Вызов на медицинский осмотр, а затем и на проверку физического и умственного развития не заставил себя долго ждать. Он был напечатан на типографском бланке, как и полученное позднее вермахтовское медицинское заключение о годности.

Часовой у казармы караульного полка в Моабите, куда мне было назначено прийти, встретил мое появление презрительной усмешкой:

— Что ж, молокосос, желаю успеха, да только смотри держись, у нас таких, как ты, хватает! Конкуренция нынче большая: примут только десять человек.

Когда я увидел, как много набралось народу, то решил, что шансов у меня нет. Тут были и настоящие великаны, за спиной которых меня просто не было видно, когда мы выстроились в шеренгу по четверо в ряд. Я бы тут же удрал, мне очень этого хотелось. Но перед нами выступил с речью офицер.

— Господа! — Он употребил именно это обращение. — Вы хотите служить в рейхсвере.

Мы вас не звали и примем не всех. Рейхсвер был и будет армией избранных, ясно?

Тот, кто рассчитывает просто служить у нас за деньги да при этом лодырничать, находится в трагическом заблуждении, пусть лучше сразу уйдет, пока не выгнали.

Нам нужны настоящие мужчины, которые всей душой хотят стать солдатами, ясно?

Эти слова на многих из нас, кандидатов в рейхсвер подействовали как холодный душ. Но никто не отступил.

— Хлюпики и маменькины сынки нам не нужны. Генерал-полковник фон Сект создал стотысячную армию из союзов фронтовиков, добровольческих корпусов и добровольцев; у него служат фронтовые офицеры и фронтовые солдаты, а не всякая размазня. Тон здесь суровый, но искренний. Кого это не устраивает, может не ходить на осмотр к врачу, ясно?

Кое-кто из нас призадумался, но никто не заявил, что отказывается. Для меня же все сказанное звучало, как боевая труба, я словно вырос на несколько сантиметров.

— Рейхсвер аполитичен, и ему нет дела до склок между партиями. Он создан для защиты республики от внутренних и внешних врагов и не раз это доказывал. Врагам государства у нас не место. Поэтому мы не потерпим в наших рядах коммунистов. И нацистов, конечно, тоже. Тот, кто думает, что в рейхсвере дозволено заниматься политикой, может сейчас же убираться. Рейхсвер аполитичен, ясно?

Среди нас не нашлось такого дурака, который объявил бы о своих связях с коммунистами или национал-социалистами. Мы стояли на месте и ждали продолжения.

И оно последовало.

— Я уверен, господа, что между вами есть и наци, и коммунисты. Наци приходят к нам сами, коммунистов засылают. Но заметьте: тот, кто будет заниматься пропагандой, будет наказан за разложение вооруженных сил и вылетит, понятно?

Затем в поучение нам был приведен весьма своеобразный наглядный пример.

Лейтенант приказал унтер-офицеру встать перед строем новобранцев, исполненных надежд и ожиданий.

— Унтер-офицер Фогель, покажите этим молодым людям ваши часы.

Смущенно ухмыляясь, унтер-офицер вынул из кармана золотые часы и поднял их вверх.

— Такие часы, господа, — разъяснил нам лейтенант, — можете заслужить и вы. И знаете, каким способом?

Приказ министра рейхсвера генерала Тренера о награждении часами я уже читал в газете, но предпочел промолчать. Кое-кто из нас предположил, что это награда за меткую стрельбу, отличие за высокие спортивные показатели. Глубокое заблуждение!

— Эти часы — а они золотые — получит каждый, кто обнаружит коммуниста или наци, затесавшегося в наши ряды. Как видите, господа, мы не только воспитываем в правилах строгой дисциплины, но и проявляем щедрость.

Последние слова звучали несколько иронически. Мне было не совсем ясно, осуждает ли в душе лейтенант эту иудину плату за донос или ему хотелось бы, чтобы Гренер платил больше.

Зато вполне убедительными и достойными всяческого одобрения показались мне его слова об «аполитичности рейхсвера». Мне было восемнадцать лет, я страстно желал служить своему отечеству в качестве солдата и считал, что нигде нельзя осуществить это лучше, чем в армии, которая, будучи как бы беспартийной, соблюдает всеобщие интересы. Если бы кто-нибудь тогда попытался растолковать мне, что рейхсвер вопреки всей его «демократической» маскировке на самом деле способствует осуществлению широких политических планов меньшинства, которое располагало тогда всеми средствами власти в Германии, что рейхсвер готовит агрессивный реванш за поражение в первой мировой войне и стремится подавить подлинную демократизацию, я бы широко раскрыл глаза от изумления.

Итак, после интермедии с часами унтер-офицеру Фогелю поручили отвести нас к врачу.

Там мы провели несколько часов. Никогда в жизни меня так тщательно не обследовали, как это сделал штабной врач. В довершение всего я должен был сообщить, перенес ли и когда перенес мой отец корь и болел ли я триппером.

После медицинского осмотра от нашего скопища осталось всего человек двадцать.

«Великанов» забраковали: рейхсвер предпочитал мужчин среднего роста.

А потом лейтенант битый час гонял нас по всем видам спорта, испытывал на всех гимнастических снарядах. Вот когда мне пригодилась физическая подготовка, полученная в реальном училище, и я набрал нужное число баллов. Наконец, когда мы совсем выдохлись, нас снова подвели к турнику, где уже поджидал унтер-офицер Фогель.

— Ну-с, соплячки, теперь пусть каждый из вас по очереди подтянется на руках столько раз, сколько может из себя выжать. Да для вас это, должно быть, раз плюнуть, дома, верно, немало тужились, чтобы хлебца достать, а?

Слово «соплячки» в его устах звучало скорее добродушно, чем грубо, но конец фразы я воспринял как издевательство и обиделся.

Ведь я искренне, от всего сердца хотел быть солдатом. И со злости на шутку унтера по поводу хлебца я «выжимался» до тех пор, пока у меня глаза на лоб не полезли.

— Только не огрызаться, — твердил я себе, — иначе этот осел тебя провалит!

Но унтер Фогель этим удовольствовался и милостиво сказал:

— Ладно, хватит, можете спускаться!

На проверке общего развития Фогель не присутствовал; тут уж лейтенант подобрал себе других ассистентов.

Сначала нам задали сочинение, в котором требовалось кратко ответить, почему мы хотим вступить в рейхсвер Затем у нас спрашивали даты рождения Фридриха II, Бисмарка и Гинденбурга и о разных битвах. В заключение нам дали довольно мудреную задачу-загадку и два арифметических примера.

Нам не сказали, выдержали ли мы испытания. Нас отправили обедать в казарменную столовую, потом отпустили домой. И, только напутствуя нас, лейтенант сказал:

— Передайте друзьям и знакомым, что нам нужны еще рекруты! Мы — хранители доброй старой традиции и для порядочных людей у нас всегда найдется место. Но не забывайте: рейхсвер аполитичен! А вас мы через некоторое время известим.

Дома вся семья с нетерпением ждала меня и результатов испытаний. Мать в мечтах уже видела своего «младшенького» на далеком полигоне. «Кронпринц» встретил меня словами:

— Надеюсь, ты лицом в грязь не ударил!

Отец допытывался у меня, таковы ли в рейхсвере дисциплина и порядок, как в старой армии. Но за невозможностью сравнить рейхсвер с кайзеровской армией я подробно рассказал обо всем, что мне довелось самому испытать.

У нас в классе по-разному отнеслись к моему решению. Большинство моих соучеников, вероятно, рады были бы последовать моему примеру, если бы позволили родители. Других же не привлекала солдатчина без гарантии стать впоследствии офицером. Но нашлись и такие, которые, не вдаваясь в обсуждение, пожелали мне «ни пуха ни пера». Правда, мой сосед по парте пытался меня отговорить:

— Бруно, ты пожалеешь об этом. Получи сперва аттестат зрелости, а уж потом иди в рейхсвер кандидатом в офицеры, если уж ты непременно хочешь быть военным.

— Не трать напрасно слов, Вильгельм! Да, я хочу быть военным и стану им теперь.

— А ты продумай, прежде чем решать. Лучше бы тебе заняться историей или немецким. Ручаюсь, что из тебя выйдет хороший журналист или адвокат, можешь мне поверить.