– Виски, джин, бренди? – вежливо осведомился Уэбстер, указывая на уставленный бутылками столик.
– Вам известны мои предпочтения, Джон, – ответил Андреичев, удобно располагаясь в кресле. – Вы отличный работник и всегда уделяли должное внимание всестороннему изучению противника.
– Это верно, – с шутливой важностью кивнул Уэбстер. – Хотя, если я все правильно понял, в данный момент мы выступаем скорее как союзники...
– Вы все поняли правильно, – подтвердил генерал ФСБ, уловив в голосе американца вопросительные нотки. – Именно союзники. Как в сорок пятом.
Он говорил с уверенностью, которой сам не испытывал. Союзники... Еще неизвестно, что получится из этого союза и получится ли что-нибудь вообще.
– Так, значит, водка, – подытожил Уэбстер, выуживая из частокола бутылок литровую емкость со "Столичной". – Мистер Бернстайн, а вы?
– Я не пью, – с кислой миной старой девы, получившей непристойное предложение, сообщил представитель госдепа.
– Что ж, как говорится, мы в свободной стране, – заметил по этому поводу американский генерал, который, хоть и не являлся антисемитом, явно и недвусмысленно недолюбливал мистера Бернстайна, что не ускользнуло от внимания Дмитрия Владимировича. – Здесь каждый волен губить себя на свой манер. Поэтому я выбираю шотландское. Что ж, Дмитрий, давай выпьем за встречу.
– Со свиданьицем, – по-русски пробормотал генерал Андреичев и залпом выпил водку.
Захмелеть он не боялся: доза, после которой возникала угроза хотя бы частичной утраты самоконтроля, как раз помещалась в стоявшей перед ним бутылке. Уэбстер об этом, разумеется, знал, что полностью исключало попытку с его стороны повлиять на ход переговоров путем банального спаивания партнера. Говоря простыми словами, перепить Дмитрия Владимировича он был не в состоянии, хотя пить, как всякий профессиональный разведчик, умел неплохо.
Зато Рабинович... то бишь мистер Бернстайн, явно был не в курсе. Андреичев понял это по тому, как хищно блеснули очки представителя госдепа, когда пустая рюмка негромко стукнула донышком о стеклянную крышку стола. Этот хлюпик уже прикидывал, какую выгоду сумеет извлечь из общения с пьяным русским генералом. В детстве небось слюни пускал, фантазируя, как трахнет обладательницу титула "мисс Америка", а теперь, видите ли, мечтает споить русского офицера... "Такой большой, а в сказки верит", – вспомнился Дмитрию Владимировичу старый анекдот.
Минут пятнадцать они с Уэбстером болтали о пустяках, обмениваясь домашними новостями. После второй рюмки американец пригласил Дмитрия Владимировича погостить на своем техасском ранчо. "Раз уж вы все равно здесь", – добавил он, закуривая. Сказано это было, разумеется, по-английски, но прозвучало все равно как-то очень по-русски – так что, отказываясь от приглашения, Андреичев испытывал искреннее сожаление. Ну что это такое, в самом деле? Встретились коллеги, почти друзья, сто лет знакомы, пуд соли вместе съели, столько раз натягивали друг другу нос, и нет времени по-человечески посидеть, поговорить по душам! Встретились и разбежались, да еще под бдительным присмотром этой госдеповской мартышки...
– Я действительно очень сожалею, – повторил он, прикуривая от поднесенной Уэбстером зажигалки, – но дело, по которому я сюда прибыл, крайне спешное.
– Что ж, – вздохнул американец, – в таком случае мы вас слушаем.
При этих словах унылая физиономия затосковавшего было Бернстайна вновь приобрела заинтересованное выражение.
– Как вам известно, – начал Дмитрий Владимирович, – не так давно швейцарский суд принял решение о выдаче вашему департаменту юстиции бывшего министра атомной энергетики России Евгения Адамова.
Очки представителя госдепа гневно блеснули, он напрягся и даже привстал в кресле, готовый ринуться в бой. Уэбстер, напротив, остался абсолютно спокойным.
– Это известно всем, Дмитрий, – мягко сказал он, заинтересованно глядя на Андреичева сквозь дым своей сигареты. – Сомневаюсь, чтобы ты проделал такой путь только затем, чтобы сообщить нам эту новость.
– Разумеется, не за этим. Время новостей наступит чуть позже, а пока я хотел бы напомнить вам, джентльмены, еще один общеизвестный факт, а именно то, что руководство моей страны крайне заинтересовано в возвращении Адамова на родину.
На этот раз Бернстайн не промолчал – наверное, просто не смог утерпеть.
– Этот вопрос неоднократно обсуждался на самом высоком уровне, – выскочил он, – и принятое решение, несомненно, известно не только мистеру Андреичеву, но и его руководству. Евгений Адамов обвиняется в крупных финансовых махинациях, уклонении от уплаты налогов и присвоении весьма значительных сумм. По совокупности предъявленных обвинений ему грозит тюремное заключение на срок до шестидесяти лет, и мы...
– Главная причина, по которой России было отказано в выдаче Адамова, – пропустив тираду Бернстайна мимо ушей, сказал Дмитрий Владимирович, – заключается вовсе не в финансовых махинациях, а в его прежней должности. Ему очень многое известно об атомных секретах моей страны...
– Ну-ну, Дмитрий, – произнес Уэбстер с немного смущенной улыбкой человека, ставшего свидетелем того, как его хороший знакомый при большом скоплении народа сделал неприличность за праздничным столом. – Согласись, подобные вещи как-то не принято обсуждать... гм... вслух.
– Разумеется, – сказал генерал Андреичев. – Они подразумеваются, как закон всемирного тяготения или то, откуда берутся дети. Именно поэтому, джентльмены, за этим столом сидим мы с вами, а не директора ЦРУ и ФСБ или даже президенты наших стран.
– Мы сидим за этим столом как старые добрые друзья, ведущие приватную беседу, – склонив голову набок и с огромным любопытством глядя на Дмитрия Владимировича, заявил Уэбстер.
– Разумеется, – еще раз повторил Андреичев. – А присутствие представителя госдепартамента США, – он отвесил короткий поклон в сторону Бернстайна, – необходимо для того, чтобы придать встрече старых друзей особую теплоту и приватность, не так ли? Я уж не говорю о вертолете и спецназовцах с автоматами, которые встречали меня на крыше.
– Один – ноль в твою пользу, Дмитрий, – сказал Уэбстер. – Пожалуйста, продолжай. Наша встреча мне самому кажется довольно необычной.
– На то имеются веские причины, – заверил его Андреичев. – Так вот, в ваших руках вскоре может оказаться человек, которому очень многое известно о России... Кстати, Джон, вас уведомили о моих полномочиях?
– Да, – сказал Уэбстер, – уведомили. Они весьма широки, только я не совсем понял, какого именно вопроса эти полномочия касаются.
Бернстайн ограничился молчаливым кивком, поняв, по всей видимости, что его рассуждения о юридических тонкостях положения бывшего министра атомной энергетики России здесь никого не интересуют.
– Сейчас вы все поймете, – пообещал Андреичев. – Пользуясь предоставленными мне полномочиями, которые вы, джентльмены, только что любезно подтвердили, я предлагаю вам обмен. Вы снимаете свое требование о выдаче вам Адамова, а мы...
– А вы? – заинтересованно спросил Уэбстер, воспользовавшись сделанной Владимиром Дмитриевичем эффектной паузой.
– А мы обязуемся доставить вам человека, которого вы, джентльмены, давно и безуспешно пытаетесь заполучить. К слову, ему о вас тоже многое известно, и Соединенные Штаты вряд ли заинтересованы в обнародовании его... гм... мемуаров.
– Пока что вы говорите загадками, Дмитрий, – заметил Уэбстер.
– Взгляните сами.
С этими словами Андреичев вынул из внутреннего кармана и положил на стол любительскую цветную фотографию, на которой были изображены двое мужчин в костюмах для игры в гольф – один помоложе и в очках, другой постарше и с подрисованной от руки длинной бородой. Тот, кто рисовал бороду, явно был далек от изобразительного искусства, однако тут не требовалось быть Леонардо или Тицианом – сходство и без того получилось разительное.
Генерал ЦРУ Уэбстер и представитель госдепартамента Бернстайн склонились над фотографией, едва не стукнувшись лбами. Пользуясь тем, что на него никто не смотрит, генерал Андреичев позволил себе снисходительно улыбнуться: да, такого поворота эти джентльмены явно не ожидали. Думали небось, что он приехал канючить и спекулировать своим давним знакомством с Уэбстером, а тут такой сюрприз...
