– Ну, если у меня теперь и этот финт получится, – мечтательно пробормотал себе под нос Аркадий Геннадьевич, – то…Он не договорил, опустился на пол и принялся отжиматься. Выпрямляя руки, в последние доли секунды Шанкуров успевал оттолкнуться от пола и умудрялся хлопнуть в ладоши.

– Нет, – приговаривал он по слову – два с каждым хлопком, – все, что ни делается в этом мире, делается к лучшему. И если нет у тебя сил самому изменить жизнь, то Бог позаботится об этом.

Внезапно мысль о Боге показалась ему кощунственной: все-таки по заслугам он оказался в камере, три смерти висело на нем. Но одно дело – убить ножом или из пистолета, задушить жертву собственными руками, и совсем другое, когда сбиваешь человека машиной. Вроде бы и не ты сам убиваешь, убивают за тебя.

«Выкручусь – будет и на моей улице праздник». Шанкуров широко раскрыл рот, вытаращил глаза, а затем, тяжело дыша, распластался на холодном бетонном полу.

Лежать на камне он теперь не боялся, кровь прямо-таки неслась по жилам, доставляя в самые отдаленные уголки тела живое тепло и энергию. Шанкурову казалось, будь в этом надобность, он месяца за два натренировался бы так, что сорвал бы руками металлическую дверь своей камеры, разбросал охранников и вырвался на волю. Конечно, такие мысли являлись преувеличением, но Аркадий Геннадьевич и впрямь был сейчас в форме, в прекрасной физической форме.

Джип, за рулем которого сидел Владимир Петрович, охранник Шанкурова, подъехал к загородному дому банкира. Анжелика, ничего не говоря, вышла и скрылась за дверью. Владимир Петрович уже ничему не удивлялся. Он спокойно воспринял даже новость, что теперь смены охраны не будет – на неопределенное время. Все, кто был с Шанкуровым в тот злополучный вечер, станут жить в доме, чтобы всегда находиться под рукой. А кому не нравится – пускай ищут себе другое место, никто не держит.

Поставив машину возле ворот гаража, Владимир Петрович не спеша отправился в помещение для охраны. Сегодня их, охранников, было здесь трое – Владимир Петрович, Гарик и совсем недавно уволившийся из спецназа молодой парень Виктор, которого все называли не иначе как Витек. В углу стоял ящик с пивом, парни спали. Чего тут сторожить, если хозяин в следственном изоляторе, хозяйки нет дома, а вся территория городка по периметру колючкой затянута да телекамеры на столбах, как раньше – скворечники, а под каждым столбом – солдат с автоматом.

– Подъем! – командным голосом сказал Владимир Петрович.

Гарик, уже привыкший к его дурацким шуткам, отреагировал лишь парой матерных слов – даже не открывая глаз. А вот Витек, еще окончательно не отошедший от военной дисциплины, сел на кровати и очумело. Посмотрел на Владимира Петровича:

– Ты че?

– Подъем! Хозяйка дома!

Витек подошел к умывальнику, сунул голову под кран и смочил водой коротко стриженные, стоявшие ежиком волосы. У него был взгляд самодовольного манекена, он не выражал никаких чувств и, уж тем более, мыслей.

– А он? – Витек без осуждения и без злости кивнул в сторону вновь задремавшего Гарика. –Поднять его?

– Как?

– Как с… сапогом по жопе, так сразу и подскочит, – апатично пережевывая слова, проговорил бывший спецназовец.

– Ты мне армейские заморочки брось, сам поднимется. И материться в доме нельзя.

– Скажете еще… Хозяин на каждом шагу матерится. Анжелика, думаю, тоже слово из трех букв не понаслышке знает, но и во всех дырках этот предмет подержала.

– Вот построишь на свои деньги такой дом, заведешь себе девку и охрану – там и материться станешь. Тут тебе не пивная, ясно?

– Ясно, командир…

Наконец все трое оказались за столом. Пухлая колода заигранных карт легла между ними. Тут же стояло блюдце, которое обычно использовалось как банк. В трех стенах комнаты имелись большие – от пола до потолка, окна. Местность через них просматривалась великолепно. Но нужды в этом не было: если и могли появиться здесь, в дачном поселке военного ведомства, посторонние, то из милиции, из ФСБ, а против них частным охранникам все равно лучше не возникать.

По вымощенной камнем дорожке неторопливо шагала Анжелика, ее стройную фигуру облегали рыжие замшевые брюки и белая шелковая блузка. На плечи женщина набросила свитер, завязав рукава на груди. Гарик проводил ее взглядом:

– Вон-пошла…

– Ну и пошла себе, – меланхолично отозвался Владимир Петрович.

– Задницей как виляет! – задумчиво проговорил Гарик. – Вроде и мужиков рядом нет, чтобы возбудить .кого, а все равно старается – привычка.

– Что тебе за дело до этого? – строго спросил Владимир Петрович. – Как хочет, так и ходит.

– Да, посадил нам черт на голову сучку, – Витек исподлобья посмотрел на Гарика.

– Ты что, бабами не накушался? А по мне, ничего в ней такого нет. Если у бабы задница уже моей, значит, это не баба.

– Она-хозяйка. И какая у нее задница, мне не интересно, – сказал старший, чтоб закрыть тему, но Витек не унимался:

– А я вот заметил, я у женщин, когда их впервые вижу, сперва задницу осмотрю, ноги и только потом лицо.

– Сам за собой заметил?

– Нет, одна девушка подсказала, – честно признался Витек.

Владимир .Петрович закончил тасовать колоду, поплевал на пальцы и начал сдавать.

Анжелику Шанкурову мало заботило, видит ее сейчас кто-нибудь или нет. Она ходила так всегда – женственно, с вызовом и возбуждающе. Шла, словно по сцене.

Артистка всегда должна оставаться артисткой, чтобы не терять профессиональных навыков. Тем более, сегодня она страшно нервничала, прямо руки дрожали. Бывают случаи, когда человеку приходится делать что-то впервые в жизни. Такой случай выпал и на долю Анжелики. И хотя она прекрасно понимала, что чему быть, того не миновать, все равно нервничала, и манерность поведения хоть как-то спасала ее.

Времени до вечера оставалось еще порядочно, но ни фильмы, ни музыка, ни поездки по магазинам не могли бы привести ее в чувство. Никого не попросив о помощи, женщина отодвинула ворота конюшни и стала седлать серого, в белых яблоках коня. Она и раньше никому не позволяла седлать для себя. Конь стоял смирный, послушный шепоту хозяйки, чувствительный к ласке. Он лишь мелко вздрагивал, когда ладонь Анжелики скользила по его шелковистым, вычищенным бокам. «Верховая езда – вот что отвлечет меня. Скакать так, чтобы ветер свистел в ушах!»

Анжелика вставила ногу в стремя, легко вскочила в седло и чуть-чуть тронула поводья. Конь послушно вышел из конюшни и двинулся по кругу, дожидаясь, пока Хозяйка изберет маршрут. Анжелика, сидя на рослом скакуне, совсем по-другому взирала на мир.

«Все выглядит иначе, когда находишься в седле», – думала женщина. Она привстала в стременах и ухватила пальцами широкий, как растопыренная ладонь, кленовый лист, мягкий и немного влажный. А когда она растерла его в пальцах и поднесла к лицу, почувствовала почему-то запах свежеиспеченного хлеба.

– Ну, пошел, пошел! – она легонько сжала бока коня пятками, и тот тут же перешел на рысь. Теперь уже можно было ощутить упругость воздуха, обтекавшего ее лицо, труднее стало дышать. Но она была возбуждена, и это помогало отрешиться от тревожного ожидания, уменьшало страх перед вечерними событиями. – Вперед, вперед, – приговаривала женщина.

Конь летел все быстрее и быстрее. Мелькали деревья, в густых кронах вспыхивали лоскутки голубого неба. Всадница проносилась мимо расположившихся на берегу озера небольших компаний. В основном – солидные военные в тренировочных костюмах со своими клушами женами, вообразившими себя красавицами, и детьми.

Анжелика решила обогнуть озеро. «Как сильно чувствуется скорость! В машине можешь мчаться, но тебе покажется, что стоишь на месте. А вот верхом – прямо-таки дух захватывает». Ее волосы растрепались от ветра, глаза слезились, но она не сдерживала коня. А тот чувствовал, что ей хочется скакать быстрее и быстрее. Уже в другую сторону легли тени, теперь вода сверкала золотым блеском.