Пока они сидели в спальне Бауманов в это послеполуденое время, Льюис осознал, что даже сейчас не осмеливается напомнить Морсу о навязчивой мысли, которая упорно засела в его сознании. До сих пор он отстранялся от этой идеи, как полностью воображаемой, но вопреки этому, она не исчезала совсем.
— Я знаю, что это смешно, сэр — но не могу перестать думать, про тот подъемный кран сзади отеля.
— Продолжайте! — сказал Морс, проявляя известный интерес.
— Эти краны могут поставить торцом бревно на монету в шесть пенсов: им нужно только точно отрегулировать болты и все. То есть, если хотите, можно поднять сундук, скажем, и переместить куда пожелаете — через окно, может быть? Это только беглая идея, сэр, но не возможно ли, что Бауман был убит в основной части отеля? Если убийца завернул тело и положил его на кран, он мог перенести его к Пристройке 3, где кто-то мог помочь ему поместить тело в комнате. Сам убийца, вероятно, вообще не попадает под подозрение, потому что он никогда и близко не был у пристройки. И если шел снег — как утверждают в метеорологической службе — не должно быть никаких отпечатков ведущих, к пристройке, так? Позади отеля так много мусора и грязи, что никто не заметил бы ничего необычного; и никто ничего не услышал бы с этим дискошумом внутри. Я знаю, это наверное глупо, но в списке опять люди, которые были в отеле. И, думаю, вы согласитесь, сэр, нам начинает не хватать подозреваемых.
Морс, который внимательно слушал, притихнув, теперь покачал головой со странным весельем.
— На что намекаете, Льюис? Что наш убийца крановщик, что ли?
— Это только идея, сэр.
— Все же это сужает круг. Светловолосый крановщик по имени Тэд, который провел неделю на Уиндермире или где-то еще…
Морс засмеялся.
— Льюис, да вы хуже меня!
Из дома Бауманов Морс позвонил в Управление и узнал, что к нему выезжают двое детективов, которые помогут тщательно обыскать все помещения на Чарлбери-Драйв.
Сам Морс взял ключи от машины и поехал обратно к Оксфорд.
Тридцать пятая глава
Вторник, 7го января, после полудня
За исключением пожелания доброго вечера, Томас и Луиза Хардинг не обменялись и словом.
Флоренс Эмили Харди, «Ранние годы Томаса Харди»
Вместо того, чтобы вернуться в Кидлингтон, Морс в очередной раз заехал в Саммертаун и повернул на Эверт-Плейс, где остановился точно перед лестницей и припарковался. Он узнал, что Секретарь на месте и почти сразу сможет его принять. Пока Морс ждал, сидя на длинной скамейке в фойе, он был под приятным впечатлением (как и в прошлое посещение) от дизайна и обстановки Экзаменационной Палаты. Это здание, наверное, было одним из вершин достижений архитектуры в Оксфорде после 1950 года. Он понял, что пытается определить дату постройки: 1960? 1970? Но прежде чем он пришел к какому-либо заключению, ему сообщили, что Секретарь готова принять его.
В очередной раз Морс расположился в красном кожаном кресле.
— Красивое у вас здание!
— Да, нам повезло с ним.
— Когда оно построено?
— Закончено было в 1965 году.
— Я сравниваю его с некоторыми страшноватыми зданиями, которые были построены в Оксфорде после войны.
— И все же, не надо думать, что у нас нет проблем.
— Правда?
— О, да. Очень часто протекают трубы в подвалах. А кроме того, у нас плоская крыша: едва ли можно дать Королевскую премию по архитектуре тому, кто спроектировал плоскую крышу для такого большого здания — и это в Англии! Я бы, во всяком случае, уж точно не дала.
Секретарь говорила убедительно, и Морс ощутил, что проявляет интерес к теме.
— У вас были неприятности?
— Неприятности? Да, были, а они и сейчас есть, и буду очень удивлена, если их не будет в будущем. Мы только что поменяли полностью всю черепицу на крыше — в третий раз.
Морс кивал сочувственно, пока ее слушал, но скоро его интерес к строительным проблемам Палаты исчерпался, и он перешел к причине своего посещения. Он рассказал секретарю, вполне доверительно, почти все, что узнал о Бауманах, и намекнул, что сильно беспокоится за жизнь Маргарет Бауман. Потом спросил, не было ли у нее каких-нибудь наиболее близких подруг среди коллег; а может у нее были друзья; или имели место какие-либо сплетни о ней; и вообще, было ли что-нибудь, что можно было узнать от коллег Маргарет.
В результате в кабинет Секретаря была приглашена миссис Глэдис Тейлор, которая отрицала, что знала чтобы то ни было о семейной жизни Маргарет Бауман, или о какой либо возможной внебрачной связи, или же о ее сегодняшнем местопребывании. Вскоре Морс решил, что особой пользы от этой женщины не будет и отпустил ее. Он совсем не удивился, что она знает так мало; к тому же он решил, что его резкий тон при беседе бесконечно сильно смущал бедную женщину. То, чего Морс не смог понять — и о чем, вероятно, мог бы догадаться, не будь он так самоуверен — это то, что беспокойство Глэдис Тейлор не имело ничего общего с тоном его вопросов. Зато было сильно связано с тем фактом, что Маргарет, проведя уикэнд в ее доме в Северном Оксфорде, появилась снова — так драматично! — поздно вечером накануне и попросила Глэдис принять ее и пообещать, что никому не скажет, где она.
Бывший тюремный офицер, ныне работающий на проходной, отложил просмотр судебного бюллетеня и поздоровался с главным инспектором, который подал ему временный пропуск — пластмассовую карточку желтоватого цвета с металлической прищепкой и с надписью черными заглавными буквами: ПОСЕТИТЕЛЬ; под ним черным фломастером было написано «Инсп. Морс». У главного входа стояли в ряд мешки с корреспонденцией, которые, вероятно, дожидались почтовую машину. Морс собрался выйти, но его поразило удачное стечение обстоятельств — мешки шьют заключенные в тюрьмах. Он повернулся и заговорил с бывшим офицером:
— Вероятно, вы чувствуете себя как дома с этими мешками!
— Да! Подобные вещи не забываются, сэр. А я все еще могу узнать, где сделаны большинство из них — по печатям, имею в виду.
— Правда можете? — Морс подхватил один из серых мешков и охранник приблизился, чтобы на него посмотреть.
— Этот из тюрьмы «Скрабс».
— Говорят, в «Скрабсе» было полно преступников.
— Было такое — в мое время.
— Здесь, кажется, не бывает много преступлений, а?
— Есть много такого, что некоторые хотели бы утащить — преимущественно списки экзаменационных вопросов, конечно.
— И вы поэтому здесь.
— В последнее время стало трудно за всем уследить. Так много людей приходит — речь не идет о постоянно работающих сотрудниках — приходят торговцы, строители, электротехники, поставщики.
— И вы всем даете пропуски — как тот, что дали мне?
— Да, если это не постоянные посетители. А таким мы даем временный пропуск со снимком и прочим. Экономят много времени и избавляют от неприятностей.
— Понимаю, — сказал Морс.
В Кидлингтоне Морса ожидало письмо: белый конверт со штемпелем Лондона, адресованное главному инспектору Морсу (написанное изящным почерком) и пометкой «Строго доверительно и лично». До того как он вскрыл конверт, Морс был убежден, что его ожидает невероятно интеллигентное и жизненно важное открытие в деле Баумана. Но ошибся. Письмо было следующим:
Это любовное письмо, но пожалуйста, не стесняйтесь слишком сильно, так как в сущности это не имеет значения. Сейчас Вы занимаетесь расследованием убийства, и мы встретились недавно в связи с этим случаем. Не знаю почему, но думаю, что я быстро, счастливо и по-настоящему влюбилась в Вас.
Вот, это так!
Я не написала бы это глупое письмо, если бы не прочла биографию Томаса Харди, в которой он (по его собственным словам) рассказывает, что никогда не мог забыть лицо одной девушки, которая однажды улыбнулась ему, проезжая мимо верхом. Он знал имя девушки, по сути оба жили недалеко друг от друга, но их отношения никогда не развились даже до того, чтобы они заговорили между собой. А я хотя бы настолько преуспела!
Теперь порвите это! Я сказала о том, что испытываю к Вам.
Я почти хочу быть подозреваемой в этом деле. Может быть, я и есть убийца! Приедете арестовать меня? Прошу Вас!