надо за здоровье хулиганов, а не за нас с тобой.

– Что ты такое говоришь!

– Я шучу, – ухмыльнулся Сиверов и стал раздеваться.

– Я ужасно испугалась. Давай чего-нибудь выпьем? Я хочу успокоиться.

– А что у нас есть?

– У нас есть коньяк и легкое белое вино. Выбор не богатый, но все же выбор.

– Ну вот, я выпью коньяка, а ты можешь выпить вина. Так будет справедливо.

– Нет уж, и я выпью коньяка, – сказала Ирина. – Только вначале приму душ, переоденусь. Мне кажется, я вся липкая после кросса по ночным парижским улицам.