Действительно, совсем не важно было, чтобы кривые оказались точно вычерченными. Вопрос шел о чисто географической, а не о художественной стороне дела. Мигуэль был не прав. Он сразу почувствовал это. Тогда ему пришла в голову мысль воспользоваться другим аргументом, чтобы направить спор в иную сторону. В самом деле, найти средство примирить обоих противников на одном мнении было невозможно. Но он надеялся, что, может быть, они, как собаки, сбившись с одного следа, бросятся по другому.

— Хорошо, — сказал Мигуэль, — оставим мою точку зрения в стороне. Вы утверждаете, Фелипе — и с какой настойчивостью! — что Атабапо не приток Ориноко, а именно само Ориноко?

— Да, я утверждаю это.

— А вы, Варинас, поддерживаете — и с каким упрямством! — противоположное мнение: что Ориноко — это Гуавьяре?

— Именно!

— Ну так почему же не предположить, — продолжал, водя пальцем по карте вдоль спорного течения, Мигуэль, — что вы ошибаетесь оба?

— Оба?! — воскликнул Фелипе.

— Только один из нас ошибается, — сказал Варинас, — и это не я!

— Выслушайте меня до конца, — сказал Мигуэль, — и не возражайте, пока я не выскажусь. Есть и другие притоки, кроме Гуавьяре и Атабапо, — притоки, которые характерны и по своему значению, и по величине, и по истокам. Таковы, например, Кора на севере, Апуре и Мета на востоке, Кассиквиар и Иквапо на юге. Вы замечете их здесь, на этой карте?.. Так позвольте же вас спросить: почему бы одному из этих притоков не быть рекой Ориноко, и даже с большим правом, чем ваш Гуавьяре, мой дорогой Варинас, или чем ваш Атабапо, мой дорогой Фелипе?

Это предположение высказывалось впервые, поэтому неудивительно, что оба спорщика, услышав его, на некоторое время онемели.

Как! Вопрос может идти не только об Атабапо и Гуавьяре?.. Как!!!.. Их товарищ может предполагать существование и других претендентов?..

— Полноте! — воскликнул Варинас, — Это несерьезно, и вы говорите об этом шутя, Мигуэль!..

— Напротив, очень серьезно. Я нахожу вполне естественным, логичным и вполне приемлемым мнение, что и другие притоки, кроме Атабапо и Гуавьяре, могут оспаривать честь именоваться настоящим Ориноко…

— Вы смеетесь! — возразил Фелипе.

— Я никогда не смеюсь, когда обсуждаются географические вопросы, — важно ответил Мигуэль. — На правой стороне Ориноко, в его верхнем течении, имеется Падамо…

— Ваш Падамо всего только ручей по сравнению с моим Гуавьяре, — остановил его Варинас.

— Ручей, который географы считают таким же важным, как и само Ориноко. На левой стороне есть Кассиквиар…

— Ваш Кассиквиар всего только ручеек рядом с моим Атабапо! — воскликнул Фелипе.

— Ручеек, который соединяет водные бассейны Венесуэлы и Амазонки. На той же стороне есть еще Мета…

— Но ваша Мета — это только водопроводный кран!

— Кран, из которого вытекает река, которую экономисты рассматривают как будущую дорогу между Европой и колумбийской территорией.

По всему было видно, что Мигуэль хорошо осведомлен по данному вопросу. Он находил ответы на всякие возражения.

— На той же стороне, — продолжал он, — имеется Апуре, — река, по которой корабли могут подниматься вверх по течению на расстояние пятисот километров.

Ни Фелипе, ни Варинас ничего не возражали на это. Казалось, они были подавлены апломбом Мигуэля. — Наконец, — прибавил последний, — на правой стороне есть Кучиверо, Кора, Карони…

— Когда вы кончите ваше перечисление… — сказал Фелипе.

— …мы обсудим все, вами сказанное, — добавил Варинас, скрестив на груди руки.

— Я кончил, — ответил Мигуэль, — и если вы хотите знать мое личное мнение…

— Стоит ли игра свеч?.. — возразил снисходительно-ироническим тоном Варинас.

— Весьма сомнительно! — объявил Фелипе.

— Однако я все же выскажу его, мои дорогие коллеги! Ни один из этих притоков не может рассматриваться как главная река, которой по праву принадлежало бы имя Ориноко. Поэтому же, с моей точки зрения, это имя не может быть приписано ни реке Атабапо, рекомендуемой моим другом Фелипе…

— Это неверно!.. — твердо заявил последний.

— …ни реке Гуавьяре, на которую указывает мой друг Варинас…

— Ересь!.. — воскликнул Варинас.

— Таким образом, я прихожу к выводу, — заключил Мигуэль, — что имя Ориноко должно быть сохранено за верхним течением реки, истоки которой находятся в горах Паримы. Она всецело находится в пределах нашей территории и не орошает никакой другой. Гуавьяре и Атабапо должны, следовательно, удовольствоваться званием простых притоков, что, в конце концов, с географической точки зрения вполне приемлемо…

— Но чего я не принимаю, — возразил Фелипе.

— От чего я отказываюсь! — воскликнул и Варинас.

Результатом вмешательства в этот гидрографический спор Мигуэля явилось лишь то, что вместо двоих трое схватились между собой, отстаивая: один — Гуавьяре, другой — Ориноко, третий — Атабапо. Ссора длилась еще целый час и, может быть, никогда не кончилась, если бы Фелипе, с одной стороны, и Варинас — с другой, не воскликнули наконец:

— В таком случае… едем!..

— Ехать? — спросил Мигуэль, совершенно не ожидавший подобного предложения.

— Да! — повторил Фелипе. — Едем в Сан-Фернандо, и я буду не я, если не докажу вам там, что Атабапо — это Ориноко.

— А я, — воскликнул Варинас, — я наглядно докажу вам, что Ориноко — это и есть Гуавьяре…

— В таком случае я, — сказал Мигуэль, — несомненно, заставлю вас признать, что Ориноко есть Ориноко!

Таким путем в результате крупного спора эти трое решили предпринять путешествие, которому, может быть, суждено было окончательно определить течение венесуэльской реки, если только это течение не было уже достаточно определено и установлено последними исследованиями.

К тому же нужно было только подняться по течению до Сан-Фернандо, до той луки, где в нескольких километрах друг от друга протекают Гуавьяре и Атабапо. Если бы было установлено, что тот и другой могут быть лишь притоками, то оставалось бы только согласиться с Мигуэлем и признать право гражданства за Ориноко, а не за недостойными речками, претендующими на это.

Пусть читатель не удивляется, если это решение, возникшее во время горячего спора, немедленно же стало осуществляться.

Пусть не удивляется он также тому шуму, который произвело это решение в ученых кругах Боливара, и тому, что намеченная экспедиция взволновала всю Венесуэльскую Республику.

Как есть эксцентричные люди, так существуют и эксцентричные Страны — прежде чем выбрать себе постоянное местопребывание, они колеблются, идут точно ощупью. Так случилось и со столицей Гвианы, со времени ее основания в 1576 году на правом берегу Ориноко. Утвердившись сначала у устья Карони под именем Сан-Томе, она была перенесена через десять лет на 60 километров выше.

Затем, сожженная англичанами при известном английском путешественнике и колонизаторе Вальтере Ралее, она переместилась в 1764 году еще на 150 километров выше, к такому месту, где ширина реки не превосходит одного километра. Отсюда произошло и имя Ангостура, которое было ей дано и которое заменилось впоследствии именем Боливар.

Эта столица расположена в 400 километрах от дельты Ориноко, уровень которой, отмечаемый расположенной в середине реки скалой, сильно меняется в зависимости от сухой погоды, с января по май, или же дождливого времени года.

Город, в котором в описываемые нами времена числилось от 11 до 12 тысяч жителей, дополняется предместьем Соледад на левом берегу и простирается от Аламеды до квартала Сухой Собаки. Странное имя этого квартала находится в полном противоречии с его положением, так как он чаще всех других страдает от наводнений, происходящих от внезапных и сильных разливов Ориноко.

Главная улица с общественными зданиями, изящными магазинами, крытыми галереями, домики, прислоненные к возвышающемуся над городом холму, пестрые палисадники, полузакрытые деревьями дачи, жизнь и движение в порту, многочисленные парусные суда, свидетельствующие об активной речной торговле, усиливаемой и сухопутным транспортом, — все это, вместе взятое, производит прекрасное впечатление.