Последний из четверых противников таинственного незнакомца оказался, по-видимому, не только самым ловким, но и самым напористым; его шпага мелькала вокруг черного плаща подобно игле в ловких пальцах вышивальщицы по шелку, но незнакомец либо отбивал выпады своим клинком, либо уклонялся, как опытный тореро, расчетливо выматывающий яростного быка. Дон Росендо забыл о своем запальчивом вызове и, распахнув калитку, невольно залюбовался красивым поединком.
Но не только он был свидетелем этой схватки. Пока противники обменивались ударами, остальные нападавшие прекратили пальбу по особняку и, укрываясь между холмами, постепенно подобрались к месту поединка со всех сторон, исключая бревенчатую ограду ранчо. Слух дона Росендо улавливал тихий шорох копыт по раскаленному песку, порой между холмами мелькала и тут же исчезала быстрая горбатая тень, но ни единый выстрел не громыхнул под раскаленным небом; всадники так быстро перемещались, что риск промахнуться по незнакомцу и поразить своего был слишком велик. Их товарищ, чувствуя приближение подмоги, все сильнее напирал на «черную маску» и успокоился лишь тогда, когда напоролся кадыком на его шпагу и захрипел, хватая ртом воздух и пытаясь заткнуть рану кожаной перчаткой.
Впрочем, к этому времени кольцо вокруг незнакомца почти сомкнулось, и смерть последнего из его противников послужила как бы сигналом к новому и на этот раз уже более неотразимому приступу; десятка полтора всадников почти одновременно выскочили из-за своих укрытий и, оглашая воздух яростными криками «Зорро!», со всех сторон устремились к незнакомцу.
Соотношение сил было теперь настолько неравным, что дон Росендо без всяких колебаний вскинул револьвер и, пока нападавшие не успели смешаться с «маской» в единую многоголовую толпу, стал почти не целясь стрелять по всадникам. Его выстрелы порой достигали нападавших; с кого-то слетела шляпа, кто-то упал, перелетев через голову лошади, но при этом никто из них даже не придержал коня, не обернулся на дона Росендо, словно он был слепнем или назойливой мухой, достойной разве что небрежного взмаха лошадиного хвоста. Кольцо вокруг дерзкого незнакомца быстро сужалось, но в тот миг, когда оно уже готово было сжаться окончательно, черный всадник вскинул револьвер, двумя выстрелами вышиб из седел ближайших противников и, дав шпоры своему коню, устремился в образовавшуюся брешь.
Остальные, взметая копытами пыльные смерчи, стали на полном скаку осаживать лошадей; замелькали оскаленные конские морды, шляпы, плети, воздух наполнился ржанием, храпом, резкими хлопками выстрелов, а когда пыль осела, дон Росендо увидел вдалеке между холмами черного всадника и его преследователей, редкой цепочкой растянувшихся по извилинам дороги. Мысль о том, что таинственный незнакомец нарочно раздразнил осаждавших и тем самым отвлек и увел их за собой, вдруг представилась дону Росендо со всей ясностью, но в то же время поставила его в тупик. Кто он, этот отчаянный черный всадник, и с какой стати он рискует жизнью, спасая совершенно неизвестного ему человека?
Пока дон Росендо размышлял над этой загадкой, всадники обратились в точки и в конце концов затерялись между холмами, готовыми вот-вот погрузиться в вечерние сумерки. Молодой человек еще раз глянул вслед своему спасителю, перекрестил воздух и готов был уже скрыться за калиткой, как вдруг увидел футах в сорока одинокого всадника, словно сгустившегося из рваных теней, пятнающих дорогу. Лошадь под ним шла неспешным и даже как будто ленивым шагом, а когда дон Росендо окликнул незнакомца и щелкнул взводимым курком, всадник молча придержал коня и выбросил перед собой руку с белым кружевным платком.
– Кто вы такой, сударь? – крикнул дон Росендо, вглядываясь в широкоскулое, изрезанное крупными морщинами лицо всадника.
– Меня зовут Манеко Уриарте, – спокойно ответил тот, складывая платок и засовывая его в нагрудный карман кожаной, густо расшитой бисером куртки, – и я бы тоже, в свою очередь, хотел знать, с кем имею дело?
– Росендо Вудсворт, – с достоинством ответил молодой человек. – Покойный дон Лусеро приходился мне дядей по матери, из чего следует, что мы с сестрой вправе претендовать на оставшееся после его смерти имущество.
– Что ж, очень рад, очень рад! – пробормотал всадник, приближаясь к воротам. – Но прежде чем мы начнем наши переговоры, я бы хотел видеть письменное свидетельство того, что ваши слова соответствуют реальному положению вещей, а не являются досужим вымыслом бродяги и мошенника.
– Что?! Как вы сказали?.. – Дон Росендо решительным жестом заткнул за пояс револьвер и стал нервно, палец за пальцем, стягивать с ладони тонкую лайковую перчатку.
– Не горячитесь, сеньор! – жестом остановил его дон Манеко. – Согласитесь, что ваш образ действий обличал в вас скорее дерзкого захватчика, нежели законного наследника всего этого великолепия! – И он указал рукой поверх ограды, где в лучах заходящего солнца тускло поблескивали разноцветные грани стеклянной пирамиды.
– С этого и надо было начинать, – с жаром воскликнул дон Росендо, – а не встречать меня выстрелами, как это сделали четверо каких-то негодяев, неизвестно по какому праву вселившихся в наше фамильное гнездо!
– Но, как я понимаю, они поплатились за свою дерзость! – расхохотался дон Манеко, спрыгивая с седла.
– У меня не было другого выхода, согласитесь, – рассудительно произнес дон Росендо, – и при этом они еще легко отделались благодаря тому, что я решил не омрачать убийством первый день пребывания в местах, где нам с сестрой, по-видимому, предстоит надолго поселиться.
– Будем надеяться, что они оценят вашу доброту, – задумчиво сказал дон Манеко, щелчком распахивая перед своим собеседником крышку золотого портсигара.
– Благодарю, – коротко кивнул дон Росендо, – но я предпочитаю сигару под чашечку кофе и рюмку хорошего ликера. Прошу вас!
С этими словами молодой человек чуть отступил в сторону и во всю ширь распахнул калитку перед своим гостем. Дон Манеко переступил порог и, подождав, когда вошедший следом дон Росендо усмирит Бальтазара, уверенным шагом направился к крыльцу.
Не прошло и получаса, как все четверо, включая Остина и Касильду, собрались за широким столом в обширном зале второго этажа. Слуги, как видно, не зря стучали ножами на кухне: хотя купленные по дороге дичь, фрукты и приправы были разделаны несколько небрежно, но приготовленные из всех этих припасов блюда издавали весьма чувствительное благоухание, а прекрасные вина и вовсе скрашивали отдельные промахи, допущенные скорее от чрезмерного усердия, нежели от пренебрежения к деликатному кулинарному делу. Несмотря на свой несколько сонный вид, слуги оказались настолько расторопны, что, управившись на кухне, успели накрыть стол, а когда хозяева и гости расположились в своих креслах, встали по обе стороны входной двери и замерли в ожидании новых приказаний. А за столом шел оживленный разговор, быстро перескакивавший с предмета на предмет, как обыкновенно и бывает при первом знакомстве. Дон Манеко уже успел не только пробежать глазами длинный свиток родословной, но и поднять свой бокал как за доблестных предков, так и за их достойных во всех отношениях наследников. При этом он не сводил глаз с доньи Касильды, а когда девушка не сморгнув выдержала его взгляд, с усмешкой сменил тему и то ли с сожалением, то ли с легким презрением отозвался о современных потомках местных индейцев, когда-то воздвигавших на этих землях каменные города и величественные храмы.
– Я прекрасно знал вашего почтенного дядюшку, – вдруг сказал дон Манеко. – Он был, впрочем, не без некоторых странностей, но, согласитесь, человек без странностей скучен, не так ли?
– О да, вы правы! – смущенно воскликнула Касильда, почувствовав на себе быстрый цепкий взгляд гостя. – И мы очень рады слышать о нем хорошие слова, потому что наша мать мало рассказывала нам о своем брате, кроме того, что родители прокляли его за нежелание стать священником, и тогда он сел на корабль и отправился искать свое счастье по свету. Как вы полагаете, он нашел его?
