После вчерашнего разговора между сержантом Мартьялем и Жаком Хелло сержант не мог отказать молодому человеку в разрешении сопровождать их — «племянника» и его самого — до миссии Санта-Жуана. Теперь секрет Жанны Кермор был известен ее спасителю и — конечно, в этом не могло быть сомнения — должен был вскоре стать известным и Герману Патерну. Трудно было бы скрыть это, а принимая во внимание обстоятельства, в которых должна была совершиться вторая часть путешествия, это становилось даже желательным. Но этот секрет, так хорошо хранившийся до того, оба молодых человека должны были скрыть от Мигуэля, Фелипе, Варинаса, Мирабаля и губернатора провинции. По возвращении, если бы поиски увенчались успехом, сам полковник Кермор мог бы представить этим лицам свою дочь.
Было условлено также, что ни Вальдес, ни Паршаль и никто из матросов пирог не будет посвящен в последние события. В общем, можно было только похвалить сержанта Мартьяля, что он выдал Жанну за своего племянника Жана в надежде обойти некоторые трудности путешествия, и лучше было оставаться при раз принятом благоразумном решении.
Описывать удивление, растерянность, а затем гнев старого солдата, когда Жак Хелло сообщил ему свое открытие, что Жан Кермор был Жанной Кермор, — было бы излишне, так как это легко себе представить.
Точно так же незачем останавливаться на вполне понятном смущении молодой девушки, которое она испытала, увидев после этого вновь Жака Хелло и Германа Патерна. Оба поспешили уверить ее в своем уважении к ней, преданности и своей скромности. Впрочем, обладавшая решительным характером девушка скоро овладела собой.
— Для вас я Жан… всегда Жан, — сказала она, протягивая руку обоим соотечественникам.
— Всегда, сударыня, — ответил Герман Патерн, отвешивая ей поклон.
— Да, Жан, мой дорогой Жан, — ответил Жак Хелло, — так я буду называть вас до тех пор, пока мы не вручим Жанну Кермор ее отцу.
Нечего и говорить, что Герман Патерн не счел нужным делать замечаний по вопросу об этом путешествии, которое должно было продолжаться до истоков Ориноко, а может быть, и дальше.
Лично он был даже доволен этим обстоятельством, так как оно давало ему возможность значительно пополнить его гербарий растениями флоры верхнего Ориноко. Он мог, таким образом, отлично выполнить свою задачу натуралиста, и, конечно, министр народного просвещения не мог бы решительно ничего сказать против того, что экспедиция зашла так далеко.
Что касается Жанны Кермор, то она была глубоко тронута тем, что Жак Хелло и Герман Патерн решили прийти ей на помощь и, подвергаясь всем опасностям этой экспедиции, сопровождать ее до миссии Санта-Жуана, что, несомненно, увеличивало шансы успеха ее предприятия. Сердце девушки было переполнено благодарностью к Жаку Хелло, который спас ей жизнь и не оставил ее одну в этом путешествии.
Конечно, Жак Хелло объявил Герману Патерну:
— Ты понимаешь, ведь не могли же мы бросить мадемуазель Кермор!..
— Я понимаю все, мой дорогой Жак! — ответил Герман Патерн. — Даже и то, что ты считаешь недоступным моему пониманию… Ты думал спасти юношу, а спас молодую девушку: таков факт. Очевидно, нам невозможно расстаться с этой интересной особой!
— Я сделал бы то же самое и для Жана Кермора! Конечно… Я не мог бы допустить, чтобы он подверг себя таким опасностям, и не разделить их с ним!.. Это был мой долг. Долг нас обоих, Герман, помочь ему до конца…
— Ну еще бы! — сказал Герман Патерн самым серьезным тоном.
Вот что молодая Кермор рассказала своим двоим соотечественникам.
Родившись в 1829 году и имея, следовательно, теперь 63 года, полковник Кермор женился в 1859 году на креолке с острова Мартиника. Первые два ребенка от этого брака умерли в раннем детстве. Жанна их не знала, но ей известно, что родители ее после этого оставались неутешными.
Полковник Кермор в 41 год уже получил этот чин. Служивший солдатом, потом капралом, наконец, сержантом — Мартьяль был слугой этого офицера, который спас ему жизнь в сражении при Сольферино. Впоследствии они оба совершили поход против пруссаков.
За две или три недели до объявления войны 1870 года семейные дела заставили г-жу Кермор отправиться на Мартинику. Там родилась Жанна. Узнав об этом среди ужасных испытаний войны, полковник страшно обрадовался рождению ребенка. Если бы служба не удержала его, он поехал бы к жене и дочери на Антильские острова и вместе с ними вернулся во Францию.
Не желая ждать конца войны, когда мужу можно будет приехать к ней, г-жа Кермор решила вернуться одна, так как ей хотелось скорее свидеться с ним. В мае 1871 года она села в Сен-Пьере на английский пароход «Нортон», шедший в Ливерпуль.
С г-жой Кермор ехала креолка — кормилица ее дочери; девочке в это время было всего несколько месяцев. Г-жа Кермор намерена была оставить эту кормилицу при себе в качестве горничной по возвращении в Бретань, в Нант, где она жила до своего отъезда.
В ночь на 24 мая в Атлантическом океане во время сильного тумана «Нортон» столкнулся с испанским пароходом «Виго» из Сантандера. «Нортон» пошел почти тотчас же ко дну, увлекая с собой пассажиров и экипаж; спаслось лишь 5 пассажиров и 2 человека из команды; оказать помощь «Виго» не смог.
Г-жа Кермор не успела даже выйти из своей каюты, находившейся на том борту, которым «Нортон» столкнулся с «Виго»; кормилица погибла тоже, хотя она и успела выбежать с ребенком на палубу.
Каким-то образом благодаря самоотверженности одного из матросов «Нортона», которому удалось доплыть до «Виго», ребенок был спасен, После гибели «Нортона» испанский пароход, который повредил себе носовую часть, но машины которого остались целы, спустил шлюпки, но поиски его оказались тщетными, и он должен был пойти в ближайший порт на Антильские острова, куда и прибыл через восемь дней.
Отсюда те несколько пассажиров, которые спаслись на «Виго», вновь отправились на родину.
Среди пассажиров «Виго» находились богатые колонисты, родом из Гаваны — муж и жена Эредиа, которые пожелали взять на свое попечение маленькую Жанну. Был ли у нее какой-нибудь родственник, этого узнать не удалось. Один из спасенных матросов утверждал, правда, что мать этой девочки, француженка, была на «Нортоне», но он не знал ее имени, и узнать его не удалось, так как в конторе пароходства оно записано не было…
Жанна, удочеренная семьей Эредиа, была отвезена в Гавану. Здесь, после тщетных попыток узнать фамилию ее родителей, они воспитали ее. Ей дали имя Жуана. Очень способная от природы, девочка отлично училась и выучилась говорить по-французски и по-испански. От нее не скрыли ее прошлого, и поэтому она постоянно стремилась мыслью во Францию, где, может быть, находился ее отец, который горевал о ней и не надеялся ее когда-либо увидеть.
Что касается полковника Кермора, то легко себе представить, как велико было его горе, когда он узнал о гибели жены и дочери. В тревогах войны 1871 года он знал только, что г-жа Кермор решила выехать с Мартиники, но не знал, что она села на «Нортон». Он узнал об этом одновременно с известием о крушении этого парохода. Напрасно он старался найти какие-нибудь следы. Все его поиски привели лишь к окончательному убеждению, что жена и дочь погибли вместе с большинством пассажиров и экипажа парохода.
Горе полковника Кермора было безгранично. Он потерял одновременно и горячо любимую жену, и крошку дочь, которую ни разу даже не поцеловал. Впечатление от этого двойного несчастья было так сильно, что одно время можно было опасаться за его рассудок. Во всяком случае, он серьезно заболел, и если бы не заботы о нем старого солдата, сержанта Мартьяля, род Керморов, вероятно, прекратился бы.
После выздоровления полковник долго еще не мог окончательно поправиться. Он решил уйти со службы и в 1873 году подал в отставку. Ему был тогда всего 41 год, и он находился еще в полной силе.
С этого времени полковник Кермор жил совсем уединенно, в скромном деревенском домике в Шантенэ на Луаре, около Нанта. Он не принимал никого из друзей. Единственным его товарищем был сержант Мартьяль, который покинул службу одновременно с ним.
