С потолка посыпался снег. В бараке похолодало. Старичок всплеснул руками:

— Игра скоро начнётся! Видишь — зима наступила? Погодники стараются. Ты иди-иди. Структура не любит, когда не исполняют предназначенное. Хорошо, если в мокряки переведёт, а не сразу в плесень. Иначе нарушится связь вложений. Ты иди-иди, мне записывать надо, труд немалый. Мне всё записывать надо, что в нашем секторе происходит, всё в лучшем виде представить. Зима началась — надо записать. Ты на Игру пошёл — записать. Чтобы Структура пребывала в целостности вложений, не только лишь пространственной, но и временной. А также что ни на есть смысловой целостности! — веско заключил Смотритель и снова уткнулся в записи.

— Плакать хочется, — пожаловался Игорёк. — Какая-то навязчивая эмоция.

— Нездешними словами не выражаться! Структура исторгнет в космос. Твоё дело — притон «Дубовый», барак второго рода вложения. Там твоё спасение.

— Как мне попасть туда? — удивляясь собственной плаксивости, всхлипнул Игорёк.

Старичок не глядя махнул рукой на стену.

Из чернильницы остро пахло спиртом.

— Мне бы спиртику, — умоляюще произнёс Игорёк.

— А-а… Ну, хлебни. Тебе это надо. «Дубовый» оттого так и зовётся, что принимает в себя только крепких. Хотя и второго рода вложения. «Дубовый» — гордость нашего сектора. Ты пей и иди. Без тебя не могут начать Игру.

Игорёк бережно и одновременно жадно, тончайшей струйкой, пустил чернильный спирт себе в глотку. Глотку обожгло сильно, но сладко. В голове не скажешь чтобы прояснилось, но стало не так ватно. И не так хотелось плакать.

«Дубовый» представлял собой огромный зал со стенами, сложенными из могучих дубовых брёвен. Середину занимал дубовый стол, вокруг него — четыре кресла, а дальше — ряды длинных скамей. Они уже были заполнены зрителями. Зрители — на вид люди, хотя одетые чёрт знает во что, разве что не в лохмотья, — увидев Игорька, повскакивали с мест, приветствуя его как Слушателя.

Один из них подскочил к Игорьку.

— Наконец-то, Игорь Святополкович! Наконец-то. Заждались. Я — Ведущий Игры. Вы знакомы с обязанностями Слушателя? Слушатель должен назначить масть Игры…

— Да ладно… — недовольно ответил Игорёк. — Все вы — горшки глиняные. Дерьмо собачье.

Плакать больше не хотелось, зато хотелось поносить всё и вся последними словами.

Ведущий Игры покивал головой. И достал из-за пазухи охапку деревянных карт. Масти и старшинство были вырезаны в дереве.

— Если хотите, я сам фигуру выложу.

Ведущий принялся с важной неторопливостью раскладывать «карты» на столе в некое подобие геометрической фигуры. Узор из карт-деревяшек напоминал паутину.

— Какова же масть Игры? — с нажимом спросил Ведущий.

«Вот урод», — подумал Игорёк.

— Трефовая, — ответил с раздражением он.

— О-о-о! — загудели зрители.

«Вот уроды», — подумал Игорёк.

— Кто желает рассказывать?! — торжественно возгласил Ведущий.

— Я! Зот Крашеный! — к столу вышел давешний сосед по нарам из барака первого рода вложения.

— Кто будет отвечать?! — продолжал ведущий.

— Я! Сивел Сморчжовый! — к столу приблизился коренастый узловатый мужичок.

«Пиломатериалы, — внутри Игорька всё бушевало. — Неужели я среди этой древесины и сгину?»

Из глаз вновь потекли слёзы, жалко стало себя до невозможности.

А Ведущий всё не унимался.

— Сивел Сморчжовый, какова будет ваша масть ответа?!

— Эх! Была — не была, — с крайней отчаянностью ответил тот. — Пиковая!

Зрители взорвались овацией.

— Браво! Браво, Сморчжовый!!! Вот это Игра!!!

Оба игрока стали на глазах преображаться. И вот уже вместо безликого человекоподобного существа по имени Зот за столом сидел хорошо одетый мужчина с вполне человеческим лицом. Мужчина этот казался Игорьку смутно знакомым. Где-то Игорёк с ним пересекался. Там, среди людей.

Сморчжовый преобразился в респектабельного джентльмена с тяжелым упрямым подбородком, недобрым взглядом из-под кустистых бровей. Голова несколько склонена набок с нарочитой небрежностью и даже брезгливостью. Сморчжовый курил сигариллу.

— Начинается Игра! — возгласил Ведущий, и вмиг воцарилась тишина.

Зот неспешно извлёк из фигуры карту, десятку треф, выложил перед Слушателем. И неторопливо заговорил:

— История началась на одной московской квартире…

Игорька передёрнуло от дико прозвучавшего в этом деревянном месте словосочетания «московская квартира».

— …летом девяносто четвёртого года. Хозяин квартиры, владелец автомойки и магазина запчастей, гулял с друзьями по поводу первого места «Спартака» в первом круге чемпионата. Старый клиент хозяина, страстный автолюбитель и владелец звукозаписывающей студии адыгеец Казбек, пришёл с двумя девушками, Ларисой и Катей, танцовщицами из кордебалета одной восходящей поп-звезды. Обе мечтали о карьере певицы.

Сивел Сморчжовый вдруг склонил голову на другую сторону, пыхнул сигариллой и потянулся за картой. Занёс руку в задумчивости и взял четвёрку пик.

— Отвечаю: ни о чём таком они не мечтали. Лариса хотела московской прописки и ради этого спала со всеми знакомыми напропалую, если это были москвичи. Катя имела виды на Казбека — замуж собиралась. Спала она со всеми симпатичными мальчиками, просто из любви к мужскому полу. Казбек считал её своей девушкой, но ни о какой женитьбе не думал. Он знал, что родители не одобрят брака с русской, а без помощи родителей о бизнесе в Москве можно забыть. Про карьеру певицы обе только рассказывали. Чтобы человек думал, что с ним в постели не лярва какая, а девушка с серьёзной жизненной позицией.

Зот взял из фигуры четвёрку треф.

— Были там ещё жена хозяина, её подруга со своим приятелем и двое друзей: один — начинающий продюсер, второй — начинающий композитор. У продюсера были общие дела с Казбеком, композитор оказался в этой компании случайно.

Сивел Сморчжовый презрительно выпустил клуб дыма и небрежно извлёк из фигуры тройку пик.

— Вовсе не случайно. Композитор на правах друга повсюду ходил за продюсером, пытаясь завести связи. Он страстно желал выпустить магнитоальбом, а ещё на кредиты взял в Москве квартиру и боялся, что не хватит денег вернуть кредит.

Зот хмыкнул, мол, несущественная деталь, и взял трефовую пятёрку.

— О достижениях команды «Спартак» быстро забыли. Выпили, потанцевали. Продюсер, к слову, его звали Артемий, стал спорить с Казбеком насчёт партии пиратских записей, потому что Казбек продавал направо и налево, а с ним, с Артемием, делиться не хотел. Хотя идея копировать ворованные записи на аппаратуре Казбека была его, Артемия. Распространять Артемий собирался по своим каналам, но Казбек решил делать это сам, через кавказцев.

Сивел Сморчжовый угрюмо кивнул, мол, ничего не добавишь, молча положил пятёрку пик. Зот ответил тройкой и продолжал:

— Катя, оставшись без присмотра Казбека, стала заигрывать с молодым композитором, благо мальчик был красивый. Кстати, звали его Игорь. Игорь же запал на Ларису. Приглашал танцевать, но всякий раз Катя как бы в шутку разбивала их пару и висла у Игоря на шее. Ларисе же Игорь не понравился.

Сивел Сморчжовый вновь выпустил клуб дыма — казалось, сигарилла его имела свойство не сгорать, — и взял двойку пик.

— Чепуха. Будь Игорь при деньгах и хорошей квартире, той же ночью оказалась бы у него в постели. Тем более что фактурой он ей нравился. Но у неё был принцип, за который она себя уважала, — не размениваться по мелочам. В тот вечер Лариса метила в Артемия. У того была трёхкомнатная квартира, правда, не в центре, а на Вернадского, зато он успешно развивался как продюсер.

Зот вздохнул. Протянул руку, подумал и взял трефовую шестёрку.

— Разгорячённый ссорой с Артемием Казбек заметил заигрывания Кати с Игорем. Назвал её шлюхой. Она ответила: «Что здесь такого, сегодня мне нравится этот мальчик». И поцеловала Игоря в губы. «Это чмо»? — презрительно, как это умеют только кавказцы, спросил Казбек. Тогда Игорь вскочил и ушёл, ни с кем не попрощавшись.