– Это не совсем так, – возразил Закир Рашид. – Я могу не сходя с места назвать вам десяток имен по-настоящему сильных тренеров...

– Ценю вашу скромность, – снова перебил его хозяин, – равно как и вашу похвальную прямоту. Тем более что вы не так уж далеки от истины. Но, господин Рашид, в том, что мы решили прибегнуть именно к вашим услугам, есть определенный смысл. Прежде всего, мне импонирует то, что вы – мусульманин. Хотя форма ислама, исповедуемая у вас на родине, многим кажется сомнительной, я, как человек достаточно широких взглядов, склонен этим пренебречь. Наш баскетбольный клуб, как вам, должно быть, известно, открыт исключительно для мусульманской молодежи, постоянно живущей в Европе. Это, разумеется, не панацея, но я льщу себя надеждой, что таким образом нам удастся отвлечь хотя бы часть нашего юношества от того пагубного образа жизни, который ведут обитатели бедных кварталов. Весь мир убедился в существовании этой проблемы на примере недавних событий во Франции. Наркомания, преступность, хулиганские бунты... терроризм, наконец! Ведь вы, если я правильно понял, сами пострадали от рук террористов...

– Да, – ответил Закир Рашид. На этот раз ему не пришлось сознательно копировать тон, которым разговаривал сухопарый. Горло у него разом превратилось в сухой колодец, а язык сделался шершавым, как наждачный камень, отчего слова звучали хрипло и словно бы через силу. – Моя жена и две дочери погибли, когда террорист-смертник привел в действие начиненный взрывчаткой пояс прямо в кафе, где они сидели.

– Поверьте, я вам искренне сочувствую. Терроризм – это настоящий бич современности. Фанатизм – неважно, религиозный или основанный на какой-то иной идее, – неизменно произрастает из нищеты, забитости и необразованности. Мой клуб – это лишь малая капля в безбрежном море усилий, которые надо приложить, чтобы изменить сложившуюся в мире, особенно мусульманском, плачевную ситуацию.

Толстяк заметил, что хозяин начал говорить "мой клуб" вместо "наш"; впрочем, эта формулировка была куда более точной, ибо баскетбольный клуб, куда Закир Рашид неделю назад был принят тренером, основал одноглазый, клуб принадлежал ему целиком с первого дня своего существования.

– Взрывы и стрельба – далеко не лучший способ заставить мир обратить внимание на проблемы мусульман, – продолжал между тем хозяин, рассеянно играя четками, которые как-то незаметно возникли в его руке. – Спорт представляется мне одним из путей, которые не столь эффектны и быстры, но зато куда более конструктивны.

Закир Рашид почувствовал, что начинает терять нить разговора. Он был человеком в высшей степени конкретным и на всякие заумные речи привык плевать с высоты своего баскетбольного роста. Кроме того, его сильно отвлекал искусственный глаз хозяина, который вызывал у него смутные ассоциации с чем-то хорошо знакомым. Этот глаз наводил на мысли о весьма бурном прошлом; впрочем, с таким же успехом потеря глаза могла явиться результатом болезни или несчастного случая. Однажды Закир Рашид сам едва не лишился глаза, когда во время игры с греками их нападающий случайно угодил ему локтем в лицо. Да, глаза – штука нежная, их надо беречь... Однако к чему весь этот разговор? Хозяин-то, видно, из тех, кто обожает слушать собственный голос...

Будто угадав его мысли, хозяин резко сменил тему.

– Вы уже успели познакомиться с командой, господин Рашид? – деловито спросил он.

– Только в общем, – встрепенувшись, ответил тренер. – У меня было слишком мало времени, но я просмотрел их досье и провел пару тренировочных игр, чтобы уяснить для себя... ну, словом, меня интересовал общий уровень.

– И что же вы уяснили? – поинтересовался хозяин. – Кстати, вы ведь, кажется, курите? Закуривайте, прошу вас, не стесняйтесь. Приношу свои извинения за то, что не предложил этого раньше.

– Благодарю вас, – ответил турок и, мстительно покосившись на сухопарого, с наслаждением задымил сигарой.

– Имейте в виду, господин Рашид, – продолжал хозяин, – я не удовлетворен результатами предыдущей серии матчей. Это, как вы понимаете, и привело к расторжению контракта с вашим предшественником.

– Не думаю, что в этом была его вина, – заявил Рашид, обретя наконец знакомую твердую почву под ногами. – С таким составом практически невозможно обыграть мало-мальски серьезного противника. Среди них есть способные ребята, но до настоящих профессионалов им еще очень далеко. В целом же это просто дворовая команда, которой некий добрый человек подарил хорошие мячи и красивую форму. Я прошу прощения, – спохватившись, добавил он, но хозяин отклонил извинения плавным поднятием узкой сухой ладони.

– Вам не за что просить прощения, – произнес он. – Ваше мнение – это мнение профессионала, которое, кстати, полностью совпадает с моим. Что же вы, как профессионал, можете мне предложить?

Закир Рашид выпустил дым и покосился на сухопарого. Его попутчик по-прежнему сидел в кресле прямо, будто аршин проглотил, с отсутствующим и в высшей степени недовольным видом. Тренеру показалось, что сухопарому весь этот разговор по какой-то причине очень не нравится; впрочем, причиной его недовольства могло стать то простое обстоятельство, что ему не нравился сам Закир Рашид. Если так, то последнему было на это наплевать, поскольку неприязнь в данном случае являлась взаимной.

– Прежде всего, – сказал он, – следует укомплектовать команду настоящими профессионалами. Это недешево, но, если вы хотите побеждать, хорошие игроки вам необходимы.

По тонким, как шрам от пореза бритвой, губам сухопарого скользнула пренебрежительная усмешка. Хозяин на мгновение опустил голову, словно обдумывая слова тренера.

– Я хочу, чтобы вы поняли меня до конца, господин Рашид, – сказал он. – Мой клуб – организация не коммерческая. Ее можно назвать благотворительной, хотя мне, честно говоря, не нравится это слово. Я просто даю нашей молодежи альтернативную возможность, некий шанс проявить себя... Меня не так интересуют победы и призовые фонды, как благородный дух игры, сплоченность команды... Легионерам с миллионными гонорарами моя помощь не требуется, они себя уже нашли. Вы меня понимаете?

Закир Рашид помедлил с ответом. Он знал, что возразить, но не знал, чего от него ждет собеседник. Если хозяин из тех типов, кого интересует только собственное мнение, то и говорить не о чем. В том виде, в каком она существует сейчас, его затея обречена на провал. Это ясно, и вряд ли никто до сих пор не сказал ему об этом. А если так, к чему мозолить язык, повторяя то, что уже было сказано, но не принято к сведению? Пусть будет так, как хочет этот денежный мешок. До следующей серии игр Закир Рашид продержится в клубе, получая очень приличную зарплату, а когда они состоятся и неминуемо будут проиграны, его, конечно же, уволят, как и его предшественника – возможно, даже не одного...

– Я очень прошу вас быть откровенным, господин Рашид, – вновь удивив тренера своей проницательностью, сказал хозяин. – Более того, я как ваш наниматель настаиваю на этом. Исполнителей без собственного мнения вокруг меня сколько угодно, а мне не хочется вести себя подобно невежественному дураку, который объясняет пилоту, как тому следует сажать самолет.

– Очень рад, – искренне ответил Рашид. – В таком случае, повторяю, вам следует непременно приобрести несколько хороших игроков с высокими рейтингами. Команде нужно ядро, костяк – кто-то, за кем молодежь могла бы тянуться, с кого она брала бы пример. Престиж нельзя купить за деньги, его можно только завоевать на площадке. При отсутствии такого престижа молодежь просто не пойдет в ваш клуб, а те, кто уже пришел, от вас отвернутся. Кому захочется быть посмешищем, щеголяя своей принадлежностью к шайке аутсайдеров? Я сам вырос в бедном квартале и знаю, о чем говорю. Своей командой необходимо гордиться, а откуда гордость, если нет побед? Прошу простить, если задел ваши чувства, – снова испугавшись, что наговорил лишнего, добавил он, – но вы сами просили меня высказаться откровенно.