В голове будто взорвалась бомба. Схватившись за голову, он отшатнулся и получил второй удар, по руке. Игорёк взвыл от боли и, не соображая, что делает, кинулся было наутёк. Однако добродушный незнакомец перецепил посохом его ноги. И когда Игорёк рухнул на землю, принялся охаживать уже нешуточно. При этом он приговаривал:

— Слушаться надо старших, слушаться. Младшие должны слушаться старших.

Наконец он угомонился и снова уселся у костра. Игорёк опасливо открыл глаза, кряхтя встал на карачки.

— Давай, младший, за хворостом сходи, — спокойно сказал человек. — Вон там. — Он ткнул посохом куда-то в темноту. — Да не ленись, тащи всю охапку. И поживее.

Игорёк со стоном разогнулся.

— Ты зачем меня? — спросил он незнакомца.

— Так ты же дерьмо, — просто ответил тот.

Игорёк постарался разглядеть в глазах дебила с клюкой хоть что-нибудь враждебное. Ничуть. Глаза смотрели по-прежнему открыто и простодушно.

— А что ж ты хотел? — невозмутимо продолжал собеседник. — Все люди — дерьмо. Ты давай за хворостом.

— Что это за место?

— Лакуна, — неотчётливо объяснил человек.

— Значит, лакуна. — Слово это ни о чём Игорьку не говорило. — А где Набу?

Человек поднялся и, размахнувшись, влепил ему затрещину.

— Хворост неси.

Не задавая больше вопросов, Игорёк побрёл в указанном направлении.

Поблуждав в темноте, он наткнулся на большую вязанку хвороста. Со стоном закинул на плечи и, согнувшись в три погибели, заспешил обратно. «Почему мне больно? — подумалось ему. — Мне ведь не должно быть больно».

— Принёс? Садись. — Человек указал посохом на плоский камень рядом с собой. — Теперь можешь спрашивать.

Игорёк присел и принялся ощупывать шишку на лбу.

— Больно? — осведомился незнакомец. — Это я тебе внушил. Костёр я тоже внушил. И охапку дров. Сперва, что её нигде нет, а затем, что есть. Кто внушает — тот и владеет. Ты-то что внушить можешь? Ничего не можешь. Внушу сейчас, что ты паук.

Игорёк вдруг сделался пауком, крупным, перебирающим мохнатыми лапками. В голове стало спокойно и ватно. Он даже думать перестал. Ему хотелось куда-то ползти, туда, где больше света и тепла.

— А теперь будешь блохой, — продолжал простодушный истязатель.

Игорёк перестал соображать вообще что-либо, незнакомец сделался невероятно огромен. От него исходил тёплый, дурманящий аромат крови.

— Ну, хватит, — решил незнакомец.

Вновь Игорёк принял человеческий облик и поразился, с каким сожалением он вспоминает о блохе. Ей было тепло, у неё были желания, ей хотелось крови. Ей хотелось жить.

— А сам ты — тоже внушение? — спросил Игорёк.

— А то что же?

— Непонятно.

— Непонятно — спрашивай. Я разрешил.

— Если ты — внушение, кто же внушает?

— Я и внушаю. Вот ты — бессмертный. А я внушу, что ты труп — трупом и будешь. Пока не внушу иное.

— Если я буду трупом, как же ты мне внушишь?

— Вот дурак. Внушу и всё тут. Труп ты, не труп — мне это едино.

— Ну, хорошо. А имя у тебя есть?

— Зови меня — Старый Айк. Я не имею ни формы, ни содержания, ни желания их иметь. Давай, кидай хворост в огонь.

Игорёк без лишних слов исполнил требуемое. «Ну, — думал он, — объегорил меня Набу. С виду интеллигентное существо. А как купил. Молодец, ничего не скажешь. Здесь хуже, чем в тюрьме, хуже, чем где бы то ни было. Хуже и придумать нельзя».

Старый Айк вытянул ноги к огню, пошевелил пальцами с жёлтыми, заскорузлыми ногтями. Довольно улыбнулся.

— Хорошо горит. Знаешь, что это горит?

— Что?

— Астральные тела. Полезнейшая и наинеобходимейшая операция. Душа должна очиститься, прежде чем погрузится в Реализацию.

— Запутал ты меня. Что внушено, что нет.

— Всё внушено. Что и как — не важно. Ты видишь, как астральные тела сгорают, чтобы больше не быть. Возникли из ничего, в ничто и уходят. Сейчас я и тебя очищу.

В тот же миг Игорёк превратился в полено. Старый Айк поднял его и швырнул в огонь.

— Вот так.

Стена гудящего пламени окружила Игорька. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, полено — поленом. Только отчего-то не горит. «Ну, это мы уже проходили, — с каким-то нездоровым воодушевлением подумал Игорёк, не удивившись тому, что продолжает думать и осознавать себя. — Только как бы мне перестать быть поленом? Внушить себе, что ли? Ну, ведь не полено же я, не полено!»

И вправду, полена больше не было. Игорёк шагнул из огня и угрюмо уставился на Старого Айка. Тот ответил взглядом, исполненным трогательного идиотизма.

— Ты чего не горишь?

— Потому что не хочу, — ответил Игорёк и, размахнувшись, врезал от всей души по этой отвратительно наивной и гладкой физиономии.

— Ой! — только и успел услышать он.

Игорёк обнаружил, что сидит на верхних нарах в каком-то бараке. Всё вокруг из дерева: стены, нары, грубо сработанные табуретки. На стенах потёки и светящаяся плесень. Плесень самых разных оттенков, от ядовито-зелёного до яично-розового. Свет от неё муторный, гнойный. Удушающий свет. Ни окон, ни дверей нет.

На соседних нарах сидят человекоподобные существа с такими же большими, как у Старого Айка, лицами и такими же простодушными. И какие-то, как всё здесь, деревянные.

— Да, блин, дела! — прокомментировал Игорёк.

— Друг, не надо нездешними словами. Структура этого не любит, — с детской укоризной произнёс сосед слева.

— «Блин», значит, нездешнее слово. А «структура» — здешнее? Вы кто такие? — Игорьку понял, что бить его здесь не будут.

— Я — Зот, — сообщил сосед.

— Ну, хорошо, а что это за место?

— Барак первого рода, что же ещё? — удивился Зот.

«Да, — подумал Игорёк, — можно было и не спрашивать. И так видно, что барак».

— Выход у него есть?

— Ты чего, друг? Структуры не понимаешь? Она этого не любит. У тебя же допуск третьего рода. Ты можешь отсюда куда угодно выйти.

— Дверь, спрашиваю, где?

— Везде дверь. Иди куда хочешь.

Игорёк понял, что заводится.

— Куда тут идти? — с угрозой в голосе спросил он.

— В дерево.

Зот кивнул на стену.

«Сквозь стену, что ли? Ну ладно, сквозь стену, пускай, пройду. Но что это? Что это за гадость такая? Где Реализованные?»

Игорьку стало жалко себя. Подкатила к горлу комком просто таки неестественно сильная жалость. Он всхлипнул, вытер кулаком навернувшиеся слёзы.

Зот неодобрительно покачал головой:

— Ты эта, не плачь. Нельзя. От слёз мокряки повылазят. Всю плесень сожрут. Чем кормиться будем? Тебе хорошо, у тебя допуск третьего рода. Ты отсюда в любое место Структуры. А нам что делать?

По бараку пронеслось недовольное ворчание.

«Зашевелились, задохлики», — подумал Игорёк и решился пройти куда-нибудь сквозь стену.

Никаких затруднений это не вызвало. В лицо словно бы ударил порыв ветра. И он оказался в таком же точно бараке. «Ладно, пойдём дальше».

Игорёк пересёк барак при полном равнодушии его обитателей. Потом ещё один, и ещё. В четвёртом обитали сущности женского пола. Эти проявили интерес. Игорёк увернулся от настойчивых рук и шагнул в очередную стену.

Это уже был не барак. Вернее, барак, но не жилой. Обширное помещение, стены и пол из гладко тёсанных досок. Здесь имелись стулья и большой стол со старым седым человечком за ним. Перед человечком стояла деревянная чернильница. Он макал в неё деревянное стило и что-то писал на деревянной же дощечке.

— Ближе, ближе садись, — пробормотал, не отрываясь от записей, старикашка.

«Может, хоть здесь я что-то узнаю?» — подумал Игорёк и подсел к столу.

— Ты слушай, слушай, что тебе скажет Смотритель Ясеневого Стола, — продолжал бормотать старичок.

Смотритель Ясеневого Стола поводил перед глазами Игорька стилом, как невропатолог молоточком.

— Ты не должен менять времён года, не должен приближаться к Центральному бараку, не должен общаться с космовиками. Ты должен принять участие в Игре. Ты — Слушатель. Для этого Структура дала тебе допуск третьего рода. Во время Игры ты должен находиться в притоне в качестве Слушателя. Ты всё понял?