А потом обоих качнуло навстречу друг другу.

— Тебе не кажется, что мы здесь лишние? — очень тихо спросил у Антона Сковород.

— Кто?

У Антошки что-то перемкнуло в мозгах, и простейшие вещи он понимал с трудом.

— Мы.

— Где?

— Здесь.

— Здесь?

— Если очень хочешь, то тут.

Должно быть, отзвуки вопросов и ответов проникли даже через затуманенное сознание влюбленных. Они повернули к своим спутникам сияющие счастьем лица и только объятий разжать не смогли.

— Я, помнится, обещал познакомить вас со своей возлюбленной, — улыбнулся поэт. — Сразу, как только закончим дело.

Дело?

И тут до Антошки дошло, что дело действительно сделано. Вернее, совершен подвиг и спасен мир. И сразу все стало казаться таким мелким, что зависть ушла. Перед ним стояли не просто влюбленные, а его сотоварищи. Так сказать, свидетели и соучастники великого деяния. И чувства к ним теперь напоминали чувства отца к своим детям. Словно Антошка был мудрым и опытным, а они так, молодо-зелено.

— Как хоть тебя звать? — не обращаться же к бывшему оруженосцу мужским именем!

— Жанна, — вместо, девушки отозвался Ольгерд. Та одарила его восхищенным взглядом и кивнула.

— Мы, кстати, земляки.

Это произнесла уже девушка.

— Как?! — глаза Антошки полезли из орбит.

— Очень просто. Росла, мечтала о принце, а потом поняла, что в нашем мире таковых давно нет. Вот и оказалась здесь. Но я-то не урожденная принцесса. Вот и пришлось нарядиться в мужской костюм и отправиться на поиски суженого. Для начала устроилась оруженосцем у барона. Он готов был взять без рекомендаций. Думала, отправимся на турнир, а там уйду от него к более порядочному. Но турниры покойный фон де Лябр не любил, да еще и что-то заподозрил, приставать стал, а тут и началась вся эта история.

Ольгерд согласно кивал в конце каждого предложения, словно все знал заранее. Или действительно знал? Сумел же он понять, кто перед ним! И молчал же, молчал!

Но обида оказалась мимолетной. Осознав себя победителем, Антошка стал добр и зла на друзей не держал. Все равно еще раз жениться не мог, и толку от тех обид...

Подвиги помнятся, а жены забываются. Так что из них важнее?

— Кстати, мое обещание в силе. Насчет воеводства и земель, — заметил Антон. — Мне свои люди нужны.

А того, что самые надежные люди — это те, с кем вместе прошел через все опасности, даже добавлять не стал. И так ясно было.

Вдруг еще раз спасать мир придется?

Да и почему: вдруг?!

А потом насупил послепобеденный пир. Был он не слишком богатым, поход-то не кончился, зато веселым.

Особенно веселым он стал после того, как Сковород при помощи магии стал зашивать свои штаны. Зашить он их зашил, вернее, замагячил, добротно, да только умудрился при этом примагячить к ним плащ, и пришлось размагячивать все опять и начинать сначала.

Короче, засиделись почти до утра. Утром же Антошка неожиданно вспомнил: Чизбурек! Он же в родных местах столько уже натворить мог! Опять-таки перед Полканом неудобно. Обещал ведь помочь...

И так всколыхнулась в Антошке совесть, что собственный подвиг стал не в радость. И вроде не ел ничего такого. И даже не пил.

— Надо спешить. Может, еще успеем, — объявил богатырь не проснувшимся толком товарищам.

И вид у него при этом был настолько внушительным, что спорить никто не стал. Надо так надо. Ольгерду с Жанной тоже свадьбу желательно справить побыстрее.

И понеслись. К шерифу, понятно, не поехали, к Робину — тоже, но даже с крюком к вечеру второго дня оказались у моря.

Антошка с наслаждением вдохнул солоноватый воздух и торжественно объявил:

— Море!

Словно остальные этого не поняли.

Море лежало перед ними от подножия скал и до самого горизонта. Мерно накатывались на берег небольшие волны, шелестели, плескались. Над водою носились крикливые чайки. Солнце порою отражалось от воды, слепило, играло, звало в просторы, туда, где невидимым и далеким лежал родной берег.

Чуть в стороне кормой на песке приткнулся небольшой корабль. Парус был спущен, весла расслабленно лежали вдоль бортов, а на берег была переброшена сходня, и по ней какие-то люди, очевидно команда, перетаскивали на судно бочки, тюки и еще какой-то груз.

Вдоль самой кромки воды к кораблю спешило несколько всадников в кольчугах и шлемах. Один из них вел в поводу заводного коня, через круп которого было переброшено что-то громоздкое, только отсюда непонятно что.

— А ведь они готовятся к отплытию, — авторитетно заявил опытный Сковород.

Остальные переглянулись. Это было удачей, и не стоило упускать такой шанс. Кто знает, когда еще занесет в здешние пустынные воды другое судно?

Одно слово: провинция!

Никакой команды не потребовалось. Весь отряд дружно пустил коней в галоп, стремясь во что бы то ни стало успеть на посадку.

А вот у корабля этому явно не обрадовались. Команда засуетилась, забегала, стараясь быстрее закончить погрузку и не принять на борт новых пассажиров.

Другие всадники тоже заторопились и помчались к судну во всю прыть. Возникло своего рода соревнование: кто первый? Призом же было место на корабле.

А что поделать, когда смотрелось происходящее и впрямь на редкость поэтично? Это вам не езда на машинах по дорогам. За рулем — перемещение, на коне — романтика. Две группы всадников едва не столкнулись у самого корабля, но смогли удержать разгоряченных скакунов и застыли. Четверо против четверых.

Не считая заводной кобылы с грузом.

— По какому праву?! — взревел предводитель конкурирующей группы, широкоплечий, с седой внушительной бородой.

Остальные тоже были ребятами крепкими, только до седины еще не дослужились.

— По праву срочности! — точно так же взревел Антон и уже нормальным голосом добавил: — Прошу, принять мои глубочайшие извинения, братан, но мы очень спешим.

— А мы? — спросил седобородый.

— А вы — не знаю, — твердо ответил Иванов.

— Мы уже заплатили за перевоз. Вот, — объявил предводитель.

— Тогда извольте показать билеты, — предложил Антон.

По лицу седобородого было понятно, что такого слова он не слыхал и никакими билетами не запасся.

— Ага! Нету! Заяц! — победоносно вскричал Антон.

— Кто заяц? Я? — Седобородый обиделся и выхватил меч.

— Ну, вы! Решайте быстрее! Отходить пора! — прокричали с корабля.

Но сами спешно столпились на палубе в надежде на зрелище.

— А вы... вы... Вы вообще имеете честь быть дураком! — после долгого поиска слов выкрикнул Антошке седобородый.

Такой обиды герой стерпеть просто не мог. Чтобы какой-то неведомый хрыч оскорблял его за здорово живешь?!

— Сами такой! — Антон с мечом в руке бросился на обидчика.

Последний не пожелал признать свою неправоту. Его клинок обрушился на рыцаря подобно молнии.

Но видел Антошка молнии. Совсем недавно видел.

Молния ударилась в подставленный щит. Лицо предводителя оказалось совсем рядом, настолько близко, что и не рубанешь, и Антошка в гневе просто двинул в ненавистную харю кулаком.

В кулаке был зажат меч, и перекладина звучно приложилась ко лбу обидчика.

Тот покачал головой, затем покачался сам и неожиданно рухнул с коня. Только мелькнули подошвы сапог, а в следующее мгновение ноги вытянулись, протянулись вдоль песка.

Антошка хотел крикнуть своим призывное: «Бей!», но они уже били.

В самом прямом смысле бил поэт. Он просто выхватил из-за пояса врага палицу и молотил ею по шлему, почти без замаха, но и без перерыва. В итоге шлем смялся, превратился в блин, а его владелец закатил до предела глаза, посмотрел на свое имущество да и грохнулся, огорченный, вниз.

Руки у Жанны были заняты Антошкиным копьем. Будь она рыцарем, неизбежно уколола бы. Только рыцарем девушка не была. Она махнула копьем, как оглоблей. Так сказать, переломила его о противника. В том смысле, что копье разлетелось, а противник — слетел.