Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нет, не хотелось мне, чтоб пурга кончилась хотя бы до того момента, пока я не придумаю, как крутиться.

Но она кончилась…

БЕСЕДА ПОСЛЕ ПУРГИ

Прекратилась пурга в одну прекрасную ночь. Дежурили Глеб и Фрол, все прочие дрыхли. Поэтому только они запомнили, как постепенно стихал ветер, как вихри и мельтешня колючего снега заменились плавным снегопадом, как затем и плавный снегопад закончился, как очистилось небо и засияли на нем звезды и яркая луна.

Еще загодя, предполагая прекращение пурги, мы договорились, что дежурные будут назначаться совместно от моей и сорокинской команд. Мера доверия, так сказать.

Кроме того, условились, что в случае окончания пурги меня и Сорокина сразу же разбудят.

Ребята честно выполнили обещание. Растормошили нас часа в три ночи.

— Все! Кончилась! — услышал я спросонья. — Пурга кончилась!

— Пошли глянем! — сказал Сарториус, натягивая ушанку.

Вылезли на крыльцо. Было на что поглядеть!

Высоко над сопками серебрилась огромная яркая луна. Сверкала она так, будто там, на этом спутнике Земли, ожидалась инспекторская проверка, и целая армия лунатиков в течение предыдущей недели скоблила и драила вверенное светило. Я бы на месте проверяющих поставил им «отлично». Звезд на здешнем, ничем не закопченном небе было куда больше, чем в Москве, где дай Бог увидеть летом Венеру, а зимой Юпитер. А тут — и два «ковша» Большой и Малой медведиц, и Орион с мечом на поясе, и Кассиопея в виде W, и еще чего-то, что я из школьной астрономии помнил, но со временем забыл. Клевое было небо! Прямо черный бархат с рассыпанными бриллиантами и платиновой монетой.

Но кроме неба была еще земля. То есть сопки, лес и снег. Конечно, снега — синего, голубого и серебристого — было больше всего. Его намело столько, что местами казалось, будто и двора-то никакого не было. Сугробы доходили до окон, а вот ступеньки крыльца полностью скрылись под снегом, несмотря на то, что до пурги торчали метра на полтора. Хорошо еще — дверь внутрь открывалась. А то бы, наверно, пришлось через окна вылезать. Но не иначе Лисовы дверь навешивали с учетом возможного завала.

Для того, чтоб хорошо отгрести снег и раскопать двор, четверых человек было мало. Но устраивать аврал мы не стали. Уж очень хотелось тихо, без галдежа и шума, полюбоваться небом и горами. Мы вчетвером наскоро раскидали сугроб, наметенный у двери, расчистили небольшую площадочку у крыльца. От работы разогрелись, даже вспотели малость. Потом несколько минут смотрели на звезды, на снег, расстилавшийся по поляне, где стояла заимка, на сопки, напоминавшие чьи-то подогнутые коленки, прикрытые одеялом.

— Что дальше делать будем, господа генералы? — спросил Фрол.

Про него я кое-что слышал от Чуда-юда. Например, знал, что он бывший офицер, майор-афганец, два года учился в академии, но потом нашел способ уволиться «по болезни» и подался в криминал. Фрол еще год назад возглавлял крупную группировку в одной из областей, где контролировал едва ли не четверть всего теневого бизнеса. Именно у него, на заводе по розливу суррогатной водки, сделанной из гидролизного спирта, Чудо-юдо с Зинаидой развернули установки по производству препаратов «Зомби-8» и «331». Сарториус разгромил эти установки. После этого была разгромлена лаборатория на оптовой базе торговой фирмы «Белая куропатка», где Зинаида испытывала «Зомби-8» и «331», а весь персонал, включая Зинку и тогда еще живого Васю Лопухина, как и подопытных Валета и Ваню, был захвачен. По некоторым данным, Фрола Сарториус перевербовал еще накануне. Сорокин довез похищенных до Нижнелыжья, но по дороге на свою базу, расположенную в старых заброшенных шахтах, потерял контроль над Таней-Викой, Ваней и Валеркой. В результате ими стала управлять Зинка, которая ценой двух сломанных ребер, потери Сесара Мендеса и Клары Леопольдовны сумела «свести матч в ничью». А Фрол ушел с Сарториусом. И теперь, судя по всему, был его правой рукой.

Вопрос, который он задал сейчас, был очень непростой. Наверно, ни Сарториус, ни тем более я сразу на него ответить не могли, хотя думали об этом не раз.

— Вероятно, для начала надо двор раскопать, — дипломатично произнес Глеб,

— там ведь, под снегом, мертвецы лежат. Боря и Жора — вон там, где бочка была. Мы их туда с Валеркой отнесли в тот же день, когда пурга началась, чтоб в комнатах не тлели. Да еще эти, суреновские… Сейчас-то они смерзлись, а будет оттепель — начнут гнить. Могут бациллы в колодец просочиться, трупный яд…

— Согласен, — кивнул Сарториус. — Это необходимое дело. Но вообще-то нам надо по более серьезным вещам определиться. Да, конечно, есть у нас сейчас понимание по ряду проблем, временный тактический союз. Так сказать, на время

боя с соловьевской командой и ожидания «у моря погоды». Но вот погодаустановилась. Что дальше? Будем считать переговоры открытыми?

— Сергей Николаевич, — сказал я, — погода-то установилась, но соловьевские парашютисты — еще нет. То есть мы еще не установили: замерзли они к хренам в тайге или еще оттаять могут? Не думаю, будто они такие простые, чтоб не подготовиться к погодным неприятностям.

— Резонно. — Сорокин, должно быть, не уловил в моих словах никаких подвохов. — Но все-таки надо подумать, как дальше работать и что мы, собственно, здесь делаем. Насколько я понимаю, тут через несколько часов может появиться большая группа ваших, бариновцев. Наверняка Сергей Сергеевич не очень рад нашему временному альянсу. Не любит он делиться. Ты со мной согласен, Коля?

— Я все-таки Дима, компаньеро Умберто. — Мне показалось своевременным это напоминание. — И Сергей Сергеевич Баринов — мой родной отец. Наверно, даже по морде видно.

— Видно. Но я смею надеяться, что ты и он — это два разных человека. Каждый со своей головой и со своим внутренним миром.

— У меня, Сергей Николаевич, нет внутреннего мира, — хмыкнул я. — Во всяком случае, ни от вас, ни от отца там секретов нет. Даже без всяких приборов.

— Это ты преувеличиваешь. Без приборов и я, и Сергей Сергеевич можем только считывать с поверхности. То, что ты уже сформулировал и намерен выдать в ближайшие минуты. Но суть, конечно, не в этом.

— А в чем?

— А в том, что ты, положа руку на сердце, не столько сыновний долг выполняешь, сколько боишься против бати слово сказать. Ты ведь внутренне осуждаешь его деятельность, это я точно знаю.

— «Да здравствует Павлик Морозов!»? Это уже было, Сергей Николаевич. Я два раза на один прикол не покупаюсь. Вообще, если вы рассчитываете, что в душе я готов за мировую революцию побороться, то и правда ни фига в моих мозгах не разбираетесь.

— Может быть. Хотя, знаешь ли, ты сам себя недооцениваешь. Я думаю, ты немного актер. Вжился в образ — и играешь. Циника, бандюгу, труса. А вот то, что ты в самолете нажал красную кнопку, показывает, что в тебе живет герой.

— Сергей Николаевич, моим военно-патриотическим воспитанием еще в детдоме занимались. И в школе, и в комсомоле, и в армии, и в институте… Не надо продолжения. Тем более по старой методике. То, на чем вас с моим отцом воспитывали, к нашему поколению уже не подходило. А к последующим — совсем другие ключи нужны.

— Знаешь, — вмешался Глеб, — по-моему, ты не прав.

— А я доказать могу. Я готов поверить — хотя и говорят, будто это сказки,

— что во время гражданской войны были романтики, готовые жрать суп из воблы, дохнуть от тифа и в конном строю ходить на проволоку и пулеметы, чтоб отдать землю крестьянам где-то в Гренаде. Я даже уверен, что такие были. И их было много. Иначе ни фига не получилось бы. А потом, год за годом, наше Отечество этот романтизм из горячих голов вышибало, причем иногда — вместе с мозгами. На его место приходил прагматизм. У вашего с отцом поколения романтизма оставалось процентов пятьдесят. У нашего — двадцать пять, а у моих ребятишек

— дай Бог, чтоб на десяток сохранилось. Поэтому, скажу откровенно, не верю я в то, что вы, Сергей Николаевич, сможете что-то развернуть. Да, народу хреново, но он знает: гражданская война — в два раза хреновей. Не обижайтесь!

84
{"b":"29718","o":1}