— Найдем! — убежденно ответил Антошка. — Не этих, так других. Все они тут одним миром мазаны.

И они пошли наугад в том направлении, идти в котором показалось легче, чем в остальные.

Человеку вообще многое кажется в жизни, и первоначальная легкость пути не более чем частность более общего правила. На этот раз частность завела путников в болото, да такое, что вошли в него они действительно легко, а вот выйти не могли довольно долго. Даже обратно.

То тут, то там квакали лягушки, изредка лопались пузыри вонючего болотного газа, твердь земная колебалась под ногами, норовя затянуть в свои объятия, кочки коварно скрывались под водой, стоило на них наступить, и нигде ни указателя, ни старожила. Видно, старые люди в болоте не жили, а молодые — не заживались.

И все же не зря говорится, что двум категориям людей везет. Влюбленных, правда, среди путников не было, а вот... короче, отважный герой — был. Поэтому они выбрались, покусанные комарами, перемазанные с головы до ног, голодные, уставшие, злые, но еще до вечера и живые. Были бы мертвые, там бы и остались навеки.

Невдалеке обнаружился высокий холм, своего рода недоразвитая гора, и путники дружно принялись карабкаться на пологие кручи, чтобы с вершины оглядеться получше.

Первое, что бросилось в глаза, — болото было не столь велико, как казалось снизу. С вершины оно легко просматривалось целиком, и еще можно было неплохо рассмотреть все границы.

Конечно, вздыхать по поводу размеров не стали. Даже дружненько промолчали. Вдруг другой не заметит? А вот лесные чащобы, подступавшие со всех сторон, помянули крепко и по матушке, и по батюшке, и по всей прочей родне.

— Ни хрена не видать! — подытожил Антошка свои наблюдения. — Чего будем делать, Олег?

Ольгерд ответил очень экспрессивно.

— Я тоже думаю, что надо идти, — согласился с ним Иванов. — Не подыхать же тут с голоду!

И они пошли. А что им еще оставалось?

Путь их казался бесконечным, словно шли на край света, да и сам свет потихоньку стал тускнеть по причине подступавшего вечера. Зато едва заметный огонек среди деревьев обнаружили сразу и устремились туда с тем самым упоением, которое, по словам классика, приходит в бою.

Антошка первым выскочил на довольно большую поляну, огляделся, увидел двух стреноженных коней, костер, над которым почему-то не было ничего подвешено, и одинокую человеческую фигурку рядом с этим символом уюта.

Разбираться не было ни времени, ни желания. Антошка быстро бросился вперед, занося подобранную по дороге дубину. Под ногой предательски хрустнула ветка, и сидящий успел обернуться.

Даже вскрикнуть сидящий успел, и Антошка в ответ вскричал:

— ... твою мать!

И едва смог изменить направление удара.

— Милорд! Откуда?! — Джоан был так изумлен появлением в этих безлюдных местах своего сюзерена, что не обратил внимания на врезавшийся рядом в землю сук.

— А ты что... — начал было Антон, но договорить ему не дали.

Оруженосец с коротким взвизгиванием подпрыгнул и бросился обнимать господина.

— Милорд... — На этот раз привычное обращение сопровождалось всхлипыванием.

— Успокойся. — Обниматься с юношами Антошка не привык и привыкать не хотел. Другое дело, если бы на месте Джоана была смазливенькая барышня...

Он кое-как отстранился, а затем бросился к радостно заржавшему Вороному.

Вот его обнять было действительно и приятно, и нестыдно.

— Ладно, рассказывай, — покончив с нежностями и подвесив к поясу меч, сказал Антон.

— Что, милорд? — Джоан выглядел одновременно счастливым и крайне обиженным.

— Как здесь оказался?

Джоан покраснел, как девица, и признался:

— Я заблудился.

— Стыдно, а еще оруженосец, — с укоризной произнес Антошка. — Подумай, как рыцарствовать потом станешь? Так и будешь блуждать, вместо того чтобы идти к цели прямым путем?

Пристыженный Джоан только вздохнул.

— Ладно, что с тобой поделаешь? Молодо-зелено... Лучше скажи, что на обед приготовил? Со вчерашнего вечера во рту ни крошки не было. Парочка залетных комаров, да и те несытные.

— Я так спешил за подмогой милорд... — Джоан не знал, куда девать глаза.

— Блин! — Почему-то из всей еды Антошка вспомнил именно этот старый символ солнца.

Но и блинов напечь было не из чего. Ложиться же спать с такой голодухи — бессмыслица. Злость заснуть не даст.

— Идем, — твердо вымолвил Антошка.

— Куда?

— На поиски обеда. — Рыцарь погладил рукоятку обретенного меча.

— Но уже темнеет, милорд...

— Хорошо хоть не светает. Не люблю, когда обед подают к следующему завтраку.

Антошка распутал коня, взял его под уздцы и первым двинулся туда, где между деревьев едва просматривалось подобие тропинки.

— Но как вы спаслись, милорд?

— Ольгерда благодари, — пробурчал Антошка. Только неясно, почему благодарить должен был Джоан? Уж его-то никто не спасал и не собирался!

По лесу да в темноте — это не по Бродвею в сумерки. Ни призывно горящих витрин магазинов, ни рекламы. Мрак, того и гляди глаз выколешь об услужливо подставленную деревом ветку. Но такова богатырская доля: ходить нехожеными тропами. Если не считать, что любую тропу кто-нибудь проторил.

Одним словом, романтика была полной. Или почти полной, ведь желудки были вопиюще пусты и то вопили, то урчали, настоятельно требуя своего скорейшего наполнения. Эти постоянные требования невозможного достали Антошку так, что он был зол на весь мир.

Потом деревья раздвинулись, будто устрашились всеобъемлющей Антошкиной злости, и впереди замаячили огни двух костров.

Небо было затянуто облаками, дорога к заветным огонькам не просматривалась, и потому Иванов решил конем не рисковать.

— Джоан, держи поводья, а мы с Ольгердом разберемся с этими разбойниками.

— Но, милорд...

— Держи! — В сказанных шепотом словах прозвучало столько недоброго, что оруженосец счел за благо подчиниться.

Поле перед кострами оказалось все в рытвинах, и Антошка мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Тут пешком все ноги переломать можно, а уж на коне...

Легкий ветерок принес запахи жарящегося мяса, и они подействовали на богатыря, как съеденный мухомор на берсеркера. Антошка не думал, что противников — человек шесть, что на поэта надежда плохая и вообще драться лучше днем, когда хоть можно разглядеть бандитов.

Он налетел на разбойников темным призраком, ужасом, летящим на крыльях ночи, и вместо боевого клича изо рта вырвалось звериное рычание.

Двое врагов сразу повалились сраженными, однако остальные опомнились быстро, похватали оружие и стали отчаянно защищаться.

Куда там! Легче остановить рвущегося к добыче тираннозавра, чем восстанавливающего справедливость богатыря! Отблески костров сверкали на клинках, слышались удары и стоны, и все это покрывал восхитительный аромат жаркого, как обонятельная симфония кровавой битвы.

Все было кончено в несколько минут. Антошка вырвал меч из груди последнего трупа, вытер клинок о чужой плащ и жадно сорвал с костра вертел с мясной тушей.

— Ольгерд! — даже в такие минуты Антошка не забывал о своих спутниках. — Ольгерд! Да где ты там?!

Мелькнуло подозрение, что поэт убит в жестокой стычке, но огорчиться Антон не успел.

— Я здесь, — Ольгерд вступил в освещенный круг.

— Крикни Джоана. И посмотри, те ли это разбойники?

Крикнул поэт громко, а вот вторую просьбу рыцаря выполнил неохотно.

— Ты что? Мертвецов боишься? — заметил осторожность путника Антон. — Так они не кусаются!

Он рассмеялся собственной шутке и с наслаждением впился зубами в отвоеванное мясо.

— Никого я не боюсь, — пробурчал поэт, хотя осматривал трупы, стараясь не прикасаться к ним.

— Это не они, — сообщил он и устало опустился рядом с Антошкой.

— Жаль, — прокомментировал рыцарь, протягивая Ольгерду порядочный шмат жаркого.

— Мне кажется, что это вообще не разбойники. — Ольгерд немного поколебался, но все же принялся за еду.