— А его товарищ? — спросил Мигуэль.

— Его товарищ? — ответил индеец. — О, он искатель растений…

В это время индеанка произнесла несколько слов на туземном наречии, которого не могли понять путешественники, и вслед за этим ее муж сказал:

— Да… да… я дал ему стебель одного редкого растения… и он был так доволен, что захотел сделать при помощи какой-то машины наше изображение на маленьком зеркале…

— Вероятно, фотографию, — сказал Фелипе.

— Не покажете ли вы его нам? — спросил Мигуэль. Девочка оставила свое место около Жана, открыла один из ящиков, стоявших на полу, вынула оттуда «изображение» и подала его юноше.

Это действительно была фотография. Индеец был снят в своей любимой позе: в шляпе и плаще; направо от него стояла жена в длинной рубахе, с ожерельями на руках и ногах, налево — девочка, гримасничающая, точно счастливая обезьянка.

— Вы не знаете, что сталось с этими французами? — спросил Мигуэль индейца.

— Я знаю, что они переплыли реку, чтобы отправиться в Урбану. Оттуда, оставив лодки, они взяли направление через льяносы к востоку.

— Они были одни?

— Нет, с ними был проводник и несколько человек индейцев из племени мапойосов.

— И со времени их отъезда вы о них ничего не слышали?

— Нет.

Что в самом деле сталось с обоими путешественниками, Жаком Хелло и Германом Патерном? Не было ли основания опасаться, что они погибли в этой экспедиции, к востоку от Ориноко?.. Не предали ли их индейцы?.. Не угрожала ли им в данный момент какая-либо опасность в этих малоизвестных краях?.. Жан знал, что Шаффаньон больше всего пережил опасностей от своей собственной охраны. Когда он исследовал Кору, то спас свою жизнь лишь тем, что убил проводника, который хотел его предать. При мысли, что оба его соотечественника могли погибнуть, как и многие другие исследователи этой части Южной Америки, юноша почувствовал сильное волнение…

Вскоре после полуночи буря начала стихать. Небо прояснилось.

— Будет хороший день, — заметил индеец, когда его гости покидали хижину.

Действительно, лучше всего было вернуться к лодкам, так как ночь обещала быть тихой и сухой. В каютах на циновках было, конечно, гораздо удобнее спать, чем на земляном полу индейской хижины.

На другой день с восходом солнца пассажиры были уже готовы покинуть Буэна-Висту. Солнце поднималось на довольно чистом небе; кроме того, подул северо-восточный ветер, так что можно было поставить паруса.

Впрочем, путь до Урбаны, где предполагалось остановиться на сутки, был короткий. При благоприятных обстоятельствах можно было добраться до нее после полудня.

Мигуэль и его два друга, сержант Мартьяль и Жан Кермор распрощались с индейцем и его семьей. Затем, поставив паруса, «Галлинетта» и «Маринар» двинулись по узкому фарватеру между песками. Стоило наступить, однако, разливу, и река залила бы все эти пески, раскинувшись в ширину на несколько километров.

Сержант Мартьяль и юноша расположились в своей лодке перед каютой, чтобы подышать свежим воздухом. Парус защищал их от солнца, которое жгло, несмотря на ранний час.

Сержант Мартьяль под впечатлением вчерашнего разговора, из которого он усвоил только часть, начал беседу такими словами:

— Скажи, пожалуйста, Жан, ты веришь всем этим россказням индейца?

— О чем?

— Да об этих тысячах черепах, которые разгуливают в окрестностях.

— Почему же нет?..

— Мне кажется уж очень необычайным! Ну, легионы крыс — это возможно… их видели… Но легионы этих животных, величиной по метру!..

— Их видели тоже.

— Кто же видел?

— Прежде всего индеец.

— Ну, это его сказки!

— Затем путешественники, которые поднимались по течению Ориноко, также говорят об этом.

— О! Это в книгах, — ответил сержант Мартьяль, очень недоверчиво относившийся к печатному слову.

— Ты не прав, дядюшка! Это очень правдоподобно и, прибавлю, даже вполне достоверно.

— Хорошо… хорошо!.. Во всяком случае, если это и правда, то я не думаю, чтобы, как говорил Мигуэль, было очень опасно встретить так много черепах на своем пути!

— Однако… если они загородят тебе дорогу…

— Что ж такое… можно идти по их спинам, черт возьми!

— А опасность быть раздавленным, если оступишься…

— Ничего!.. Я все же хотел бы это видеть, чтобы поверить…

— Мы приехали слишком поздно, — ответил Жан. — Месяца четыре назад ты мог бы убедиться в этом собственными глазами.

— Нет, Жан, нет!.. Все эти рассказы выдуманы путешественниками, чтобы соблазнить честных людей, предпочитающих сидеть дома…

— Есть и честные путешественники, дядюшка!

— Если существует здесь столько черепах, то как же мы не видим ни одной?.. Посмотри на эти пески… Где же покрывающие их черепахи?.. Подожди, я не требователен… я не хочу их сотнями тысяч, этих черепах, я хочу всего только пятьдесят… десяток — одним словом, столько, чтобы сделать вкусный суп, в который я мог бы с удовольствием обмакнуть хлеб…

— Ты дашь мне половину тарелки этого супа, не правда ли, дядюшка?

Между тем обе лодки дружно продолжали подниматься вверх по течению, подгоняемые попутным ветром. Пока они шли левым берегом, ветер оставался благоприятным и прибегать к шестам не пришлось.

Так продолжалось путешествие до устья Ароки, важного притока Ориноко, в которое он вливает воды, рожденные на самом склоне Анд и не смешанные ни с какими другими, так как в его узком бассейне нет ни одного притока.

Около одиннадцати часов утра пришлось перевалить на другую сторону реки, так как Урбана лежит на правом берегу.

Здесь начались довольно большие затруднения, несколько замедлившие путь. Фарватер поворачивал среди песков крутыми изгибами. Иногда благодаря этому вместо попутного ветер оказывался встречным. Приходилось убирать паруса, идти при помощи шестов, и так как течение здесь было очень быстрое, то, чтобы справиться с ним, пришлось взяться за работу всем поголовно.

Было два часа пополудни, когда «Галликетта» и «Марипар», одна за другой, достигли острова, носящего то же имя, что и городок Урбана. Панорама этого острова была иной, чем у прибрежных льяносов; он оказался лесистым и носил на себе даже следы агрокультуры. В этой части реки такое можно видеть редко, так как индейцы занимаются исключительно охотой, рыбной ловлей и собиранием черепашьих яиц, что, вопреки мнению сержанта Мартьяля, занимает громадное число рук.

Так как гребцы были очень утомлены, проработав под палящим полуденным солнцем несколько часов, то рулевые сочли необходимым сделать часовую остановку, чтобы поесть, а затем и отдохнуть. До Урбаны можно было успеть добраться к вечеру. Действительно, стоило обогнуть остров, и деревня тотчас же открывалась перед глазами. Это последний поселок на среднем Ориноко перед Карибеном, расположенным в 200 километрах выше, у устья Меты. Фальки пристали к берегу, и пассажиры сошли на землю, где и расположились в тени развесистых деревьев.

Вопреки желанию сержанта Мартьяля, между пассажирами обеих лодок начали устанавливаться более или менее близкие отношения, что было, конечно, вполне естественно в подобном путешествии. Держаться обособленно было бы противно здравому смыслу. Мигуэль не скрывал своей симпатии к молодому Кермору, и последний, в силу простой любезности, не мог быть вполне равнодушен к оказываемому ему вниманию. Сержанту Мартьялю приходилось волей-неволей примириться с тем, чему он не мог помешать. Но, проявляя некоторую склонность к снисходительности, он внутренне бранил себя за свою слабость и глупость.

На острове, который отчасти был возделан людьми, дичи, по-видимому, не было. Лишь несколько уток летали над поверхностью реки. Поэтому охотники и не предпринимали никакой охоты, тем более что в Урбане они могли достать все нужное для пополнения провизии лодок.

Эта остановка прошла в разговорах. Гребцы разлеглись под сенью деревьев и отдыхали.

Около трех часов Вальдес дал сигнал к отъезду, и лодки тотчас отвалили. Сначала пришлось подниматься на шестах до верхней оконечности острова. Оттуда оставалось только пересечь наискось реку.